Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Итак, подхватил Юньгэ корзину и вошел в чайную.

– Ты меня за что вчера избила, старая свинья? – заругался он.

– Ах ты, макака проклятая! – вскочив с места, с гневом набросилась на него Ван. – Чего тебе тут нужно? Опять пришел старуху оскорблять, да?

– За тем же самым, старая сводня, собачье мясо! … тебе, случница!

Старуха так рассвирепела, что схватила Юньгэ и давай его бить.

– На, бей! – крикнул юнец и выбросил на улицу корзину.

Хозяйка только было хотела удержать Юньгэ, как он с криком «На, бей!» наклонился ей до пояса и так ударил головой в живот, что, не будь сзади стены, старуха так бы и опрокинулась навзничь. Сорванец изо всех сил припер ее к стене, а тем временем в чайную ворвался, на ходу сбрасывая халат, У Чжи. Старая Ван попыталась было его удержать, но не тут-то было. Юньгэ крепко-накрепко припер старуху, и та только крикнула:

– У Старший идет!

Цзиньлянь и Симэнь не знали, что делать. Цзиньлянь бросилась припирать дверь, а Симэнь залез под кровать. У Чжи толкнул дверь, но открыть не смог.

– Вот вы, оказывается, чем занимаетесь! – закричал он.

Цзиньлянь держала дверь.

– Ты же хвастался, драться больно ловок, – в полной растерянности говорила она Симэню, – а когда нужно, так от тебя никакого проку. Перед бумажным тигром струсил?

Цзиньлянь явно намекала Симэню, чтобы он схватился с У Чжи и выбрался из чайной. Тут только Симэнь смекнул, что ему предпринять.

– И вовсе я не испугался, – оправдывался он, вылезая из-под кровати, – просто сразу не сообразил.

Он вынул задвижку, открыл дверь и крикнул:

– Стой!

Муж хотел схватить любовника, но тот ударил его ногой. У Чжи был мал ростом, удар пришелся ему прямо под сердце. Он вскрикнул и рухнул на пол. Симэнь дал тягу. Видя, что дело плохо, Юньгэ отпустил старуху и бросился бежать. Соседи знали, каким влиянием пользуется Симэнь Цин, потому не посмели вмешиваться. Старуха стала поднимать У Чжи. Изо рта у него текла кровь, лицо пожелтело точно воск. Она кликнула Цзиньлянь и велела ей принести воды. Когда У Чжи стал приходить в себя, женщины, поддерживая его под руки, отвели черным ходом домой и уложили наверху в постель, но о том вечере говорить больше не будем.

Когда Симэнь убедился, что история не получила огласки, он как и раньше стал наведываться в чайную на свиданья с Цзиньлянь, надеясь, что У Чжи умрет своей смертью.

Пять дней пролежал У Чжи в постели. Вставать он не мог, и никто не давал ему ни пить, ни есть. Он звал жену, но она не откликалась, видел, как она наряжалась, подкрашивалась и уходила, а потом, разрумяненная, возвращалась домой. Инъэр она запретила даже подходить к отцу.

– Смотри, негодница! Воды без спросу подашь, отвечать будешь, – предупреждала Цзиньлянь.

После такого наказа Инъэр не решалась ни накормить, ни напоить отца. Не раз У Чжи просил о помощи, от крика терял сознание, но никто к нему не подходил. Как-то он позвал жену и сказал ей:

– Я знаю все твои проделки, собственными руками схватил твоего любовника. Это ты подговорила его ударить меня ногой под самое сердце. Я при смерти, а ты продолжаешь наслаждаться с любовником. Я умру, и вам меня бояться нечего, но у меня есть брат У Сун, а ты знаешь его нрав. Он рано или поздно вернется и дело так не оставит. Если пожалеешь меня, поухаживаешь за больным, ничего ему не скажу. Но если бросишь, то приедет брат, он с вами посчитается.

Цзиньлянь ничего не ответила мужу, а когда пошла в чайную, все рассказала старой Ван и Симэню. От ее слов любовника будто в ледяную воду окунули.

– О, горе! – раскаивался он. – Я же знал, кто такой старший охранник У Сун. Ведь это он убил тигра на перевале Цзинъян. Первый храбрец во всем Цинхэ! И я все-таки втрескался в его невестку, да так, что расстаться не могу. Что ж теперь делать!? Вот беда!

– Я корабль веду, да не волнуюсь, – усмехнулась старуха. – А ты не успел за руль встать и уж растерялся.

– Всегда я вел себя как настоящий мужчина, а тут прямо-таки ума не приложу, что можно сделать, – оправдывался Симэнь. – Может, ты, мамаша, что-нибудь придумаешь, нас укроешь, а?

– Знаю, как уберечь вас от опасности, – отвечала старуха. – Скажите, долго ль, коротко ль, вы собираетесь делить ложе?

– А что это значит? – спросил Симэнь.

– А то, что если коротко, значит – нынче сошлись, завтра расстались. Когда У Чжи поправится, попросите у него прощения, и он брату ничего не скажет. Вы обождете, пока У Сун снова отлучится по делам и тогда опять можете спокойно устраивать свидания. Если же собираетесь стать супругами навсегда, то должны встречаться каждый день и не трусить, а для этого я придумала чудный план. Только вряд ли вас вразумишь.

– Мы хотим быть мужем и женой навсегда. Пособи нам, мамаша, – просил Симэнь.

– Для этого одна вещь понадобится. Ни у кого ее нет, а вам, сударь, покровительствует само Небо. У вас найдется.

– Глаза свои вырву и отдам, если пожелаешь, только скажи, что это за штука.

– Пока простак при смерти, легче дело сделать. Вы возьмете у себя в лавке немного мышьяку, а госпоже велим купить лекарства от сердечной боли, подмешаем в него яду и дадим карлику. Тут ему и конец придет. А тело огню предадим! Фьють! – сгорит и никаких следов. Пусть тогда сам У Сун приезжает. Не к чему будет придраться! Говорят: сперва родители выдают, потом по своему усмотрению выходят. Не станет младший деверь в ее личные дела вмешиваться! Пройдет полгодика, год, кончится по мужу траур, пошлет тогда господин Симэнь паланкин и возьмет госпожу в дом. Вот и будет соединение на веки вечные. Блаженствуйте тогда до самой старости. Ну, как мой план?

– План чудесный, мамаша, – заключил Симэнь. – Издавна говорят: хочешь радости вкусить, не пожалей труда. Эх, была не была! Не брался – сторонись, а взялся – доводи до конца.

– Ну и прекрасно! – поддержала старуха. Это и значит вырвать сорняк с корнем, чтобы ростков больше не давал. А скосишь, корни останутся, он весной опять полезет – не справишься. Идите, сударь, домой да принесите поскорее, что я вас прошу. А там я сама все госпоже объясню. Выйдет дело, вы должны будете меня щедро вознаградить.

– Разумеется, об этом не стоит беспокоиться, – заверил старуху Симэнь.

О том же говорят и стихи:

В одно слились и страсть, и грезы,Готов на все влюбленный в розу.Такое мыслимо ль, скажи:Коварства жертвой пал У Чжи.

Так вот. Вскоре вернулся Симэнь и отдал старухе завернутый мышьяк.

– Я научу тебя, дорогая, как дать его мужу, – начала старая Ван, обратившись к Цзиньлянь. – Ведь просил он, чтобы ты выходила его, да? Вот ты этим и воспользуйся. Поухаживай за мужем, лаской ему польсти. А попросит лекарства, мышьяку и подмешай. Как проснется, смесь эту в рот ему и влей, а сама уходи. Подействует яд, начнут рваться внутренности, кричать будет, а ты его одеялом накрой, чтобы никто не услыхал. Как следует накрой, все углы подоткни, да заранее приготовь котел горячей воды и тряпку в нем прокипяти. Кровь у него хлынет отовсюду, губы станет кусать. А как кончится, одеяло снимешь и кровь натекшую тряпкой вытрешь, ну а потом – в гроб, вынос и сожжение. Все будет в порядке.

– Так-то оно так, – проговорила Цзиньлянь. – Только управлюсь ли одна с покойником-то?

– Об этом не волнуйся, – успокоила ее старуха. – Постучишь мне в стенку, я сейчас же приду.

– Ну, делайте как нужно, – сказал Симэнь, – а я до рассвета к вам загляну.

Он ушел, а старая сводня растерла мышьяк и передала его Цзиньлянь.

Она поднялась наверх проведать мужа. Он едва дышал. Казалось, вот-вот отойдет. Цзиньлянь села на кровать и притворилась будто плачет.

– Что ж ты плачешь? – спросил У Чжи.

– Каюсь. Совратил меня этот Симэнь. И надо ж было ему прямо под сердце угодить. Я хорошее снадобье разыскала, а купить не решилась. Еще сомневаться, думаю, будешь, принять откажешься.

– Если спасешь меня, все тебе прощу, забуду, что было. И У Суну не скажу. Иди, купи лекарство, помоги мне.

Цзиньлянь взяла несколько медяков и пошла к старухе, будто бы попросить ее сходить за лекарством, а вернувшись, показала порошок мужу.

– Вот средство от сердечной боли. Доктор велел выпить в полночь и накрыть тебя как следует одеялом, чтобы пропотел. Завтра встанешь.

– Вот и хорошо! – отозвался У Чжи. – Сколько тебе со мной хлопот! Ты уж сегодня не спи, дождись полночи.

– Спи спокойно, все сделаю.

Сгущались сумерки. Цзиньлянь зажгла лампу, приготовила котел кипятку, проварила в нем тряпку. Пробили третью стражу. Она всыпала мышьяк в чашку, налила белого отвару и пошла наверх.

– Где у тебя лекарство? – спросила она мужа.

– У подушки под циновкой. Дай поскорее.

Цзиньлянь приподняла подстилку, вылила яд в чашку и размешала головной шпилькой. Поддерживая одной рукой мужа, она другой поднесла ему смесь.