Возвращение - Эрих Ремарк

И вот Зеелиг стоит за стойкой, а Козоле сидит в пяти метрах от него, и оба уже больше не солдаты.

Снова заиграл оркестрион, в третий раз гремит марш из "Веселой вдовы".

- Хозяин, давай еще по рюмке на всех! - кричит Тьяден, и свиные глазки его искрятся.

- Сию минуту, - откликается Зеелиг и подает нам водку. - Ваше здоровье, друзья!

Козоле взглядывает на него из-под нахмуренных бровей.

- Ты нам не друг! - фыркает он.

Зеелиг сует бутылку под мышку.

- Ну что ж, не надо, - отвечает он и возвращается к себе за стойку.

Валентин залпом опрокидывает рюмку.

- Пей, Фердинанд! Истина в вине! - говорит он.

Вилли заказывает еще одну круговую. Тьяден уже наполовину пьян.

- Ну что, Зеелиг, старый ты паук ротный, теперь уж тебе нас не упечь! горланит он. - Выпей-ка с нами. - И он хлопает своего прежнего начальника по спине, да так, что тот чуть не захлебывается водкой. Год тому назад Тьяден попал бы за такую штуку под военно-полевой суд или в сумасшедший дом.

Покачивая головой, Козоле переводит взгляд от стойки к своей рюмке и снова к стойке, на толстого услужливого человека у пивных кранов.

- Послушай, Эрнст, я его совсем не узнаю. Какой-то другой человек, говорит он мне.

Мне тоже так кажется. Я тоже не узнаю его. В моем представлении он так сросся с военной формой и своей непременной записной книжкой, что я с трудом мог бы вообразить его себе в рубашке, а тем паче хозяином пивной. Теперь он пьет с нами за компанию и позволяет тому самому Тьядену, на которого он на фронте обращал внимания не больше, чем на вошь, хлопать себя по плечу и тыкать. Мир чертовски переменился!

Вилли, подбадривая Козоле, толкает его в бок:

- Ну?

- Ей-богу, Вилли, не знаю, - в смятении отвечает тот, - дать ему в рыло или нет? Мне как-то все иначе представлялось. Ты посмотри только, как он обхаживает нас! Ишь, липкое дерьмо! Тут всякую охоту потеряешь.

А Тьяден все заказывает и заказывает. Ему доставляет огромное удовольствие гонять свое прежнее начальство от стойки к столику и обратно.

Зеелиг тоже немало заложил за галстук. Его бульдожья морда багровеет, отчасти от алкоголя, отчасти от бойкой торговли.

- Давайте опять дружить, - предлагает он, - ставлю бутылку довоенного рома.

- Бутылку чего? - спрашивает Козоле и выпрямляется.

- Рома. Там у меня в шкафу еще сохранилась одна такая бутылочка, преспокойно говорит Зеелиг и идет за ромом. Козоле глядит ему вслед с таким видом, будто ему обухом по голове дали.

- Знаешь, Фердинанд, он, наверное, все забыл, иначе он не стал бы так рисковать, - говорит Вилли.

Зеелиг возвращается и наполняет рюмки. Козоле шипит ему в лицо:

- А помнишь, как ты ром хлестал со страху? Тебе бы в морге ночным сторожем быть!

Зеелиг примирительно машет рукой.

- Выльем все это поросло, - говорит он. - Будто никогда и не было.

Фердинанд опять умолкает. Ответь Зеелиг резкостью, скандал разыгрался бы тут же. Но эта необычная податливость сбивает Козоле с толку, и он теряет решимость.

Тьяден раздувает ноздри, да и мы все с наслаждением поднимаем носы: ром недурен.

Козоле опрокидывает свою рюмку на стол:

- Не желаю я твоих угощений.

- Дурья голова, - кричит Тьяден, - лучше бы ты мне отдал! - Пальцами он пытается спасти все, что еще можно спасти. Результат ничтожен.

Пивнушка постепенно пустеет.

- Шабаш, - говорит Зеелиг, опуская жалюзи.

Мы встаем.

- Ну, Фердинанд? - спрашиваю я.

Козоле мотает головой. Он все еще колеблется. Нет, этот кельнер - не настоящий Зеелиг.

Хозяин открывает нам двери:

- Мое почтение, господа! Спокойной ночи! Приятного сна!

- Господа! - хихикает Тьяден. - Раньше он говорил: "свиньи"...

Козоле уже переступил порог, но, взглянув случайно вниз, видит ноги Зеелига, еще обутые в давно знакомые нам краги. Брюки на нем тоже еще военного образца - с кантами. Сверху - он хозяин пивной, а снизу - еще фельдфебель. Это решает дело.

Одним движением Фердинанд поворачивается. Зеелиг отскакивает. Козоле следует за ним.

- Послушай-ка, помнишь Шредера? - рычит он. - Шредера, Шредера! Знакомо тебе это имя, собака? Вот тебе за Шредера! Привет из братской могилы!

Он ударяет Зеелига. Тот шатается, но удерживается на ногах и, прыгнув за стойку, хватает деревянный молоток. Он бьет им Козоле по плечу и в лицо. Козоле до того свирепеет, что не уклоняется от ударов. Схватив Зеелига за шиворот, он так ударяет его головой о стойку, что кругом только звенит, и открывает все краны до одного.

- На, жри, ромовая бочка! Подавись, захлебнись в своем пьяном болоте.

Пиво течет Зеелигу за ворот, льется за рубашку, в штаны, которые вскоре вздуваются, как воздушный шар. Зеелиг вопит от ярости, - такое пиво теперь трудно раздобыть. Он хватает стакан и ударяет им Козоле снизу в подбородок.

- Неверный ход, - заявляет Вилли. Он стоит у дверей и с интересом следит за дракой. - Надо бы ударить его головой, а потом стукнуть под коленки.

Никто из нас не вмешивается. Это дело одного Козоле. Даже если бы его избили до полусмерти, нам нельзя было бы прийти ему на помощь. Мы здесь только для того, чтобы удержать тех, кому вздумалось бы стать на сторону Зеелига. Но желающих нет, ибо Тьяден в двух словах растолковал, в чем дело.

Лицо Фердинанда в крови, он звереет и быстро расправляется с Зеелигом. Ударом в грудь сшибает его с ног, перекатывается через него и, исступленно наслаждаясь своей мыслью, стукает его головой о пол.

После этого мы уходим. Лина, бледная как полотно, стоит возле своего хрипящего хозяина.

- Лучше всего немедленно отправить его в больницу, - советует Вилли на прощание. - Недели две-три, и все будет в порядке. Здоров, не рассыплется!

На улице Козоле облегченно вздыхает и улыбается как дитя, - наконец-то Шредер отомщен!

- Вот это хорошо, - говорит он, обтирая с лица кровь и пожимая всем нам руки. - Ну, а теперь живо к жене: она еще подумает, что я ввязался в настоящую драку.

У рынка мы прощаемся. Юпп и Валентин отправляются в казарму. Сапоги их гулко стучат по залитой лунным светом мостовой.

- Я бы с удовольствием пошел с ними, - говорит вдруг Альберт.

- Понимаю тебя, - говорит Вилли; он, вероятно, не забыл еще истории с петухом. - Люди здесь стали какие-то мелочные, правда?

Я киваю.

- А нам, вероятно, скоро опять на школьную скамью, - говорю я.

Мы останавливаемся и гогочем. Тьяден прямо держится за бока. С хохотом убегает за Валентином и Юппом.

Вилли почесывает затылок:

- Думаете, нам там обрадуются? Сладить с нами теперь не так-то легко...

- Конечно, в качестве героев да где-то там, подальше, мы были им много милей, - говорит Карл.

- Мне страшно любопытно, во что выльется эта комедия, - говорит Вилли. - Такие, как мы теперь... Огонь и воду прошли...

Он приподнимает ногу: раздается оглушительный треск.

- Газы на тридцать с половиной километров, - устанавливает он с удовлетворением.

4

При расформировании роты оружие нам оставили. Приказано сдать его по месту жительства. И вот мы явились в казарму сдавать наши винтовки. Одновременно мы получаем расчет: по пятьдесят марок увольнительных и по пятнадцати суточных на человека. Кроме того, нам должны выдать шинель, пару обуви, белье, гимнастерку и брюки.

Получать барахло надо под самой крышей. Взбираемся. Каптенармус небрежным жестом предлагает нам:

- Выбирайте!

Быстро обойдя помещение, Вилли бегло оглядывает развешанную одежду.

- Послушай-ка, - говорит он каптенармусу отеческим тоном, - очки втирать ты можешь новобранцам. Барахло это времен Ноева ковчега. Покажи-ка что-нибудь поновей!

- Нет у меня, - огрызается интендантский холуй.

- Так, - говорит Вилли, не спуская с него глаз, и медленно вытаскивает из кармана алюминиевый портсигар. - Куришь?

Каптенармус трясет плешивой головой.

- Может, жуешь? - Вилли опускает руку в карман куртки.

- Нет.

- Ну, ладно. Но водку-то ты хлещешь? - Вилли ощупывает на своей груди некое возвышение. Он все предусмотрел.

- Тоже нет! - флегматично тянет интендантская крыса.

- Тогда мне ничего другого не остается, как дать тебе разок-другой в морду, - дружелюбно заявляет Вилли. - Имей в виду, что без новенького обмундирования мы отсюда не выйдем.

К счастью, появляется Юпп. Как солдатский депутат, он теперь большая шишка. Юпп подмигивает каптенармусу:

- Это земляки, Генрих. Свои ребята; одно слово: пехтура. Покажи-ка им салон!

Каптенармус повеселел:

- Чего ж вы сразу не сказали?

Идем за ним в другое помещение. Там развешаны по стенам новые мундиры, шинели. Живо сбросив с себя изношенное тряпье, надеваем все новое. Вилли заявляет, что ему необходимы две шинели, потому что солдатчина довела его до малокровия. Каптенармус колеблется, но Юпп берет его под руку и, отведя в сторонку, заводит разговор о суммах, отпускаемых на довольствие. Каптенармус успокаивается. Сквозь пальцы смотрит он на Вилли и Тьядена, значительно пополневших.