Путешествие в Сибирь 1845—1849 - Матиас Александр Кастрен

Оби для рыболовства, которое здесь принадлежит почти исключительно только им. По недостатку в больших рыболовных снастях они ловят, однако ж, обыкновенно не в самой реке, а в небольших рукавах ее. Каждый имеет тут свое, определенное давностью место, строят себе на лето шалаш из бересты, а некоторые срубают и избу. Эти избы не отличаются большим удобством. Они чрезвычайно малы, зачастую без печи, без окон, без скамеек и стола — одни стены да пол, покрытый камышовыми рогожами. Если есть окна, то стекла заменяются пузырем, а редкая печь складывается из глины с сеном или тростником. Собственно это и не печь, а очаг в уровень с полом и шапкообразной трубой, обмазанной сейчас упомянутым цементом[43], которым покрывается и весь печной угол для предохранения его от огня. Кроме этого очага, при многих летних юртах я видел особенную печь, также складенную из тростника и глины, но стоящую на холме на открытом воздухе. В этой-то обыкновенно и готовят пищу, а потому в передней части ее есть и отверстие для котла. Из пристроек к таким юртам я заметил только небольшие чуланы для рыбы.

Выше я сказал, что остяки, приписанные к нижней части Сургутского округа, живут зимой преимущественно по притокам Оби: Салыму, Балыку, Пыму и Югану, следует еще прибавить Торм-Юган, впадающий в Обь немного выше Сургута. Есть, конечно, и такие, которые и зиму, и лето живут при своих маленьких речках, как, например, пымские и торм-юганские, но из тех, которые летом приходят ловить рыбу в Оби, нет ни одного, который с наступлением осени не возвращался бы на свои зимовья. Это объясняют тем, что выше, в дремучих лесах, более зверей и всякой дичи. Но так как с каждым годом зверь становится все реже, то и можно предположить, что остяки вынуждены будут, наконец, совершенно основаться по Оби, которая по обилию рыбы и прекрасных лугов может прокормить значительное население. Остяки отчасти уже и понимают выгоды переселения на Обь, но их останавливают привязанность к старым обычаям, боязнь русских, леность и пуще всего панический страх, внушаемый всякой цивилизацией. Остяк боится образования и цивилизации от глубоко укоренившегося убеждения, что всякое со стороны пришедшее просвещение уничтожит его национальность и сделает русским. У самоеда «сделаться русским» и «сделаться христианином» — два совершенно однозначащих выражения. Хотя остяки большей частью и крещены, но затем они ничего уже не хотят знать о христианстве, потому что точно так же, как и самоеды, уверены, что нельзя быть истинным христианином, не сделавшись русским. Может быть, причиною этого — неловкий приступ к обращению их в школах, устроенных для них в некоторых местах в последнее время; как бы то ни было, верно по крайней мере то, что обские остяки из опасения утратить свою национальность не покидают лесов и пустынь, недоступных для иноземной цивилизации, потому что реки, ведущие к их жилищам, не способны ни к какой правильной коммуникации, хотя остяки и плавают по ним в челноках своих.

В этнографическом отношении эти реки имеют, однако же, большее значение. По сообщенной мне Г. Кеппеном инструкции я должен был собрать верные сведения о Лямин Соре» о котором так много спорили» но так как эта река хотя и менее известна, ни в каком, однако ж, отношении нисколько не важнее прочих маленьких речек нижней части Сургутского округа, то я и почитаю нелишним сказать несколько слов вообще о всех этих притоках Оби.

1. Салым, по-остяцки Содом[44], в верховьях своих течет недалеко от Иртыша и впадает с юга в салымский рукав Оби около 20 или 30 верст выше Силярского. Об этой реке я получил от остяков немногие и зачастую противоречащие одно другому сведения. По ним, Салым заливает, подобно почти всем большим и малым рекам Сибири, огромные пространства, летом же так высыхает, что по нем могут ходить лишь небольшие остяцкие челноки. О длине его нет возможности получить точные сведения, потому что едва ли сыщется остяк, проехавший по нем от истоков до устья; ширина же в нижнем его течении доходит до 20 и 25 сажен. Прибрежья его, как рассказывают, частью низменны и болотисты, частью — высокие обрывистые пустоши (урманы), поросшие соснами, елями, кедрами и лиственницей. Гор нет и лугов мало. Единственные жители — остяки, из коих южнейшие приписаны к Тарханской волости, по Иртышу, а северные составляют свою особую волость, называемую Салымскою. И те и другие промышляют рыбной ловлей и охотой за соболями, лисицами, северными оленями, лосями, белками и др. Не говоря уже о земледелии, им неизвестно даже и скотоводство. Коров нет вовсе, весьма немногие держат овец, ручные северные олени совсем перевелись. Кое у кого есть лошадь, большая же часть ездит на собаках.

2. За Салымом по порядку следует Лямин Сор[45]. Об этой реке ходили самые страшные слухи, пока наконец Г. Кеппен сказал о ней настоящее слово, объявив, что Лямин вовсе не море и не огромное озеро на Барабинской степи, а просто небольшая речка, впадающая в Обь с северной стороны. Обыкновенно ее называют Ляминым Сором, но первоначальное самоедское ее название просто Лам или Лами (Laemi)-Hxa — река Лами. Под словом сор русские сибиряки разумеют заливаемую в весеннее половодье низменность и, вероятно, потому, что после разлива остается на ней тина, или сор; Лямин Сор, как говорят, разливается также сильно: в нижнем своем течении иногда даже на 15 верст, может быть, что словом сор хотели обозначить и это свойство. Что же касается до второй половины названия, до слова Лямин (Lam), то я никак не мог разузнать настоящее его значение. Об истоках Лама, или Лямина, я получил три противоречащих одно другому сведения. В Березове мне положительно говорили, что из большого озера Торм-Лора[46](Torm-Lor) вытекают три реки: Надым, направляющийся на север и впадающий в Ледовитое море; Казым, текущий на запад и сливающийся с Большой Обью, и еще третья река, текущая на юг и впадающая в Верхнюю Обь. Рассказывавший мне не знал названия последней реки, но если он говорил правду, то по всему вероятию эта река Лямин, который, и по сведениям, сообщенным Г. Кеппену березовским исправником, берет начало свое неподалеку от истоков Нарыма[47]. Потом я слышал, что Лямин начинается гораздо южнее Торм-Лора и вытекает из нескольких превратившихся в болота озер, которых так много в Северной Сибири. Наконец мне рассказывали, что Лямин образуется из слияния трех речек, из коих восточная называется у самоедов Kejai, западная