«Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам» — 2 - Яшико Сагамори

Знаете ли вы, что говорится в Первой поправке? Она состоит из одного-единственного предложения. Вот оно:

Конгресс на может принимать законы, относяшиеся к установлению какой-либо религии или запрещающие свободной исповедование таковой, или ограничивающие свободу слова, или печати, или права людей на мирные собрания и обращение к правительству с петициями о рассмотрении жалоб.

Для того, чтобы посадить профессора за чисто словесную поддержку Осамы бин Ладена, конгресс США должен был бы принять закон, ограничивающий свободу слова, а это, вне всяких сомнений, было бы нарушением Первой поправки. Ворд Черчилль может смело плеваться ядом, не опасаясь преследований. Но где же написано, что Колорадский университет обязан ему за это платить? Допустим, вы наняли репетитора своему ребенку, чтобы подтянуть его по математике, а через неделю бедный ребенок жалуется, что, вместо математики, репетитор заставляет его зубрить наизусть «Капитал». Согласно Первой поправке, ваш репетитор не нарушил никаких законов. Но какой же закон запрещает вам его уволить за то, что он в оплаченное вами время делал совсем не то, за что вы ему платите? Какой закон обязывает вас подвергать ваших детей его тлетворному влиянию?

Как мы могли позволить нашим судьям так исказить нашу Конституцию?

Все это — проявление того же полезного идиотизма, который подвергает голубоволосых старушек, пытающихся сесть в самолет, подробному и заведомо бесполезному шмону, в то время как молодые, энергичные люди арабского вида с ненавистью в глазах и Бог знает чем в ручной клади, скользят через проверку к самолету легко и непринужденно, как когда-то скользила по льду Ирина Роднина. Это — проявление того же полезного идиотизма, которое побудило президента Буша начать войну с терроризмом с сенсационного объявления, что ислам является религией мира и, следовательно, не является нашим врагом. Вот, какого невероятного знатока ислама мы выбрали себе в президенты. Как будто у нас был выбор.

В какой момент наша война с терроризмом превратилась в войну за демократизацию Ближнего Востока? Это произошло, когда наши войска с невероятной легкостью разгромили две вражеские армии, и всем стало ясно, что, избавившись от Талибана и от Саддама, Соединенные Штаты ни не йоту не уменьшили угрозу мусульманского терроризма. По-русски, если без демагогии, это называется поражение. Как мы все знаем, признать поражение наш президент не мог: это означало бы для него политическую смерть. И тогда демократия на Ближнем Востоке стала искусственным светом в конце непроглядно темного туннеля.

Согласно одному не слишком научному опросу общественого мнения в Ираке, 62% опрошенных считают, что, благодаря нашей интервенции, их страна движется в правильном направлении. Даже если мы проигнорируем тот факт, что арабские представления о том, что правильно, а что — нет, катастрофически отличаются от наших с вами, я хочу спросить, с каких это пор мнение побежденных об исходе войны является приемлемым критерием оценки войны победителями? Из Соединенных Штатов исход этой все еще продолжающейся войны видится в гораздо менее радужном свете.

Мы потеряли больше полутора тысяч солдат убитыми. Приблизительно в 8 раз больше — около 12 тысяч — были ранены. Мы потратили на войну сотни миллиардов долларов, и потратим еще больше, прежде чем конец Бушева президентства ознаменует конец этой бесполезной войны.

Средства массовой информации создают искаженную картину войны, концентрируясь, главным образом, на воображаемых нарушениях нашимим войсками конвенций, которые не соблюдаются никем, кроме нас и Израиля. По интернету ходят неофициальные отчеты о героизме наших солдат и о том, как наша оккупация повышает жизненный уровень несчастных иракцев. Это все замечательно и великолепно, но что эта война дала американскому народу, кроме удвоившихся и все еще растущих цен на бензин?

Ничего. Абсолютно ничего.

Жизнь давным-давно опровергла теорию о том, что причины терроризма кроются в низком уровне жизни террористов. Следовательно, улучшение жизни иракцев не сделает нашу жизнь безопаснее. Что же мы делаем в Ираке? Для чего мы гробим наших солдат и выбрасываем на ветер сотни миллиардов долларов?

Ради демократии в Ираке? Если иракцы не хотят демократии, наши усилия ни к чему не приведут. Если иракцы хотят демократию, то пусть сами за нее борются и погибают. И если им очень хочется, чтобы мы им при этом помогли, то почему бы им не заплатить нам за нашу помощь? У них вполне хватит нефти, чтобы оплатить все наши расходы по их демократизации. Кроме того, существует интересная теория, утверждающая, что они будут нас ненавидеть, независимо от формы правления. Я готов принять это предположение как рабочую гипотезу. В конце концов, мы имеем дело с людьми, которые ненавидят евреев сильнее, чем любят собственных детей. Вы полагаете, что они ненавидят Америку меньше, чем Израиль? Если эта теория верна, я бы предпочла не поднимать их уровня жизни или, по крайней мере, не оплачивать этот совершенно не нужный мне подъем из своего кармана.

Как Ближний Восток отреагировал на новые веяния из Вашингтона? Хладнокровно. Муаммар Каддафи заверил мир, что «прямая демократия», которой его страна наслаждается с тех пор, как он пришел к власти, обладает рядом преимуществ перед конституционным и парламентским вариантами. Иран с презрением сообщил, что он уже установил «исламскую демократию», являющуюся высшей формой демократии, дозволенной Аллахом. Саудовская Аравия храбро шагнула в демократическое будущее, проведя местные выборы. Вот, небось, Осама испугался! А Хосни Мубарак, до сих пор регулярно переизбиравший сам себя, пообещал, что в следующих выборах будет участвовать не только он, но и другие кандидаты. Будет ли среди них его сын?

Несмотря на все героические усилия ближневосточных тиранов по демократизации Ближнего Востока, остается неразрешенным вопрос о принципиальной совместимости демократии и ислама. Есть мнение, например, что демократия невозможна без свободы религии, а свобода религии противоречит основным положениям ислама, и потому демократия и ислам несовместимы. Некоторые эксперты утверждают, что демократия невозможна без некоторого минимального уровня всеобщей порядочности, и, поскольку ни сам пророк, ни его ближайшее окружение этим редким качеством не обладали, а их последователи его до сих пор не приобрели, то потому демократия и ислам несовместимы. Существует также точка зрения, утверждающая, что демократия основана не столько на законах, сколько на традициях, и поскольку за все века существования ислама мусульмане таких традиций не выработали, то демократия и ислам несовместимы.

Есть также люди, самые сообразительные из всех, которые считают, что вопрос о совместимости демократии и ислама слишком важен, чтобы решать его посредством чистого теоретизирования. Они уверяют, что мы не узнаем ответа, пока не попробуем совместить демократию с исламом на практике. Эти люди совершено правы! К счастью, нам не нужно никакого специального оборудования для проведения такого эксперимента, потому что попытки совместить ислам с демократией неустанно проводятся в масштабах всей планеты вот уже два десятилетия, а то и дольше, хотя до недавнего времени мировая общественность не обращала на них внимания. Давайте посмотрим, как массивный приток мусульман повлиял на Западную Европу, которая вполне может считаться старейшим демократическим учреждением в мире.

Больше всего мусульман выбрало в качестве своего нового дома Францию, где они составлют 10% всего населения. При этом мусульмане составляют 50% всех заключенных, отбывающих во Франции наказания за насильственные преступления. Еще совсем недавно мирная Европа постепенно привыкает воспринимать убийства на религиозной почве как неизбежное зло. Групповые изнасилования, при которых жертву, по доброй мусульманской традиции, не лишают невинности, чтобы она могла потом выйти замуж, стали настолько обычным явлением, что даже «New York Times» посвятила им большую статью, умудрившись при этом ни разу не упомянуть религии насильников. В Голландии политические деятели, осмелившиеся возражать против катастрофической исламизации страны, вынуждены буквально уходить в подполье. Бельгийский город Антверпен контролируется не бельгийцами, а мусульманскими бандами.

«Убийства чести», является уникальной чертой мусульманской культуры. За последние 8 лет в Германии произошло 45 таких убийств. Шесть из них произошли за поседние полгода в Берлине. Последняя жертва погибла от рук родных братьев. В чем состояло ее преступление? Она отказалась носить головной платок и попыталась после 8 лет брака уйти от мужа. Ей было 23 года.

Где место демократии в этой кошмарной картине? Вот оно. Террористические организации открыто, не боясь ничего, действуют по всей Западной Европе. Чего же им бояться? Их защищает демократия.