Хо Ши Мин - Евгений Кобелев

Таков будет неминуемый результат любых попыток учинить насилие над волей народов. Народы поймут, что лучшее средство борьбы против вас — это солидарность тех, кто терпит нужду и приносит жертвы».

Пророческими оказались слова Кашена. В апреле 1919 года во французских частях, расквартированных и Одессе, и на многих кораблях, стоявших в Севастополе и Одессе, начались революционные выступления. Французские солдаты и матросы братались с русскими рабочими, пели «Интернационал». Звучали лозунги: «В Тулон!», «Долой войну с Россией!» На кораблях создавались революционные комитеты моряков. Нгуен нашел в газетах сообщение, которое его чрезвычайно взволновало. Алжирцы, марокканцы, а также вьетнамцы, входившие в сводный африканский полк, расквартированный в Одессе, отказались воевать за интересы французской буржуазии и перешли на сторону Красной Армии.

Нгуен тогда еще не знал, что первый, кто поднял красный флаг на крейсере «Вальдек-Руссо», стоявшем на одесском рейде, был вьетнамец Тон Дык Тханг — человек, с которым он вместе учился в сайгонском училище и который впоследствии на долгие годы станет его ближайшим соратником в борьбе за новый Вьетнам. «Я уверен, что любой вьетнамский патриот, особенно рабочий, присутствовавший в те исторические минуты на Черном море, — скажет впоследствии Тон Дык Тханг, — не мог поступить иначе, чем я, так как любить родину и ненавидеть империалистов — это прежде всего значит любить Октябрьскую революцию и ненавидеть тех, кто выступает против нее».

Французские власти сурово расправились с восставшими моряками. Механик с эсминца «Протэ» Андре Марти и десятки его боевых товарищей были сосланы на каторгу. Но это не остановило борьбы французских трудящихся в защиту Советской России. В те дни молодые социалисты Парижа распевали марш, посвященный героическим морякам, его написал Поль Вайян-Кутюрье. Не раз собрания партийной секции, в которой состоял Нгуен, заканчивались боевым куплетом:

Тиранам, что залиты кровью народной,Зачинщикам четырехлетней войныМатросы не выдали гордой, свободнойНадежды рабочих — Советской страны.

Постепенно устраивались личные дела Нгуена. Товарищам по партии удалось раздобыть для него «перми дю сежур» — вид на жительство и трудовую книжку. Имея на руках официальные документы, заверенные в полиции, Нгуен быстро нашел себе постоянное место работы в одном довольно солидном фотоателье. Труднее обстояло дело с жильем. Мало кто из домовладельцев хотел иметь в качестве жильца вьетнамца. После нескольких дней поисков с помощью Вайян-Кутюрье удалось найти маленький флигель в тупике Компуан в 17-м округе Парижа.

Хозяйка дома отвела для Нгуена сырую и темную каморку. Единственное оконце смотрело на глухую стену соседнего дома. Только далеко высунувшись из окна, можно было увидеть над головой кусочек голубого неба. Печки в комнате не было, поэтому зимой, особенно по ночам, Нгуен очень страдал от холода. Спасала изобретательность. Перед тем как уйти утром на работу, он подкладывал в камин хозяйки кирпич. Поздней ночью, вернувшись домой, заворачивал его в газету и клал в постель, чтобы хоть немного согреться.

В начале 20-х годов район Парижа, где находился тупик Компуан, являл собой средоточие рабочего люда и бедноты. Это сейчас он разросся, его заселили буржуа, вытеснив прежних жильцов за пределы городской черты. Живя в тупике Компуан, Нгуен получил возможность каждодневно наблюдать, какое жалкое существование влачат обитатели рабочих кварталов, воочию убедиться в непримиримости классовых антагонизмов, раздиравших французское капиталистическое общество. Свои наблюдения и выводы он отразил на страницах «Юманите» в очерке «Париж», написанном им в форме письма на родину двоюродной сестре.

«Есть такой округ в Париже, дорогая кузина, который сам по себе может проиллюстрировать все грани жизни и психологию Парижа, всей Франции, вселенной. Для того, кто намерен заняться изучением состояния современного нам общества, простая прогулка окажется столь же ценной, как и объемистый том энциклопедии.

Три основных квартала этого округа — Этуаль, Батиньоль и Эпинет. У тебя всегда было богатое воображение, и потому, я уверен, ты, прочитав лишь их названия, уже догадалась, какую социальную ступеньку занимает каждый из них. Мне даже кажется, что я слышу твой шепот: «Эпинет, Эпинет!» Жизнь здесь и впрямь очень трудна, терниста[5]. Ну а Этуаль — Звезда — обитель счастливчиков, привилегированных, уголок Эдема, да и только.

Здесь свили свое гнездо космополитическая роскошь, бьющее через край изобилие и изощренная праздность. Здесь рай тунеядцев всех мастей и всех стран. Великолепие здесь царит повсюду: животные и те великолепны. Не говоря уже о фантастических суммах, которые тратятся на роскошных пташек или на рысаков: этих денег хватило бы, чтобы прокормить целиком население одной из наших провинций, последнему псу в этом квартале живется лучше, чем рабочему человеку.

Квартал Эпинет — подножие лестницы. Это беднота, лишние люди, отверженные тех двух кварталов. Они словно принадлежат к какой-то другой породе людей, скромных, стеснительных, раздавленных нищетой. Приглядись, как дядя выжимает стебли сахарного тростника, стародавним народным способом получая сахар, и тогда ты представишь себе здешнюю картину. Весь сладкий сок стекает по одну сторону, а по другую остаются расплющенные, скрюченные жмыхи. Так и здесь. С одной стороны — богатство и праздность, с другой — тяжкий труд и нужда».

Сотрудничая в левых газетах, Нгуен с горечью убеждался, как мало, если вообще ничего, знают французы о его родине. 4 января 1920 года на стол министра по делам колоний легло донесение тайного агента по кличке Жан, следившего за Нгуеном. «Господин Нгуен Ай Куок, — доносил агент, — жаловался, что в других странах ничего не знают об Индокитае. Он беседовал с иностранцами, и никто из них не знал о существовании Индокитая. Они никогда не слышали о такой стране и полагали, что Индокитай — это всего лишь пограничная область между Индией и Китаем. Необходимо, считает Нгуен Ай Куок, как можно больше говорить и писать об Индокитае. Он будет требовать от членов социалистической партии вести действительно широкую пропаганду, чтобы все знали, что происходит в Индокитае…»

Страстное желание рассказать простым французам правду о бесчинствах колонизаторов в Индокитае и страданиях своих соотечественпиков приводит к мысли о необходимости написания и издании собственной книги. В следующем донесении Жан излагает любопытный диалог между Нгуеном и одним из его друзей — Ламом.