Дожить до завтра - Марина Серова

— Что случилось? — подлетела я к Грому.

— Засада. Там, где поворот к ручью.

Меня бросило в краску. Я должна была вести разведчиков строго по будущему маршруту отряда. Только тогда разведка имеет смысл. Но я сократила дорогу и, может быть, этим сохранила жизнь себе и разведчикам, но подвела всю группу.

— Бего-ом марш! — скомандовал Майк, и группа потянулась вслед за ведущими ее разведчиками — Хрящом и Сомом.

— Ты-то как прошла?! — крикнул на бегу Гром. — Я думал: тебя молча взяли — ни стрельбы ведь не было, ничего…

— Я маршрут изменила, — чуть не плача, призналась я.

— Надо было Майку подождать, пока вы вернетесь. Поторопился! — попытался выгородить меня моментально все понявший Гром.

— Брось, Гром! При чем здесь Майк?! Я изменила маршрут!

— Ладно, потом покаешься! — жестко прервал меня Гром. — Если доживешь.

Мы пересекли центральную заасфальтированную улицу и вступили на территорию колхозных садов. Здесь нас увидеть было уже практически невозможно: плотные ветки надежно прятали все, что попадало в их сень. Или засада была малочисленной, или мы просто всех опередили, но стало ясно: группа вырвалась. Купец понял, мимо какого шанса прямо сейчас его проводят, но поделать ничего не мог: кляп во рту и Сом за спиной делали любые надежды несостоятельными.

Сады кончились, и метров через шестьсот Гром привел нас на МТС бывшего совхоза-техникума «Светлое». Его «газон» стоял с задранным капотом и открытыми дверцами, совершенно неприметный между такими же полуразобранными бывшими автомашинами бывшего «советского хозяйства».

— Слава тебе, господи! — выдохнул Гром и в считанные минуты завел своего стального коня. Бойцы попрыгали в кузов, затянули наверх пленника и раненого, и машина тронулась.

Майк достал карту. Я знала, о чем он думает: сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до шестой площадки, и когда сообщать о нашей готовности «наверх». Солнце уже встало.

Впереди нас ждали три мелких чеченских селения, и Гром уступил место за рулем Ахмару, а бойцы легли на пол.

— Когда доберемся?! — спросил Грома Майк.

— Часа через два.

— Пора сообщать, — сказал Майк. — Бек, рацию! О-па! Сойка, Сойка, я — Синица. Как слышите? Прием. Вас слышу хорошо. Коробка открыта. Голубь ждет в чемодане. Пшена два кило. Играйте шестым на десятый. Не понял! Почему пятым?! Шестым, говорю, играй! Понял: пятым на одиннадцать. Конец связи.

— Они что, охренели? — поинтересовался Гром.

— Точно. Хотят, чтобы мы были на пятой площадке к одиннадцати. Успеем?

— Успеть-то успеем, только там пост обозначен. Надо Ахмару сказать.

Гром заколотил кулаком по кабине, и «газон» остановился.

— Что случилось, Леонидыч? — недоумевающе высунул голову из кабины Ахмар.

— Давай на пятую площадку.

Ахмар задумался.

— Там же пост! Ну ладно. Минут через пятнадцать полезайте под брезент.

Гром кивнул.

Машина тронулась, а ровно через пятнадцать минут Гром подал знак, и бойцы начали разматывать брезент над нашими головами. Солнце моментально нагрело плотную ткань, и дышать стало нечем. Хуже всего было Секе; он лежал рядом со мной, и я слышала, как порывисто дышит раненный в плечо боец.

Вскоре «газон» плавно затормозил и встал. Я прислушалась: за бортом говорили на чеченском.

— Эй, вылазь! — услышала я голос Ахмара и, откинув полог и щуря глаза от ослепительного света, приподнялась над бортом. Рядом с машиной стояли два вооруженных горца: старик и подросток.

— Откуда? — спросил меня старик.

— Из Грозного, — измученно выдавила я. — Беженцы.

Подросток явно хотел забраться в машину и посмотреть, что везут с собой эти русские. Но старик подростка недолюбливал — это было видно даже без знания языка.

«Давай, дед, пропускай!» — уговаривала я его про себя: мне не хотелось, чтобы Хрящ поступил с ними так же, как и с тем, в синем нательном белье.

— Из Грозный? — повторил старик и решительно махнул рукой. — Езжай!

К пятой площадке мы добрались на семнадцать минут раньше оговоренного времени. Это была окраина стертого с лица земли бомбовой атакой поселка. Мы остановились у взорванной заправки, но Гром, перекинувшись парой слов с Майком, провел машину на тридцать метров дальше и спрятал ее под крышу сгоревшего кафе. Никто из кузова не выходил: я успела прочитать на ржавом щите у бывшего входа написанное размашисто и призывно приглашение — «Добро пожаловать». Отсюда, изнутри бывшей точки общепита, должна была читаться надпись «Счастливого пути», но краска от температуры где оплавилась, где отвалилась, и из всего пожелания читались только два символических слога «час» и «ти».

Ровно в 11.00 с востока донесся отдаленный рокот. Бойцы замерли: никто не хотел сглазить наше благополучное отбытие на историческую родину. И в этот момент из уничтоженного, казалось, поселка выехал грузовик.

— Черт! — ругнулся Майк. — Этого только не хватало!

До грузовика было еще далеко, но мы видели даже отсюда: в кузове сидят люди в камуфляже.

— Майк! — обратился Хрящ. — Давай их из «мухи» долбанем!

— Не надо, — попросил Гром. — Могут проехать мимо.

— Мимо нас? — усмехнулся Майк. — Хрен они, Андрюха, проедут! Точно, блин, тормознутся. Нам здесь только пары чеченских рот не хватает… для полного счастья.

Машина приближалась к кафе. «Заметят, — сокрушенно подумала я. — Заметят и остановятся». Я всмотрелась в тех, кто ехал в кузове. Такие же бритые молодые парни, может быть, даже слишком молодые, в таком же камуфляже и с тем же оружием… на таком же «газоне». Что за странная война, где противники так похожи?! Я даже успела подумать, что у них дома в таких же, как и у меня с Громом, «стенках» лежат простые советские паспорта со стандартными фотографиями и одинаковыми черными милицейскими печатями.

«Газон» подъехал еще ближе и почти поравнялся с кафешкой, когда рокот вертолета раздался прямо над нашими головами. Чеченцы как по команде задрали головы вверх, и только один, совсем мальчишка, смотрел прямо на меня — глаза в глаза. И в этот момент машина ослепительно вспыхнула и взорвалась! Время спрессовалось в плотный «слоеный пирог» — я увидела все, каждый, казалось, неотличимый от других миг. Мальчишку кинуло вперед — на меня — и тут же повторно ударило в спину, и тогда он исчез, растворился в огне и клочьях, сам став огнем и клочьями взрыва. Мимо просвистел осколок, и я запоздало, почти автоматически пригнулась. Наступила полная тишина…

Я не знаю, сколько пролежала на горячем железе днища, когда сквозь вибрирующую тишину проник первый звук. И это снова был рокот вертолета. Я приподнялась. От «газона» уже почти ничего не осталось — только оранжевое пламя над черным обгорелым остовом. А в десяти-пятнадцати метрах вокруг то там, то здесь валялись разорванные почерневшие куски человеческой плоти. Огромная зеленая боевая машина с закрашенными бортовыми номерами совершила круг над пепелищем и опять зашла прямо на нас. Вертолет выпустил по останкам машины еще одну ракету и начал поливать из пулемета, не оставляя шансов никому. Я снова спряталась за борт.

— А ведь это нас долбят, — с одышкой проронил лежащий рядом Майк. Я глянула на старшего и не узнала его: лицо Майка было искажено невероятной болью.

— Дай-ка мне рацию, Бек, — тихо попросил Майк.

— Не надо, Майк, — положил ему руку на плечо Гром. — Хватит.

«Стрекоза» сделала еще один круг, покачиваясь и вращаясь, повисела над пепелищем и ушла туда, откуда пришла, — на восток.

Мы сидели в кузове под черной, дырявой от огня и ржавчины крышей бывшего кафе и молчали.

— Майк, — первым нарушил молчание Хрящ. — Скажи, кого мы тащим? Что за фня? Никогда такого не было!

— Вот и займись, может, и узнаешь, — устало обронил Майк.

— Подожди, капитан, — вмешался Гром. — Что значит — займись?!

— Да кончать его надо! — взорвалась я. — Пока мы его тащим, нас так и будут долбить!

Гром быстро глянул на меня, потом на пленника — тот отчаянно вращал глазами, пытаясь сообразить, к чему это все приведет.

— Правильно, — поддержал меня Майк. — У нас и так уже раненый! С меня хватит!

— Не-е, — не соглашался никак Гром. — Что я Петрову скажу — не донесли?

— А хотя бы, — устало проронила я. — Я знаю, что с ним нам не выйти. И с меня тоже хватит. Его надо кончать.

— Не-ет, подожди, подожди, — поддерживая игру, заартачился Гром. — Как так — кончать?! Может, он скажет что-нибудь?

Глаза пленника почти вылезли наружу от ужаса неизвестности.

Хрящ взял его за ступни, обмотал их тонким капроновым шнуром и привязал к рукоятке борта.

— Сека! — позвал Хрящ. — Тьфу, черт! Ты же ранен. Со-ом! Принеси-ка углей.

— Много?

Хрящ нагнулся и внимательно посмотрел пленному в глаза.