В прицеле черного корабля - Федор Березин

– И где ж теперь подобные книженции, доктор Люмо? Я вот в столице бывал, но почему-то… – Стат Косакри был несколько ошарашен, ведь только намедни он, можно сказать, эдакую новацию изобрел. Ладно, велосипеды тоже дело нужное.

– Да вот как-то исчезли сами собой, капитан. А может и не сами собой. Вдруг наш император просто не любит чтиво такого плана?

– А мне вот, кажется, доктор, тут дело несколько в другом. Не пойму, какие такие особые сложности возникали перед теми следствиями? Отсутствие нужного, особо «тонкого» инструмента? Уверен, наши «патриоты» раскрутили бы что к чему за час. Как говорится, дайте мне подозреваемого – остальное вопрос техники. Вы с этим не согласны, Боборро?

– Наверное, так, капитан Стат. То есть, эта литература была просто попыткой отразить какие-то нравы Золотого циклолетия Империи, да?

– Все возможно, я в истории не совсем профан, но и не слишком дока, доктор. Уж простите. Но все же оставим, наверное, дискуссии, а прикинем, куда может спрятаться ваш непосредственный подчиненный.

– Да откуда же я… Конечно, я понимаю, что должен понести наказание, так как не досмот…

– Еще плача мне тут не хватало, эскулап Люмо. Что я вас – в карцер запру? А кто будет лечить личный состав? Фельдшер, и тот теперь превратился в хирурга-маньяка. Так что уж, выполняйте свои обязанности на воле. Даже в преследователи-детективы вас не возьму, ибо не гоже рисковать последним врачом и патологоанатомом на борту. А вот нам, думаю, придется прочесать все отсеки, от форштевня до кормы. Никуда не денешься. Еще не хватало, чтобы этот выкормыш Мятой сотворил чего-нибудь еще с кем-то, или того хуже – с кораблем.

– Да он такой тихий, неприметный…

– Это вы, Боборро, в мемуарах потом расскажете.

29. Битва за острова Слонов Людоедов

Калибры разных видов

Конечно, с точки зрения кунсткамеры техноэволюции «ползуны» представляли из себя достойнейшее из творений, однако сейчас самую большую роль играли их размеры. Как говорится, в такое трудно не попасть. Изделие «649» оказалось просто идеальной мишенью, особенно сбоку. Тем более, умение стальной обшивки сопротивляться равномерному глубинному давлению – это совсем не то, что противостоять точечно поражающим бронебойным снарядам. Повезло, что брашские десантники не сумели перебороть искушение, когда вокруг убитого слоника накопилась порядочная толпа, все-таки то была чрезмерно аппетитная и беззащитная цель. Зато пальба спугнула куда более крупную добычу. Идеальность мишени не достигла апогея, ибо теперь затаившиеся в засаде республиканские танки не могли дубасить по «шестьсот сорок девятым» сбоку, по крайней мере, в геометрическом перпендикуляре. Но сейчас хватало и переднего ракурса.

Однако в происходящей суете все-таки можно было выразить благодарность изобретательности Грапуприса Тридцать Первого хотя бы за одно – за его настойчивость в отстаивании много-орудийной сущности разведывательных лодок. Теперь только значительность калибров, и их трехствольная суть спасали положение. Поскольку все калибры были разные, скорострельность их тоже отличалась, однако эта взаимная несинхронность в «работе», сбивала брашам посекундное планирование. Допустим, как можно совершать перебежки, или перенос позиции, если совершенно непонятно, когда это железное чудо-юдо будет делать паузу в стрельбе? На поле боя творилось что-то страшное – предшествие ада Мятой луны.

После «уханья» станкового переносного игломета, сработавшего по всей толпе «оценщиков добычи», началась пальба и прочего республиканского оружия. Похоже, из всех «оценщиков» уцелел один Стат Косакри, что было конечно нетрудно предположить исходя из принципов строения Трехсолцевой, однако в данный момент стало не до подбойки баланса теорий.

Когда Стат домчал до распахнутой миру, то есть, осколкам, иглам и прочему, боковой створки «четырнадцатого», в переднюю часть «ползуна» врезал брашский бронебойный, а может и зажигательный. Пламя, дым, копоть, а главное, душераздирающие хрипы и крики, составляющие как бы суммарную реакцию на боль каждой оторванной части тела, доживающей с теперешнего момента по отдельности – это все на мгновение остановило, заставило усомниться в правильности решения. Но разве наличествовала альтернатива? Остаться здесь, на травке совершенно без оружия – нельзя же в теперешних условиях считать им кистевой игломет? – а главное, без хоть какого-нибудь защитного укрытия? И самое важное: по нынешнему сценарию тенор-лейтенант Стат Косакри значился направленцем адмиральского штаба по связи и взаимодействию родов войск.

Косакри полез вверх, из одной неясности в другую. Кто-то подал ему руку, помог подтянуться. Удивительно! В этом кавардаке дыма и уханья железа еще наличествовала координированная взаимопомощь.

– Лейтенант, вы вовремя! – на грани слышимости проорал в самое ухо контральто-мичман Гаркуш.

– Слева, по азимуту градусов триста двадцать – триста сорок – танк! – встречно обрадовал его Косакри.

– Что?! – не услышал мичман.

– Танк брашей на триста двадцать! – снова рявкнул Косакри. – Передайте на орудие!

– А, понял! – кивнул собеседник и растворился в дыму.

«Может, надеть противогаз?» – подумал Косакри. Но таскаться в этой невидимости еще и с запотевшими стеклами стало бы перебором. Нужно было срочно найти аппаратуру, приставленного к ней радиста и установить связь. Теперь вся предусмотрительность командования по поводу радиомаскировки совершенно обанкротилась.

30. Скрытый иерархический ряд

Все-таки подсознание штуковина хитрая. Пользуется своим подглядыванием в замочную скважину сознание, и мало того, что любуется эффектами от спектакля, так еще и меняет сценарий исходя из знания ожиданий публики. В смысле, вопреки этим самым ожиданиям. И вот ведь, не смотря на постоянный тренинг, все ж-таки опять и опять добивается своего. Снова ты, в этой глупой реальности-голограмме, стоишь как пень, в полной растерянности. Ибо готовился в психологическом плане к одному, а тут тебе совершенный цирк на блюдечке.

Ведь честно говоря, Стат Косакри завелся не в шутку. Погрузился в этот мир-иллюзию с головой. Кистевой игломет с предохранителя снят, еще три офицера и четыре мичмана в арьергарде и авангарде вообще с пехотными десятистволками. И вся эта кавалькада вдоль крейсера напропалую, попутно перетряхивая субмарину наизнанку. Будет рядовым морячкам работа – запихивать всяческую утварь назад в узкие дверцы шкафчиков: и как только там все это добро помещалось? И злость внутри, при воспоминании отрезанных рук механика Мокра такая, что лучше даже вдвинуть игломет обратно в рукав кителя, ибо при внезапном столкновении с фельдшером, система «глаз-палец-мушка» готова сработать автономно, без участия ума. Наплевать этой системе на всяческие предварительные допросы и прочую казуистику «презумпции невиновности». Всплыло в памяти неизвестно откуда такое словосочетание. Кажется, пришло когда-то из некой маленькой, точнее, некогда усохшей страны, циклов так сто назад успешно влившейся в тело славной северной империи.

И значит, готовность крушить и простреливать навылет вознеслась чуть ли не до орбиты Мятой луны, а тут когда наконец сталкиваешься нос к носу, все это куда-то и пропадает. Ибо подлое подсознание-творец производит совсем неожиданный финт. Фельдшер Бук Дудуко, сумевший отчекрыжить скальпелем и после смерти не ведающие покоя кисти линейного механика, а перед тем его же лично убивший, и после того, хладнокровно произведший манипуляции с еще теплым телом, дабы после окостенения проимитировать несчастный случай, теперь предстает посреди сцены – «четвертой аккумуляторной» – маленьким, истеричным, утирающим сопли и плачущим подростком. И что теперь предлагаете с ним делать? Дубасить прикладами, дабы рыдал по более важному поводу?

Однако Стат Косакри взаимодействует с подсознанием уже не первый цикл. Он достаточно быстро, и кстати очень вовремя, выходит из столбняка.

– Отставить самосуд! Вы ж офицеры, а не мальчики. Наручники на него. И допросим прямо тут, нечего время терять.

И сразу приятно, ибо быстро, как положено и сходу вершится приказание. Вот что значит совпадение фаз движущихся снизу и сверху. Конечно, вести беседы в аккумуляторной не сахар: тут тебе и запахи, и в носу свербит, и глаза потихоньку выедает, но время терять действительно нечего, а тем более момент.

– Меццо-сопрано-фельдшер, вопрос первый. Где ты дел…

Но сюрпризы продолжаются, фантазия творца еще не иссякла.

– Я не меццо-сопрано-фельдшер, – доносится сквозь всхлипывания. – Я тенор-лейтенант.

– Ты чё бредишь, Дудуко? – врезается в разговор линейный помощник Пелеко. – Хочешь пройти за помешанного? В каких это войсках…

– Да, у «чёрных чаек», понятное дело, – Бук Дудуко явно хочет стереть слезы, но верхние конечности стянуты за спиной.