Дачный сезон - Наталья Никольская

Профессор налил себе коньяк в маленькую рюмочку и быстро выпил. Потом задумчиво стал смотреть в окно.

Я сидела и молча пила кофе.

– Ну так вот, – спохватился он через некоторое время. – Я тогда был просто в шоке. Попал в больницу. Милиция постоянно звонила, сообщала результаты расследования… Потом взяли этого человека, Седого… Я чуть с ума не сошел от радости! Но оказалось, что все это напрасно. Коллекции так и не нашли. Он отказался сказать, где спрятал ее. Все напрасно!

– Ну почему напрасно? – попыталась я хоть как-то успокоить его. – Он понес заслуженное наказание…

– Да что мне наказание! – Караевский вскочил и махнул рукой. – Разве меня это интересует? Мне нужна коллекция, а сводить счеты – это низко!

– Не счеты сводить, а наказать преступника, – поправила я его.

– А, все равно! – профессор снова махнул рукой и опять наполнил рюмку коньяком. Одним махом опрокинул ее в рот, не закусывая, и заходил по комнате. – Ведь я согласен был даже заплатить ему, чтобы он вернул коллекцию! Даже предлагал ему деньги! И большие деньги, поверьте! Отказался, подлец такой!

У Караевского вздулись вены.

– Вы, пожалуйста, успокойтесь, – мне даже стало неловко, что из-за меня он так разволновался.

– Да… – Караевский потер лоб. – Вы меня простите, пожалуйста. Просто я потратил многие годы, чтобы собрать эту коллекцию. Ездил в экспедиции, знакомился с нужными людьми… Тратил деньги. И вот… все рухнуло!

– Скажите… – мне закралась в голову очень интересная мысль. Я радовалась, что меня в этот момент не видит и не слышит Жора. У нас с Жорой разный взгляд на многие вещи, и ему вряд ли понравилось бы то, что я надумала. Но это его проблемы. – Вы говорили, что готовы были бы заплатить, если б вам вернули эту коллекцию…

– Безусловно, – твердо сказал Караевский и повторил:

– Безусловно!

– Отлично, – в душе у меня все запело. – Значит, если я найду ее…

– Можете смело рассчитывать на вознаграждение! – с жаром произнес он. – Но только… Вы знаете, прошло столько лет, а я все еще надеюсь… Надеюсь увидеть свое сокровище… Но ведь по этому делу работала вся милиция! И ничего…

– Ну, не совсем ничего, – поправила я, ощутив легкую обиду за родную милицию. Все-таки там работал мой некогда любимый муж. – Ведь нашли же преступников?

– Да, да… Конечно. Я не то хотел сказать.

– В общем, – проговорила я, вставая, – я постараюсь сделать все, что в моих силах. Понимаете, теперь я, не буду скрывать, очень заинтересована в том, чтобы коллекция нашлась.

– Я вас понимаю, – произнес Караевский.

Но я не думаю, чтобы он понимал. У нас разные цели: ему нужна коллекция, а мне, грешной и приземленной, – деньги. У каждого свои ценности. Но, конечно, помочь увлеченному человеку мне тоже хотелось. Не такая уж я меркантильная.

– Простите, Полина Андреевна, – задержал меня в дверях Караевский. – А вы уверены, что сможете найти коллекцию?

– Я, к сожалению, ни в чем не уверена, – вздохнула я. – Ничего гарантировать не могу. Но стараться буду не за страх, а за совесть. Это я вам обещаю. Понимаете, сейчас как раз появились новые обстоятельства, которые могут пролить свет на это дело. Во всяком случае я очень на это надеюсь.

– А я буду надеяться на вас, – ответил Караевский, целуя на прощание мою руку.

Очевидно, он уже хватался за любую соломинку в надежде, что хоть кто-то сможет ему помочь.

Мне очень понравился этот человек, и я от души хотела, чтобы он обрел долгожданное спокойствие.

Больше я пока все равно ничего не могла сделать: Мутный и Рябой не пойманы, остальные участники этой истории умерли. Я имею в виду Седого, его жену и Галькину тетку. А кто еще может что-то рассказать? Значит, нужно ждать известий от Жоры, как это не печально.

Овсянников позвонил вечером и грустным голосом сообщил, что пока ему нечем меня порадовать. В смысле продвижения дела. Зато он может это компенсировать и приехать составить мне компанию. Вдвоем все же веселее. Это он так считал.

Я вздохнула и… разрешила ему приехать. Все равно у меня сейчас застой в личной жизни, а Жора… С Жорой, что ни говори, иногда очень приятно проводить время.

Овсянников появился минут через пятнадцать с букетом цветов. Я чуть не упала на пороге.

– Ну ты даешь! – восхищенно проговорила я, принимая букет.

– Стараюсь, – скромно ответил Жора. – Все-таки я по натуре джентльмен.

«Кобель ты по натуре», – хотела сказать я, но не стала. А то еще обидится, помогать не будет.

Я усадила Жору в кресло, принесла ему ужин, а сама свернулась клубочком на диване. Жора уплетал за обе щеки, постоянно нахваливая мою стряпню.

– Готовишь ты, Полинушка, просто замечательно, – восхитился он в очередной раз, отодвигая тарелку и вытирая рот платком.

Я унесла грязную посуду и перемыла ее. Когда я вернулась в зал, довольный Овсянников сидел на своем месте и выжидательно смотрел на меня. Я поняла, чего он выжидает, и решила занять его разговором. Иначе, если мы начнем слишком рано, то Жора утомит меня до такой степени, чо наутро я просто не смогу подняться и ничего не сделаю. Это Ольге в кайф, а мне нет.

– Жора, ты больше ничего не сделал?

– Ты о чем? – состроил Жора недоуменное лицо, хотя прекрасно понял, о чем речь.

– Я все об этом деле…

– Ну вот, Полина, ты всегда о деле! – недовольно заворчал Овсянников. – Есть масса других приятных дел… Хочешь, я тебе докажу?

– Не сомневаюсь в тебе. Но все же?

– Ты, Полина, всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть, – притворно вздохнул Жора. – Представь, я целый день только этим и занимался, хотя у меня восемь грабежей, между прочим! Поговорил с ребятами, которые вели это дело. Так вот, они сказали, что единственный человек, который может знать, где Седой спрятал коллекцию – это его дочь.

– Неужели?

– Да. Правда, тогда она была еще маленькой. Но он мог сказать жене.

– А жена умерла… – закончила я Жорину мысль.

– Но она могла перед смертью что-то рассказать девочке? Ты бы потрясла ее как следует, раз она твоя знакомая! Или Ольгу бы попросила, она все же психолог. Может, поняла бы по ее поведению, знает она что или нет?

– Я, конечно, не психолог, – задумчиво ответила я, – но мне кажется, что Галина ничего не скрывает. Она на самом деле ничего не знает. И потом, если бы она знала, где коллекция, то почему она ее до сих пор не забрала?

– А может, забрала, откуда ты знаешь?

– Ага, и жила в домике без удобств в Вишневке! К квартиру в городе сдавала, чтобы хоть как-то свести концы с концами!

– А может, она ее просто прячет, потому что не может реализовать до сих пор? Ведь это не так просто. Продавать украденную коллекцию можно только по криминальным каналам. Она же не может просто сдать ее в антикварный!

– А что, у дочери вора в законе не может быть связей в криминальном мире? Она давно бы обратилась к кому-нибудь из папенькиных друзей.

– Совсем не обязательно, – возразил Овсянников. – Она может никого не знать. Сама говоришь, что девка скромная, никуда практически не ходит.

– Значит, она точно не знает, где коллекция, – подытожила я с легким и одновременно неприятным чувством. Честно говоря, мне не хотелось думать, что Галька просто искусно притворяется несведущей. – Будем искать сами.

– Но где?

– Ну вот возьмут этих бандитов…

– Поля, они могут сами ничего не знать! – перебил меня Жора. – Ребята говорили, что этот Мельников-Седой не доверял никому! У него и друзей-то не было. и всегда работал в одиночку. А тут вдруг взял этого Мутного на дело, то есть Фролова. Для сего он ему понадобился – ума не приложу! Стареть, что ли, Седой начал? И вот – неудача.

Жора говорил даже с какой-то легкой горечью, словно сочувствовал Седому в его провале.

– Ты его знал?

– Да, видел. Я тогда только начинал в милиции работать. Ты знаешь, приятный мужик в общении был. Выражался очень грамотно, я бы даже сказал, культурно.

– Жора, Галина говорила, что отец присылал ей письма, в которых сообщал, что позаботился о ней. Я сама их не читала. Так значит, он намекал ей, что оставляет ей эту коллекцию? Может, он как-то зашифрованно об этом сообщил?

– Да, но кто, кроме нее, может это расшифровать? Я даже не уверен, что сама Галина сможет.

Жору уже начал утомлять этот разговор, он уже позевывал, тер глаза и мечтал переключиться на другое. Я помучила его еще немного ради приличия, а потом сдалась.

Жора тут же воодушевился, куда девалась его сонливость! Он усадил меня на колени, принялся гладить и целовать, потом понес на постель…

Конечно, я совсем не выспалась. Конечно, подлый Овсянников, собираясь утром на работу, гремел посудой так, что разбудил меня. Конечно, он обулся в ботинки, а потом вспомнил, что что-то забыл в комнате и прошлепал прямо в них!