Первая любовь - Евгений Коковин

Мы перешли по мосту в Соломбалу. Ярко зеленели кусты и деревья, омытые ливнем. Дышалось свободно и хорошо, идти было как-то легко.

Илько отправился к Чижовым.

Я пообещал попозднее зайти к Косте. Дедушки дома не было. Он уехал на рыбалку. Нет, видно, только смерть разлучит моего милого неуемного старика с его карбасом, с сетями, с далекими лесными речушками.

Мама несказанно обрадовалась моему прибытию.

Я ни словом не обмолвился о Грисюке, чтобы не рас­страивать ее. Зато, войдя в комнату, сообщил:

– Знаешь, мама, меня и Илько приняли в комсомол. Мать взглянула на меня и улыбнулась.

– Какой ты комсомол, ведь тебе еще только пятнадцать лет?..

– С четырнадцати принимают, – возразил я. – Ко­стю Чижова еще весной приняли. И потом, Костя у нас теперь машинистом на «Октябре». А в следующую навигацию и я машинистом буду.

Мама опять посмотрела на меня, подошла к столу.

– Оставался бы ты, Димушка, на берегу, – ласко­во и просительно сказала она. – Дедушка плавал, отец плавал, а до чего доплавались! Один без ноги остался, другой и совсем не вернулся. Лучше бы тебе на берегу…

– Нет, мама, я тоже плавать должен. Зачем же тог­да было в морскую школу поступать? Я море люблю.

– А я опять переживать и беспокоиться должна. И так всю жизнь… А мне уже немного осталось.

– Что ты, что ты, мама! – испуганно сказал я. – Разве ты плохо себя чувствуешь, ты болеешь, да?..

– Нет, нет, я так просто… к слову…

После ужина я пошел к Косте. Где-то в моей душе теплилась затаенная надежда – встретить Олю. Дважды я прошелся по нашей тихой улице, но не встретил никого из знакомых. Маленькие ребята у дома, где жил Гриша Осокин, играли в казаки-разбойники. Они дели­лись на команды, и я слышал их шумные крики, такие знакомые мне с детства.

Минуты две я постоял около смущенно поглядываю­щих на меня ребят. Когда-то мы здесь так же играли, спорили и дрались.

Я вышел на набережную реки Соломбалки. Речка обмелела. Бесчисленные карбасы и лодки стояли, уткнувшись носами в илистые берега.

Я оглянулся. Далеко в пролете нашей улицы было видно похолодавшее багряное солнце. Вечер был тихий. Березы и тополя дремотно склонялись над заборами и крышами маленьких одноэтажных домов.

Отчаявшись встретить Олю, я пошел к Косте.

Все сидели за столом после чаепития и слушали Чижова. Костин отец рассказывал о Мудьюге и о Грисюке-Сазанове. «Всего этого не знает Оля, – подумал я. – Она не знает, как погиб ее отец, капитан Лукин. Если бы она знала, что мы привезли его убийцу на сво­ем пароходе!»

Костина мать предложила мне чаю, но я отказался, мне не сиделось. Хотелось найти Олю. Мы пошли с Кос­тей на улицу. Илько остался у Чижовых ночевать.

Долго мы бродили с Костей по притихшим улицам, почти не разговаривая. Костя о чем то задумался. О чем же? Я думал об Оле.

И вдруг я ее увидел. Она стояла на углу нашей улицы со своей подругой Галинкой Прокопьевой.

– Только ты ничего не говори ей о Грисюке! – шепнул мне Костя.

– Конечно, нет, – так же тихо отозвался я. Мы подошли к девушкам и одновременно, словно торопясь опередить друг друга, сказали:

– Здравствуйте!

– Добрый вечер! – улыбнулась Оля.

Галинка состроила чуть заметную гримасу и отсту­пила, давая нам дорогу. Весь ее вид как будто говорил: «Проходите, пожалуйста!» Но мы остановились.

– Дима, – сказала Оля – ты, кажется, плаваешь на «Октябре»? Я читала в газете, что вы спасли англий­ских моряков.

Я хотел ответить, но Костя вдруг опередил меня:

– Я тоже плаваю на «Октябре», машинистом, а Димка – учеником.

Никогда, кажется, я не обижался так на Костю, как сейчас. Мне хотелось все рассказать об англичанах, но я не находил слов, а Костя задорно продолжал.

– Мы спасли шесть англичан, не шесть, а пять англичан и одного маленького китайца Его зовут Ли. Может быть, он останется у нас, в Советском Союзе… А шторм был сильный, вы бы знали! Английское судно на дно ушло…

Даже Галинка, пренебрежительно относившаяся к нам, заинтересовалась рассказом Кости.

– Если бы не мы, быть этим англичанам тоже на дне океана…

Из-за Кости я никак не мог вступить в разговор.

– Вы… мы… – пробормотал я.

И тут Костя смутился.

– Ну, не мы, а вся команда «Октяря».

– Пойдемте, проводим Галинку, – предложила Оля.

Галинка Прокопьева жила за мостиком, неподалеку от Кости. Когда мы с ней попрощались, я сказал:

– А теперь проводим Костю.

– Нет, лучше я вас провожу, – спокойно возразил Костя, и я еще больше разозлился на него.

Теперь разговаривать уже совсем не хотелось. Кос­тя тоже почти всю дорогу молчал, изредка и однослож­но отвечая на вопросы Оли.

Проходя мимо своего дома, я хотел остановиться, но какая-то непонятная сила потащила меня дальше, к дому Оли. Тут мы коротко попрощались.

– Завтра воскресенье, – сказала Оля. – Мы со­бираемся поехать на кошку. Поедемте с нами на лодке. Галинка тоже поедет. Будем купаться и загорать. Раз­ведем костер, даже можно рыбу половить.

– Можно поехать, – согласился я.

– Поедем, – сказал Костя.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

НА ОСТРОВАХ

Летом в воскресные дни жители Соломбалы любят выезжать за Северную Двину, на необитаемые песча­ные острова, густо поросшие ивняком. Такие острова у нас называются «кошками». Говорят, что лучших пля­жей, чем здесь, не найти даже на побережье Черного моря – чистый и мелкий бархатистый песок, твердое, ровное дно у реки и теплая вода. Жаль только лето короткое – купаться можно лишь два месяца – июль и август.

С утра через широкую реку к кошкам словно напе­регонки устремляются моторные лодки, шлюпки и бай­дарки. На низких берегах разжигаются веселые костры. Готовится немудреная пища – тресковая уха, грибной или консервный суп, варится в котелках и запекается в золе картошка, кипятится чай. В былые времена при­возили даже самовары и граммофоны.

Выезжают на острова целыми семьями и большими компаниями. Древние старики, устроившись поближе к дымным кострам, под горячим солнцем прогреваются крепко заваренным чаем, мальчишки и девчонки почти весь день плещутся в реке или ползают в ивняковых зарослях, воображая себя исследователями и следопы­тами. Парни и девушки купаются, загорают, играют в мяч и даже танцуют на твердом утрамбованном при­ливами прибрежном песке. Обычно тихие острова в вос­кресные дни оживают. Всюду слышны переклички и шумная болтовня, песни, звуки гармошки и гитары.

Возвращаются в город к вечеру, когда спадает жара и от воды начинает нести сыростью и прохладой.

Костя пришел ко мне рано утром и сообщил, что лодка Прокопьевых, перегруженная пассажирами, уже готова к отплытию.