Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын

ракет для БРЛП «Trident II», тяжелых МБР проекта «MX» и милитаризации космоса под хорошо известным названием «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ) или «Звездные войны». Последняя программа предусматривала создание целой системы защиты от советских МБР на основе строительства в космическом пространстве специальных платформ, где могли бы быть размещены сверхмощные лазерные установки, способные энергией встречного кинетического соударения поражать любые ракеты на подлете к территории США. Поэтому данный проект в своей базовой основе полностью противоречил Договору по ПРО, подписанному Л. И. Брежневым и Р. Никсоном в мае 1972 года. Как позднее выяснилось, эта программа оказалась банальным блефом, который должен был стать одним из новых инструментов вовлечения Москвы в дорогостоящую гонку вооружений[1158]. Однако тогда все высшее советское руководство восприняло эту программу всерьез и «окончательно списало президента Рейгана в разряд “безнадежных”, с которыми надо было бороться всеми средствами, кроме “горячей войны”»[1159]. Кстати, тогда же по инициативе Р. Рейгана была заблокирована прямая телефонная связь между А. Ф. Добрыниным и Дж. Шульцем, установленная при Р. Никсоне 10 лет назад. Это было вовсе не случайно, поскольку новый госсекретарь мало влиял на выработку внешнеполитического курса Вашингтона и серьезно проигрывал «ястребам» в лице К. Уайнбергера, У. Кейси, У. Кларка или Э. Миса, которых известный американский дипломат Дж. Кеннан считал «удивительными по своей тупости, которые кичатся тем, что каждый день дают бой Советскому Союзу». Ему вторил и вице-президент Дж. Буш, утверждавший, что «эти парни принимают в штыки любое компромиссное решение с Москвой, особенно в ракетно-ядерных вопросах».

Между тем в Москве Ю. В. Андропов дал команду активизировать работу по так называемому плану «РАЯН» — «ракетно-ядерного нападения», который был одобрен Политбюро ЦК еще в феврале 1981 года. Этот план представлял собой крупномасштабную разведывательную операцию по сбору достоверных сведений о возможных планах Вашингтона по нанесению «первого ядерного удара». И это указание генсека практически совпало с печально знаменитым выступлением Р. Рейгана в городе Орландо штата Флорида 8 марта 1983 года, в котором он назвал СССР «империей зла». А спустя всего две недели он вновь выступил уже по национальному телевидению и заявил о начале реализации программы СОИ как единственного надежного способа защиты от советских ракет, в чем его убедили «отец водородной бомбы» Эдвард Теллер и генералы Пентагона. Хотя уже тогда многие советские физики во главе с директором Курчатовского института, вице-президентом АН СССР академиком Евгением Павловичем Велиховым и один из создателей советской противоракетной системы генерал-лейтенант Г. В. Кисунько выразили большой скептицизм по поводу реализации данной программы.

В самом конце марта 1983 года состоялось еще одно выступление Р. Рейгана в Лос-Анджелесе, когда он предложил так называемый «промежуточный вариант» по «евроракетам», который включал пять пунктов: установить равенство прав и пределов ракет; установить эффективный контроль за этим равенством; не засчитывать британские и французские ядерные силы; не устанавливать ограничений на обычные вооружения США в рамках НАТО на территории Западной Европы; и запретить передислокацию ракет из Европы в Азию. То есть по факту это был очередной пропагандистский трюк, не менявший сути «нулевого варианта». Понятно, что в Москве сразу оценили этот кульбит и устами А. А. Громыко резко отвергли этот вариант, что тут же сказалось на ходе Венских и Женевских переговоров по сокращению обычных и стратегических вооружений[1160].

Тем временем в начале мая 1983 года индийский премьер-министр Индира Ганди выступила с инициативой провести в Нью-Йорке встречу лидеров всех стран — участниц ООН. Однако через советского посла В. Н. Рыкова Москва дала понять Дели, что Ю. В. Андропов не сможет принять участие в такой встрече, чтобы не стать «разменной монетой» в предстоящей президентской гонке в США. Поэтому, когда сам Р. Рейган заявил, что готов встретиться в Нью-Йорке с Ю. В. Андроповым, Москва ответила глухим молчанием на это заявление. Но уже в конце июля американский посол в Москве А. Хартман передал на имя Ю. В. Андропова личное послание от Р. Рейгана, в котором он опять говорил «о стремлении к миру и к решению проблем ядерного разоружения». И хотя в Москве это послание вызвало, мягко говоря, неоднозначную реакцию, сам генсек, по словам А. Ф. Добрынина, решил «не сбиваться на пропагандистскую полемику», а попробовать завязать реальный и серьезный диалог с Р. Рейганом. В ответном послании от 1 августа Ю. В. Андропов акцентировал внимание на необходимости продолжить Женевские переговоры и успешно завершить Мадридскую встречу ОБСЕ[1161].

Сейчас трудно предположить, чем бы закончилась эта переписка, так как в отношения двух стран неожиданно ворвалось событие, которое поставило их на грань почти полного разрыва. В ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 года произошел печально знаменитый инцидент с южнокорейским Boeing 747-230В, выполнявшим международный рейс по маршруту Нью-Йорк — Сеул, который был сбит советскими ПВО за нарушение воздушного пространства СССР. В связи с этим обстоятельством американцы устами госсекретаря Дж. Шульца сразу подняли жуткий вой и расценили все произошедшее как «акт агрессии против США», который «ничем нельзя оправдать»[1162]. Естественно, Москва должна была сразу же среагировать на этот выпад со стороны Вашингтона, но первая ее реакция оказалась не совсем адекватной. Вместо того чтобы сразу признать факт уничтожения этого самолета за двойное грубейшее нарушение советской границы в районе Камчатки и Сахалина, советский ТАСС выпустил довольно «камуфляжное» сообщение, где ничего не говорилось о его судьбе и одновременно осуждалась «клеветническая кампания против СССР, поднятая в США с участием официальных лиц». Как утверждал тогдашний первый заместитель министра иностранных дел Г. М. Корниенко, это было сделано под довольно жестким давлением маршала Д. Ф. Устинова, который заверил Ю. В. Андропова и А. А. Громыко, что «никто ничего не докажет»[1163]. Однако уже 6 сентября вышло новое сообщение ТАСС с признанием того, что южнокорейский Boeing «был сбит советским самолетом». В тот же день в пресс-центре МИД СССР прошла пресс-конференция с участием начальника Генштаба маршала Н. В. Огаркова, заместителя министра иностранных дел Г. М. Корниенко и главы Отдела международной информации ЦК Л. М. Замятина, во время которой они убедительно доказали, что вся эта история стала результатом сознательной провокации, разработанной спецслужбами США для нагнетания антисоветской истерии и оправдания предельно агрессивной политики США, в том числе в вопросах ядерного разоружения. Позднее и за рубежом, и в нашей стране вышло немало добротных исследований, в которых подробно была освещена вся история с этим самолетом, поэтому всех желающих мы отсылаем к данным публикациям[1164]. А если кратко говорить по существу вопроса, то, как свидетельствует сам генерал армии В. И. Варенников, который в то время был первым заместителем главы Генштаба и начальником Главного Оперативного управления ГШ, приказ о пресечении полета южнокорейского Boeing 747-230В отдал именно он. Этот самолет, как и самолеты PC-135, был частью целого разведывательного комплекса, развернутого американцами в районе нашего Дальнего Востока