Загадка XIV века - Барбара Такман

Улаживание отношений с Джан-Галеаццо в связи с его влиянием на оттоманский двор сделалось вдруг чрезвычайно важным, а потому послы поехали через Милан для переговоров с герцогом. Первая жена Галеаццо была французской принцессой, и король воспользовался своим правом — добавил на герб Висконти королевскую лилию и приложил все усилия для того, чтобы добиться помощи Галеаццо. Тем временем первая группа послов, выехавшая в начале декабря, добралась до Венеции. Там они узнали о поражении и попытались встретиться с пленниками. Венеция была заинтересована в торговле с Левантом и в поддержании связей с мусульманским миром, она служила чем-то вроде посредника — передавала новости, давала кредиты, обеспечивала проезд.

В Бургундии и Фландрии герцог снова стал усиленно собирать налоги. Подданные еще не опомнились от поборов, которые пошли на финансирование крестового похода, а с них уже требовали деньги для спасения выживших пленников. Традиционную помощь на выкуп аристократов выжимали из каждого города и провинции, не обошли стороной и священство. Герцогу Бургундскому пришлось торговаться, он встретился с сопротивлением и получил меньше, чем запрашивал. Суммы налогов были не единовременными, они растягивались на месяцы и годы. Три года спустя их все еще взимали и обсуждали. «Денег! Денег!» — писал Дешан на протяжении всей своей жизни. Снова и снова, говорил он, простой народ, доведенный до отчаяния, поднимается и убивает сборщиков налогов, а потом, изумленный собственным успехом, вновь успокаивается, и его опять усмиряют — аристократы мечами, а стряпчие бумагами, оглашая мир грозным кличем: «Вот тебе деньги! Вот тебе деньги!».

Дела де Куси в Прусе обстояли неважно. Судя по некоторым свидетельствам, он впал в глубокую меланхолию, и ничто не могло его вывести из тоски. Он говорил, что не увидит более Франции, и это приключение для него последнее. Его оценка была реалистичной, скорее всего основанной на его физическом состоянии: де Куси страдал от ран и от болезни в суровых условиях, а не «оплакивал победу антихриста над христианами», как предположил первый историк рода де Куси Жан Л’Алуэ. В 56 лет он еще не был стар, хотя обычно считают, что в Средние века старость наступала рано. На самом деле, большая часть населения умирала рано, но те, кто доживал до пятидесяти и до шестидесяти, не были дряхлыми, и с умом у них было все в порядке. Статистика может отразить ожидаемую продолжительность жизни, но не то, какими люди видели сами себя. Если судить по анонимному стихотворению середины XIV века, продолжительность жизни равнялась 72 годам и состояла она из двенадцати возрастов, соответствующих месяцам в году. В 18 юноша, точно март, трепещет с приближением весны; в 24 настраивается на любовный лад, словно цветы в апреле, и в душу его вместе с любовью входят благородство и добродетель. В 36 лет он достигает полного расцвета, что соответствует точке солнцестояния, его кровь горяча, как солнце в июне; в 42 он обретает опыт; в 48 задумывается о сборе урожая. В 54 года он вступает в сентябрьскую пору жизни, когда следует делать припасы. В 60 лет наступает октябрь — предвестник старости; в 66 — темный ноябрь, зелень увядает и умирает, и человек должен думать о смерти, а наследники ждут, когда он умрет, если он беден, и с еще большим нетерпением, если он богат. Семьдесят два года соответствуют декабрю, когда жизнь мрачна, как зима, и ничего более не остается, кроме как умереть.

Де Куси прожил исключительно активную жизнь, никогда не отдыхал и не останавливался — едва он выполнял одно задание, тут же появлялось следующее. Когда он уходил в последний крестовый поход, никто в нем не заметил признаков увядания; за день до главного сражения он блестяще выступил против турок, и это была единственная успешная операция французов в походе. Сражение начали вопреки его совету, и оно окончилось катастрофой, на его глазах происходила варварская расправа над товарищами и простыми солдатами; а затем стыд и тяжкие условия плена, удаленность от дома, неопределенность будущего… Жизнь этого человека, хоть и нелегкая, складывалась на редкость удачно, де Куси не был готов к такой беспросветности. Возможно, что в битве при Никополе он увидел полное поражение рыцарства и почувствовал, что пора умирать.

Шестнадцатого февраля 1397 года де Куси написал завещание, или, точнее, пространное распоряжение. К этому моменту его перевели из тюрьмы в лучшее помещение, и сделано это было благодаря любезности богатого и благородного генуэзца Франческо Гаттилузио, владетеля Митилены (Лесбос), — «родственника» де Куси, если верить Фруассару. Один из независимых хозяев Эгейских островов, Гаттилузио был влиятельным человеком при оттоманском дворе и вполне мог оказать покровительство знатному французскому барону, которого хорошо знали в Генуе. Христиане Архипелага, опасавшиеся приближения турок, были потрясены поражением французов при Никополе. По престижу и по оружию Франции был нанесен сокрушительный удар, христианство теряло свое положение, заточенные в тюрьму аристократы умирали на глазах неверных — все это внушало сильную тревогу. Сообщения о страданиях пленных возбуждали жалость островитян. Один купец из архипелага, Николай Эносский, послал им через жену в дар рыбу, хлеб, сахар, белье и деньги. Можно только надеяться, что благодаря Гаттилузио де Куси провел свои последние дни не на голых камнях.

«В здравом уме, но слабый телом, считавший, что нет ничего более определенного, чем смерть, и ничего менее ясного, чем час, когда она наступит», де Куси написал свое длинное распоряжение на латыни. Возможно, он продиктовал его Жоффруа Мопуару, который был не только врачом, но и магистром искусств. В тщательности и в точности этих инструкций и в понимании того, чем были заняты мысли человека в последние часы жизни, лучше всего отразился дух средневековья.

Прежде всего, он повелел похоронить себя во Франции (причем тело в Ножане, а сердце — в монастыре Святой Троицы в Суассоне). В самом конце завещания, словно бы вспомнив о возможных трудностях бальзамирования и транспортировки тела во Францию, де Куси поручал душеприказчикам вернуть на родину его кости и сердце. В те времена считали, что тело — падаль, а главное — посмертная жизнь души, и потому удивительно, что де Куси проявил такую заботу о своих физических останках.

Следующим по важности пунктом завещания был монастырь Святой Троицы — самая главная инвестиция де Куси в спасение души. Он приказал передать монастырю серебряный крест, весивший сорок парижских марок (около 23 фунтов), серебряное кадило, два графина для воды и вина, используемые во время службы, серебряный кувшин для омовения рук священника, потир, серебряный с позолотой. Де Куси также пожаловал священнику, дьякону и иподьякону по четыре облачения, три из которых предназначались для ежедневного использования, а четвертое — для особо торжественных дней.

Беспокоясь о спасении души, он распорядился о пожертвованиях двадцати одной церкви и часовне, включая церковь Нотр-Дам в Шартре, ибо «она, как мы твердо уверены, свершила для нас чудо». Другие пожертвования включали в себя от ста флоринов часовне Пьера Люксембургского в Авиньоне до тысячи флоринов Нотр-Дам-де-Льес, куда де Куси сопровождал Карла VI после первого приступа безумия короля; плюс к этому по сто флоринов каждой из пяти часовен в Суассоне за помин его души и шесть тысяч флоринов душеприказчикам за дальнейшие церковные службы. Сумму в тысячу флоринов следовало раздать парижским беднякам, такую же сумму бедным людям его владений, а восемьсот флоринов жертвовались больнице Отель-Дье в Париже.

В отличие от многих аристократов, обеспокоенных собственным завещанием, де Куси, похоже, никому не навредил, он просто хотел раздать долги. В данный момент у него было всего одно платье и ковер, и он собирался продать их, чтобы заплатить слугам и Абрахаму, «аптекарю и торговцу из Прусы». Долги, сделанные им во время путешествия, должны были быть оплачены за счет драгоценностей, которые он поместил на хранение в Венеции. В своем завещании де Куси просил короля присмотреть, чтобы доходы с его французских земель были собраны и использованы для тех целей, которые он указал. Жоффруа Мопуар и Жак д’Аманс, маршал Лотарингии (герцогство семьи жены де Куси) названы были душеприказчиками, а граф д’О, Бусико и Ги де Тремуай призваны помочь им и в случае надобности дать совет. Эти трое вместе с Гийомом де Тремуайем, Жаком де ла Маршем и шестерыми другими французскими рыцарями стали свидетелями и подписали документ.

Десять дней спустя, 18 февраля 1397 года, Ангерран VII, сир де Куси и граф Суассон, скончался в Прусе.

Цельный человек расколотой эпохи, он меньше других из своего окружения скомпрометировал себя грубостью, продажностью и безрассудным потворством собственным капризам. Люди его круга хорошо описаны биографом Клиссона — «утонченные и дикие, щедрые и кровожадные, жуликоватые и рыцарственные, сверхчеловечно мужественные и охочие до славы, невероятно низкие в своих пороках, двуличные, доходящие в ненависти до предела, совершающие дикарские поступки, страшно жестокие». Де Куси стоял особняком, ему, похоже, несвойственны были эти «дикарские» черты. Он занимал твердую жизненную позицию, принимал все возлагавшиеся на него обязанности, отказывался лишь от должности коннетабля, суждения его отличались проницательностью, он был хладнокровен в принятии решений и доводил все дела до конца. Его уверенность, хладнокровие и компетентность, уважение и доверие, которыми он пользовался у окружающих, роднят его с Джорджем Вашингтоном, ему недоставало только лидерства, но для этого нужен был повод. Если в деревнях той поры жили немые и незаметные Мильтоны, то в неблагоприятные времена, возможно, рождались и тогдашние Вашингтоны. Четырнадцатый век породил буржуазных лидеров, таких как отец и сын Артевельде, Этьен Марсель, Кола ди Риенци. Однако среди высшего сословия истинных вождей было немного; отчасти это связано с тем, что лидерство отдавалось на откуп королю. До Карла V короли лично вели в бой аристократов. Пока Иоанн II находился в плену, аристократы северной Франции умоляли Карла Наваррского повести их против Жакерии. Аристократы объединялись только, когда чувствовали, что им угрожают как классу.