Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

Шло время, уставшие от непослушания единицы речи становились покладистей, запятые и точки возвращались на насиженные места, персонажи умнели, постепенно осваивая внятную человеческую речь. Укрощение строптивых символов не превратилось в простое и незамысловатое действо, но уже и не пугало с прежней силой. Оказалось, броуновское движение элементарных частиц русского литературного вполне поддается дрессуре и даже подчиняется некоторым скрытым от простых смертных сакральным правилам.

Дальше больше – я осмелел настолько, что начал присматриваться к речевому эквилибру – жонглированию словами, балансированию на грани аллитерации, акробатическим этюдам со сложносочиненными предложениями и прочему интеллигентному экстриму. Ощущение того, что свободолюбивые лексические символы проявили по отношению ко мне некую, пока еще весьма условную покорность, стало первой, весьма неожиданной наградой. Когда собственноручно написанный текст нравится тебе самому – это кайф почище прочих. Первый поцелуй не так волнует, честное слово! И не надо крутить пальцем у виска!

Время все шло, шло и шло, творческие «поцелуи» начинали приедаться, как и положено, захотелось чего-то большего! Таким большим оказалась первая, безумно желанная и при этом совершенно нечаянная (такое бывает) журнальная публикация. Гордости и счастью не было предела.

Впрочем, и журнал постепенно покрылся пылью, а затем и вовсе куда-то сгинул за древностью лет, но запретный, единожды вкушенный плод покоя больше не давал. Однако новой взаимности с печатным словом все никак не случалось… Писать в стол рука быстро устала, мечта, не успев толком родиться, зачахла и на долгое десятилетие оставила своего «носителя».

Желание тряхнуть стариной возникло внезапно. Полюбившаяся книга «Метро 2033» привела меня на одноименный портал, и в литературном разделе его я поселился на многие годы. Сначала написал и выложил на всеобщее обозрение повесть о родном Свердловском метрополитене, затем несколько рассказов; познакомился и даже подружился с интересными, талантливыми людьми. А в один прекрасный день… получил приглашение в литературный Хогвартс имени Дмитрия Глуховского! Именно в Хогвартс… Оказаться одним из авторов самого популярного книжного сериала России – уверяю вас, Гарри Поттер испытывал схожие чувства, поступив во всемирно известную магическую академию. Писатели для меня всегда являлись кастой небожителей, обитающих на облаке, питающихся исключительно вдохновением, а в перерывах между утренним и полуденным сочинительством пьющими нектар из всеобщего восхищения и преклонения. Человеку, обитающему в далеком от облака Урале, питающемуся страстно любимыми, но совершенно приземленными уральскими же пельменями, а в перерывах между рабочей неделей и выходными предпочитающему вкусное, но не очень полезное пиво, когнитивный диссонанс был обеспечен. Шок – это по-нашему, по-метрошному…

Дебютное «Ниже ада» не прибавило ощущения реальности происходящему. Да, в Хогвартс меня зачислили, познакомили с другими студентами, магами-преподавателями, с ректором-редактором Вячеславом Бакулиным и даже с Самим… Но вернуть в чувства смогла лишь вторая «курсовая» работа под названием «Изнанка мира». Моя часть проекта, написанная в рекордные, истинно студенческие сроки, заставила поверить, что какими-то зачатками магии я все же обладаю. Четверть книги за две недели – волшебная палочка чуть не отсохла, а головной мозг, на протяжении четырнадцати дней бесперебойно трудившийся в запредельных для человеческого разума температурных режимах и нагрузках, едва не взорвался от напряжения… Сдюжил, справился и… опьянел от ни с чем не сравнимого ощущения. Хорошо выполненной – с полнейшей самоотдачей – работы.

Книга, которую вы держите в руках (в эпоху цифровых копий это выражение стремительно теряет свой смысл, но я позволю себе немного консерватизма), написана без всякого цейтнота и прочего, портящего кровь экстрима. Я спокойно трудился над ней шесть месяцев – ни спешки, ни маячащего перед глазами дедлайна, ничего такого, что давило бы на психику и раздражало расшатавшиеся после «Изнанки» нервы. И, тем не менее, «Обитель» далась мне несравненно тяжелее своих предшественниц. Ответственность – эта самка собаки изводила меня без перерывов и выходных! Одно дело сдать первую курсовую работу – к дебютантам отношение особое, им, как ни крути, многое прощается, – но сейчас-то я уже без пяти минут старшекурсник Глухогвардса (да простится мне подобная словесная вольность!), и спросят с меня за годы обучения в академии по полной программе. Никаких поблажек, снисхождения и прочих радостей литературного «детства»… Оно кончилось, защитное заклинание «Это-моя-первая-книга!» утратило силу и больше на читателя и экзаменатора в едином лице не действует. Все в одночасье стало по-взрослому.

С таким душевным мандражом я и приступал к созданию «Обители. И чувство это не оставляло меня на всем пути, целых полгода…

Тяжело ли написать книгу? Да, очень. Но при этом безумно кайфово. «Мыши кололись, плакали, но продолжали жрать кактус»: мыши – это авторы, а кактус, соответственно, книга. Данное выражение прекрасно отражает суть писательского процесса – кактус вкуснейший (с аллюзией на текилу) суперприз, к которому приходится пробираться через чертову уйму колючих терний. Лень, усталость, отсутствие вдохновения, снова лень; беспомощность, когда упираешься в непроходимое место в тексте, ярость, порожденная беспомощностью, лютая злоба на тупящего себя, второй час буксующего на одном непобедимом абзаце, наконец, умственное и физическое истощение в качестве капитуляции. На завтра долгая моральная подготовка (в народе именуемая «самоуговором») к штурму неприступного абзаца, стремительный блицкриг, двухминутная эйфория и крик (а то и визг) отчаяния – за только что взятой высотой открывается вид на новый, прекрасно укрепленный Эверест с мощнейшей ППО – противописательской обороной.

Полгода изнуряющей, пото– и кровопролитной войны (в том числе с самим собой) – вот что такое для меня книга! Книга – это промелькнувшее мимо лето, это не выпитое с друзьями пиво, непосмотренный фильм, пропущенный хоккей, укоризненные взгляды жены и дочки, бессонные ночи, отсутствующие выходные и праздники. Собственный День Рождения воспринимается как досадная и непростительная помеха на пути к заветной цели… Вам жалко меня?

Ну и зря! Если помимо обязательной программы (извиняюсь за банальность) – постройки дома, рождения сына и посадки дерева – ́ в твоей жизни есть книга, значит, ты везунчик. А если книга еще и хорошая, то…

На «Обитель» возлагаю особую надежду, со своей стороны я сделал все, чтобы она стала «хорошей». И сейчас мне немного жалко расставаться с ней… С трепетом и волнением передаю ее в твои руки, читатель. Удачного чтения!

А теперь благодарности.

Самая большая – любимому читателю! Спасибо, что купил эту книгу. Спасибо, что не «спиратил», спасибо, что обратил внимание, спасибо, что прочитал. Спасибо, что вообще читаешь книги, – хорошее это занятие!

Спасибо Маше и Марине за долготерпение, спасибо Майку Зиновкину за прекрасные стихотворные эпиграфы, спасибо Ольге «Скарлетт» Швецовой за неоценимую помощь в работе над книгой (надеюсь, смогу вернуть этот долг!), спасибо Элоне Демидовой и Анне Калинкиной за ценные советы, спасибо ректору Глухогвардса Вячеславу Бакулину – огромному и непререкаемому авторитету в области литературной магии – за наставничество и веру в меня. Спасибо Андрею Дьякову и Сергею Кузнецову за то, что поддержали абитуриента Гребенщикова, когда он делал свои первые, робкие шаги.

Спасибо, Дмитрий Алексеевич, что пригласили в книжное зазеркалье, что дали увидеть сказочный мир фантастики изнутри, спасибо, что вручили волшебную пишущую палочку…

Спасибо, друзья!

Сестры печали

Посвящается Марине, Полине, Маше

У реки, где со смертью назначена встреча,У моста, где готовятся к страшным прыжкам,Кто-то нежно кладет тебе руки на плечиИ подносит огонь к побелевшим губам.

Это сестры печали, живущие в ивах,Их глаза словно свечи, а голос – туман,В эту ночь ты поймешь, как они терпеливы,Как они снисходительны к нам,К грешным и праведным нам[14].

Путешествие из Екатеринбурга в Москву

Докладная записка Вячеслава Бакулина

Давным-давно, в 1790 году, служащий Санкт-Петербургской таможни Александр Радищев инкогнито опубликовал и запустил в народ сочинение, прославившее его имя, по меньшей мере, в границах отечественной литературы. Названо оно было без особых изысков – «Путешествие из Петербурга в Москву».