Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

Голос совсем рядом, метрах в десяти. А еще чье-то сопение. Зверь? Или ребенок?

«Стал он поливать мешок кипятком и приговаривать…»

Летиция застыла на месте, но слова становились все громче и громче и, наконец, превратились в надсадный хрип:

«Шпарь серого кипятком! Шпарь серого кипятком!»

Светодиод вспорол темноту неестественно белым лучом, прорвался сквозь разделявшие девушку и источник звука метры и… уперся в пустоту, в голую, покрытую трещинами стену. Никого. Ничего. И снова тишина, ни сопения, ни шелеста, страниц, ни…

Что-то было у нее за спиной – чужое, необъяснимое присутствие! Разворачиваясь, Летиция уловила встречное движение, кто-то невероятно быстрый приближался к ней из темного, уже пройденного туннеля, летел прямо на яркий свет фонаря.

«Шпарь!!!»

Женщина, укутанная с ног до головы в черное. Длинное платье, накидка на плечи, платок на голове – все словно плывет, вздымается на ветру. Вместо лица черный провал, тень, за которой пустые глазницы и безгубый оскал. Рядом силуэт поменьше, черт не разглядишь. Бесформенный абрис в светодиодном свете.

Секундная стрелка часов замерла. В межстанционном перегоне Лесопарковая-Новоясеневое на мгновение остановилась вся жизнь, и лишь давно умершие не подчинились всемогущему времени.

«Шпарь!!!» – выкинув вперед левую руку, женщина метнула в неподвижную Летицию детскую книгу. Шелестя страницами, словно набирающая высоту птица, книжка устремилась навстречу девушке. «Шпарь!»

Секундная стрелка дрогнула и рванулась вскачь, нагоняя упущенное. Лю, прикрываясь, инстинктивно вздернула руку, и зажатый в ней пистолет часто-часто застучал выстрелами, пули, царапая стены и пол, с визгом рикошетили, искрами исчезая во мраке. Девушка, не удержавшись на ногах, упала назад. Падая, она выронила фонарик, и тот со смачным стеклянным хрустом врезался в землю. Извечная подземная ночь вступила в свои законные права.

Интермедия I

– Мастер Вит ожидает вас, – мертвый голос с той стороны тумана лишен интонации и малейших эмоций. Констатация факта. Мастер Вит. Ожидает. Меня. Приглашение для гостя, которому не рады, но без которого… Я не знаю, зачем понадобился своему врагу-благодетелю.

Жду, когда Стена расступится передо мной. Зря, ничего не происходит. Туман клубится под ногами, монолит, разделяющий мир здесь и там, недвижим. Поднимаю глаза к невидимому небу, укрытому куполом из грязных облаков и вязкого, бурого смога, – кажется, Стена прошивает небесный свод насквозь и уходит за пределы напитанной радиоактивным ядом атмосферы. К самому Богу…

– Мастер Вит ожидает вас, – в стерилизованном голосе слышится нетерпение? Ничего, подождет. Я ждал пять лет, секунды и мгновения уже не имеют значения.

Преодолеваю метры до Стены и касаюсь ее рукой. Вместо ожидаемой холодной тверди чуть теплое, податливое желе – оно неприятно колышется под ладонью, не в силах противостоять силе. Миг – и нерушимая преграда поддается моему напору, рука по локоть проваливается в серую массу. Мерзкое ощущение, словно угодил в гигантский холодец. Однако отступать не собираюсь, Мастер Вит, будь он неладен, ждет меня. И его треклятый Пояс Щорса не посмеет задержать дорогого гостя.

Погрузившись всем телом в мерзостную слизь – она еще и хлюпает или это мое воспаленное воображение? – слышу тот же безжизненный голос.

– Закройте глаза, это облегчит путь.

Что я могу разглядеть в вашем кромешном тумане?

Иду, ничего не чувствуя, – даже ноги не ощущают гравитации и притяжения земли. Я вышел в открытый космос? Распахнуть бы послушно закрытые очи, да веки не слушаются. Интересная форма повязки – собственные веки…

– Мы пришли, – торжественно объявляет голос. – Можете смотреть.

Я в комнате или, скорее, помещении, чьи стены и потолок ускользают от моего взора, – но они должны быть, интуиция настаивает на этом! Зато под ногами твердая поверхность. Спасибо и на этом.

Человек в темном бесформенном балахоне (нет, существо в балахоне) терпеливо ждет, пока я осмотрюсь.

– Мастер Вит?

Плотный, натянутый на глаза капюшон бездвижен, но утвердительный кивок невидимой головы я отчетливо представляю. Не вижу – представляю!

– Моя покойная супруга передает вам нижайший поклон, – заготовленную много лет назад фразу я произношу без дрожи в голосе, почти равнодушно. Столько раз представлял эту встречу, что горькое обвинение в смерти моей жены утратило силу, острые грани разящих слов затупились и потеряли прежний блеск.

– Зато ваш сын чувствует себя прекрасно, – парирует Мастер Вит. Неужели он улыбается? Или все только кажется?

Пять лет назад Пояс Щорса принял моего умирающего от лучевой болезни ребенка, а Лену, беспомощную, лишенную в борьбе со смертью последних сил, Стена отвергла. Еще четыре дня – вот все, на что хватило моей Елены. Она ушла спокойно, благодаря Пояс за спасение сына, но я простить не могу…

– Почему вы не взяли обоих? – притихший, но не угасший до конца гнев помогает преодолеть усталость и внезапно нахлынувшую апатию. Я слишком давно хотел задать этот вопрос.

Мастер Вит приглашает пройтись, и мы медленно бредем по пустому пространству, окруженному со всех сторон клубящейся непроницаемой для взгляда дымкой. Если это все-таки комната, то она безразмерная.

– Пояс Щорса слишком странное место, чтобы подчиняться человеку, – задумчиво произносит мой собеседник и тут же поправляется: – Или тому, кто когда-то им был… Я выполняю его волю.

– Удобная позиция, оправдывающая любое убийство…

Мастер Вит примиряющим жестом останавливает меня:

– Мы здесь не для оправданий. Твоя боль слишком велика, чтобы уменьшить ее словами, просто знай: Пояс не излечивает больных, только останавливает течение смертельной болезни. Твоя жена навсегда бы зависла над краем пропасти, осталась в пяти минутах от предначертанного ей. Было уже слишком поздно! В тот раз Пояс поступил гуманно, не обрекая несчастную женщину на бесконечное умирание.

– Это… – я захлебываюсь режущими горло словами, гуманность палача слишком сложна для моего понимания!

– Один человек ушел, другой – получил право на жизнь. Это больше, чем ноль, жизнь – весомее смерти. – Мастер Вит останавливается и смотрит на меня в упор. – Ты должник Пояса Щорса. И он призвал тебя, чтобы взыскать этот долг.

Глава 2

НЯшка

Непроглядная темень перехода. Со всех сторон чернильная вязкая ночь, отсутствие света и малейших звуков. Ни шороха, ни дыхания. Летиция все летела и летела вниз, не в силах достичь дна, ощутить спиной честную твердь бетонного пола. На сетчатке ее глаз отпечатался лик той, что лишена всякого лика. В ушах – сквозь абсолютную тишину – звон неумолкающего крика. «Шпарь!»

Наконец через века – долгожданное приземление, мгновенная, пронизывающая боль в пояснице и лопатках. Удар затылком о землю.

– Твою мать!!!

Из глаз брызнули слезы вперемешку со звездами, зубы оглушительно клацнули, чуть не перерубив пополам язык.

– Твою мать!

Превозмогая дикую боль, Лю принялась нашаривать пистолет. Он был где-то рядом, не мог отлететь далеко! Ну же, быстрей! Вот он – нащупала, схватила и выпустила во мрак перед собой всю оставшуюся обойму. Выстрелы заглушали ее испуганный рев. Когда патроны кончились, крик эхом ушел по туннелям, напрасно пытаясь догнать отзвуки пистолетных выстрелов.

Щелк! Дрожащий большой палец вдавил переключатель налобного фонаря. Лампочка мигнула, полыхнула и… загорелась подслеповатым желтым светом. Близорукий луч, едва ли способный победить темноту на расстоянии больше пяти метров, панически запрыгал по стенам и сводчатому потолку.

– Эй, что там у вас?

Все кончилось. К ней бежали люди – живые, обычные, – напуганные криками и стрельбой в спокойном, считающемся безопасным туннеле. Летиция судорожно хватала ртом воздух, который никак не желал попадать в легкие, застревая в горле, обжигая трахею. Она старалась выровнять дыхание, дать передышку колотящемуся в диком темпе сердцу – бум-бум-бум, кровь кипит и рвет сосуды, кажется, бешеный насос сейчас взорвет грудную клетку изнутри.

Страх – это часть ее работы. Лишая жизни других, будь готова однажды лишиться жизни сама. И бояться следует не столько смерти – путь к ней может оказаться в разы страшнее плачевного, но неизбежного для каждого исхода. Она видела, во что превращают тела пойманных киллеров родственники и друзья свежепреставившегося объекта… Месть – воистину пугающая штука, способная на самые изощренные зверства. Месть – святое и справедливое дело, однако наемникам с отрезанными конечностями и содранной заживо кожей трудно оценить ее священную природу.