Пряди о Боре Законнике - Александр Меньшов

Какая же она хрупкая, маленькая… С каждым днём я всё больше ловлю себя на мысли, что не хочу ни отпускать от себя Стояну, ни куда-то уходить… А приходится. Как вот вчера, когда всё же меня дёрнуло пойти поохотиться на зайцев.

Чего, спрашивается, вдруг? Почему потянуло? Привычка? Может, увлечение? Сарн его знает!

Вдруг перед глазами встал старый образ кошки, поймавшей мышь. Она не торопилась есть свою добычу. Хозяйка дома пыталась выгнать животное вон, но кошка нервно огрызнулась. Её естество сейчас терзали иные чувства, нежели голод. Инстинкт… дикий, необузданный инстинкт. Желание сразиться с врагом. Получить свою порцию опьяняющего ража.

Вот так и со мной. Борьба, охота, сражения — этого не искоренить. Это тот дикий инстинкт, данный мне с рождения.

Рука осторожно поглаживала упругий животик Стояны. Стоило только это понять, как меня в который раз охватила странная оторопь.

Всё от того, что вдруг ясно осознаёшь — там жизнь… внутри Стояны… маленькая, но жизнь… А скоро она выберется наружу и… и…

Снова оторопь… страх… А как это быть отцом? В голове тут же рисуются стандартные картинки: суровый, но любящий папа и стайка шаловливых детишек. Они благоговейно слушают каждое слово, исходящее из его уст.

И всё? Не густо… Так как это быть отцом?

Меня вновь охватила оторопь. Аж пятки онемели.

Даже стыдно признаться — меня охватывал странный страх. А ещё я чётко понимал, что обратного пути нет.

Мои глаза уже привыкли к полумраку комнаты. Видны все её детали, привычные, знакомые… Стоило лишь прикрыть на мгновение глаза, как вдруг разума начинают касаться старые воспоминания. В них много запахов цветов… Мысленно возвращаюсь в прошлое. Тело охватывает ленивая истома.

Я повернул голову и долго разглядывал профиль жены. В сердце защемило… Это не боль, а какая-то нега, желания прижать к себе и никому не отдавать.

Далеко, где-то за стеной, разливается неясный гул. Это будит в душе неясную тревогу…

А чего я боюсь? Будущего? Какое оно?

Гадай — не гадай, а его не отвратить. Как не отвратить и того, что придётся уйти на Нордхейм. Это ведь всё одно придётся сделать, а чем дольше оттягиваю с сим делом, тем сильнее страх.

Я вылез из-под шкуры и опустил босые стопы на холодные доски. Надо бы развести огонёк, а то и околеть недолго.

Взгляд упал на пол, чистый, подметенный. Стояна старается, она уже давно вжилась в роль полноправной хозяйки нашего скромного быта. Над очагом на стене виднеется тёмное пятно копоти. Пожалуй, это единственное место во всём доме, где, можно считать, неприбранно.

Я сначала подлил масла в старый светильник и поджёг его с помощью зачарованной стрелы. Затем взялся и за очаг: смёл в сторону золу, разложил лучинки и запустил меж ними тонкий язычок пламени. Оно нехотя лизнуло дерево, а потом, словно распробовав на вкус, резво кинулось его пожирать.

Задымило. Густые белёсые струйки потянулись к отдушине в потолке.

Я набрал котелок воды и повесил его на железный крюк над огнём. При этом старался не шуметь. Пожалуй, ведь стоит заварить цветочного чая. Стояна проснётся, мы выпьем ароматного напитка… согреемся.

Тут мне вспоминается горячее тело жены, и неволей поправляю сам себя: «Я согреюсь».

Трудно оторвать взгляд от завораживающего танца языков пламени. Я, долго-долго молча, смотрю на огонь, а в голове ни одной мысли. Лишь пустота…

— Доброе утро! — послышался тихий голос Стояны.

Она полуобернулась и, сонно щурясь, глядела на меня.

— Уже собираешься? — несколько печальным голосом спросила она.

— Да просто сижу…

Стояна приподнялась на локте и, уже не глядя на меня, твёрдо сказала:

— Послезавтра ты уйдёшь… улетишь на свой Нордхейм. Не возражай, я это знаю. Оттуда ты вернёшься другим.

— Другим? Насколько другим? — отчего-то подумалось, что под сим словом подразумеваются внешние изменения.

Я даже не спрашивал, откуда Стояна знает, что я улечу послезавтра, если пока ещё даже сам не ведаю того. Порой её отдельные фразы, сказанные ни с того ни с сего, просто так, в ходе обычного разговора, сбывались. Сначала меня это удивляло, хотя вслух я ничего не говорил.

Она вновь сказал «другим». В этот раз мне послышалось «иным». И вот тут я похолодел. Смысл этого слова касался… души… сознания… разума…

Значит это предопределено… и неизбежно… Я отправлюсь на Нордхейм. Послезавтра… Ну что ж, надо наведаться к Ползунам и Сутулым. Поговорить с Торном… Дел у меня много.

Из пыльных уголков памяти вынырнула одна туманная личность… Как же её звали? Елизавета… Елизавета… Барышева… Точно, точно!

— Я Предсказательница, — демонстративно сообщила она мне тогда. — Великий Айденус тому свидетель.

Это было в Новограде. Я прогуливался по площади у Башни Великого Мага, где случайно натолкнулся на эту женщину.

— А ну-ка дай мне свою руку, — требовательно заявила Елизавета. — Твоё будущее очень туманно, так что не надейся, что Компас Покровителя укажет тебе верный путь. Ты играешь со своей судьбой. Как говорят гибберлинги: «Твоя Нить Пути ещё ткётся».

Её слова ввели меня в некий ступор. Даже не знал, как реагировать.

— Твой талант понадобится всем: и людям, и эльфам, и даже гибберлингам, — уверенно заявила Предсказательница. — Все они тебя попросят о чём-то важном. И если ты всё выполнишь, то узнаешь своё прошлое…

«Попросят» — и они действительно просили. А я делал… помогал… и вместе с тем с каждым шагом все больше запутывался в собственном прошлом.

Я налил чая и, молча, пригласил Стояну к себе. Мы встретились с ней глазами и сердце вновь защемило. Вдруг почувствовал себя каким-то предателем. Особенно после слов про мой уход на Нордхейм.

Стояна долго одевалась. А я глядел на неё, на изгибы тела, на то, как она заплетает волосы в толстую косу. Движения девушки ловкие, привычные.

— Что тебя тревожит? — вопрос застал меня врасплох.

Оказывается, я углубился в собственные мысли и не заметил, как Стояна уже сидела рядом со мной.

— Тревожит? С чего ты взяла?

Мы стали пить чай. Вода уже успела приостыть, отчего напиток, теперь, казался не таким уж и вкусным.

— Пока я с тобой, то ничего не боюсь, — глотая невесть откуда-то накативший ком, проговорил жене.

Стояна замерла, уставившись в пол. У меня было ощущение, что она хочет сказать нечто… нечто важное… но боится… Она долго-долго рассеяно дула на чай.

Наверное, — думалось мне, — она просто опасается сказать это вслух, как будто её слова тут же мигом сбудутся. Как это бывало не раз, и не два…