Русская фантастика 2014 - Василий Головачёв

— Я думала, мы подруги, Олюшка. Конечно, разница в возрасте… Но почему ты не намекнула? Не хочешь об этом разговаривать?

— Галь, ты о чем?!

Дежурная покачала головой.

— Я понимаю, тебя травмирует. Сапожник без сапог… врач с редким заболеванием…

Оля кинулась к ней, схватила за плечи, встряхнула. Губы у нее дрожали.

— Галя, Галя, о чем ты, что случилось?!

Галя сгребла ее в охапку, прижала к груди, покачала из стороны в сторону:

— Ты поплачь, если хочешь. Ты пойми, нельзя в себе держать. Из-за чего, Оля, чем ты Шорохову не угодила? Из-за чего он с тебя ошейник снял?

Олюшка вывернулась из объятий санитарки, ощупала шею.

— Черт. Забыла надеть. Галь, Шорохов с меня ошейник не снимал, я просто вчера сняла, а утром забыла надеть.

На лице санитарки появилась робкая, недоверчивая улыбка.

— Ну правда же, Галя! Правда!

— Ты хоть шарф тогда обратно намотай, а то люди же подумают, слухи пойдут… И тебе неприятно, и Лев Ильич разозлится.

— Не буду я шарф наматывать, — возмутилась Оля, — что я за психолог такой буду — в шарфе? Ничего, Галь, никто и не заметит. А если заметят — спросят, я объясню.

— Ты, конечно, Олюшка, смотри сама. Но могла бы и послушать, я все-таки старше, опытнее.

Оля дернула плечом, чмокнула дежурную в щеку, забрала со стойки личные дела и отправилась на утренний обход.

Центр «Нижний космос» занимал три этажа: на первом — холл, столовая, кухня; на втором — кабинеты Олюшки и Шорохова, медсестры, массажная комната и маленький спортзал — несколько тренажеров, беговая дорожка; на третьем — жилые помещения.

Олюшка заглянула на кухню, открыла свой кабинет, сгрузила на стол папки с личными делами и поднялась на третий этаж. В общей гостиной, перед телевизором, маялся Савченко: переключал каналы, вздыхал, ерзал. Услышав Олины шаги, он вскочил, задергал кадыком.

— Оля, я вот к тебе…

— Давай попозже чуть-чуть, я с обходом закончу.

— Я, в смысле, я хочу… У тебя десятки не будет?

— Не будет, Анатолий. А будете себя так вести, я вас в наркологичку сдам. Елене Геннадьевне позвоню. Уяснили?

— Нечуткая ты, Оленька… Ой. Извини. Я не знал.

— О чем ты не знал? О том, что у нас центр помощи пострадавшим от произвола Верхов, а не кредитный союз?

— О том, что ты… Что ошейник…

— Забыла. Надеть. Утром, — отчеканила Оля. — Извини, у меня обход. Через полчаса я готова принять тебя в своем кабинете.

Развернулась на каблуках и пошла по коридору к жилым комнатам. Сейчас заняты были только две: в одной — новенькая, Аня, в другой — Данишкина с новорожденными сыновьями. Данишкина, тихая, мышеобразная, почти не выходила и ни с кем не общалась. Когда Галя помогала с малышами, молодая мама спускалась что-нибудь перекусить. Шорохов собирался нанять ей няню, но Данишкина противилась: «Не нужно, я сама, не хочу обременять, счастлива материнством».

Ее Верх о близнецах, похоже, и слышать не хотел.

Лев Ильич представлял в суде интересы Данишкиной и детей, но брать с непутевого мужа было нечего — пил он, и пил крепко. А когда напьется, избивал сабу. И во время беременности тоже — чудо, что Данишкина выносила мальчишек.

Оля глубоко вдохнула и постучалась к ней.

— Войдите! — раздался слабый голос.

Тут же заплакал один мальчик, а через секунду присоединился второй.

В комнате пахло присыпкой и детским кремом, на пеленальном столике была навалена куча детской одежды, а в двух кроватках надрывались совершенно одинаковые младенцы. Данишкина метнулась к сыновьям:

— Чшшш! Чшшш! — Она обеими руками покачивала кроватки. — Тихо-тихо-тихо!

— Давайте, помогу. — Оля взяла одного младенца, Данишкина — другого. — Как у вас дела? Почему гулять не ходите?

— Холодно, Оля… Чшшш! Тихо, маленький! Доктор говорит, это нормально, что они такие беспокойные. А я думаю — это из-за того, что я нервничала. И стул у них, знаете, такой зернистый, боюсь, дисбактериоз…

Оля поморщилась. Она мерно покачивала вопящего младенца, мальчик выгибался, сучил ножками. Данишкина смотрела на сына в чужих руках, лицо ее застыло плаксивой гримасой.

— Доктор говорит, я слишком над ними трясусь. Но они — смысл моей жизни! У меня ничего нет, кроме мальчиков, я обременяю собой вас, я всем надоела, никому не нужна…

— Вы нужны детям, Лида. И вы нас не обременяете — «Нижний космос» был создан, чтобы помогать сабам, попавшим в беду. Все наладится. Попросить Галю посидеть с малышами? Вы бы позавтракали, на массаж сходили.

Нечесаная, в байковом халате, Данишкина не отреагировала. Она по-прежнему не отрываясь смотрела на мальчика:

— Вы так мне помогаете, так помогаете! А что я? Зачем я? Иногда, Оля, я думаю: ну за что? Чем я такая плохая? Что необразованная, что не того выбрала? А может, я сама его доводила, а? Провоцировала?

— Не говорите ерунды. Он — совершенно невменяемый человек, и мы это скоро докажем. Он не соблюдал ни одного основополагающего принципа нашего общества. А вы ни в чем не виноваты.

Данишкина убаюкала малыша, опустила его в кроватку и забрала второго у Оли. Мальчик зачмокал завертел головой, Данишкина присела на диван, ого лила грудь, дала сыну.

— Молока, кажется, не хватает, а смеси не хочу Не могу я так, Оля. Вот хоть вы мне скажите, как правильно! Или Лев Ильич пусть скажет. Я не знаю как жить.

— Просто жить. Радоваться сыновьям, получат] образование, искать работу.

— Я не умею. Я… Олечка, я же брошенная! Раньше хоть он за меня все решал, раньше хоть ничего от меня не зависело, а теперь в свободном плаванье, как ровняшка. Я так не умею!

Оля присела рядом, сложив руки на коленях.

— Лида, вы сейчас придете в себя, мальчики чуть подрастут — и обязательно найдется верх, который наденет на вас ошейник. И все снова будет хорошо. А пока вам нужно просто отдохнуть.

— Ох, Оля… Вы не представляете, как это. Вы такая благополучная. За Львом Ильичом — как за каменной стеной. — Данишкина взглянула на нее и осеклась. — Оля! А что?..

— Забыла. Надеть. Просто забыла надеть. У нас все хорошо. И у вас, Лида, обязательно будет. Знаете, мы так толком не поговорим. Зайдите ко мне сегодня после обеда, Галя с ребятами побудет. Договорились?

— Договорились. Если вам это удобно…

— Это — моя работа, и это удобно. Я пойду, Лида. Если что, помните, вы здесь не одна. Всегда можно позвать меня, Галю, Анастасию Михайловну, Розочку. Просто поговорить, посидеть с малышами, пока вы отдыхаете. Понимаете?

— Понимаю. — Лида опустила голову, на засыпающего у ее груди малыша закапали слезы. — Спасибо, спасибо вам большое!