Николай II - Александр Боханов

В начале октября 1917 года Борис Николаевич женился в Петрограде на дочери Распутина Матрене (Марии) и вошел в сношения с Вырубовой. Ей он рассказал, что существует группа офицеров, готовых вызволить государя и его семью. Он был так убедителен, что царская подруга не смогла не поверить. Это было и ее сокровенным желанием. Она написала о нем Александре Федоровне. В январе 1918 года поручик появился в Тюмени, снял квартиру и стал вести странную жизнь. Встречался с разными людьми, заявляя всем, что хочет освободить царскую семью. Кто верил ему, кто с ужасом от него отшатывался. Болтуна-заговорщика один раз все-таки арестовали, но вскоре, по совершенно необъяснимой причине, отпустили.

Через священника Алексея Васильева, с благословения Тобольского епископа Гермогена (того самого, который когда-то являлся непримиримым врагом Распутина), Соловьев установил неофициальную связь с Александрой Федоровной. Сохранилось два письма царицы ему, написанных в феврале — марте: «Сообщите мне, что Вы думаете о нашем положении. Наше общее желание — это достигнуть возможности спокойно жить, как обыкновенная семья, вне политики, борьбы и интриг». Во втором, отвечая на его записку, написала: «Вы говорите о чуде, но разве уже не чудо, что Господь послал сюда к нам Вас? Храни Вас Бог».

Почему Александра Федоровна поверила этому человеку? Конечно, главным было то, что он родственник Григория, что рискнул жениться на его дочери в то время, когда имя ее отца подвергалось повсеместному поношению. Соловьев уверил царицу, что в Тюмени находится группа из 300 офицеров, готовых выступить по первому зову. Она не знала, что этот прапорщик в дни переворота в марте 1917 года играл активную роль в среде думских революционеров и даже состоял членом военной комиссии — главного центра крайне левых военных сил. Но уже вскоре он оказался не у дел (другие, более расторопные, оттеснили). Встреча с Вырубовой и остатками распутинского кружка открывала для него большие возможности. В первую очередь — материальные. Беспринципный негодяй понял, что он может неплохо заработать, и ради этого женился на тихой и набожной девушке, которую ни одного дня не любил. Сохранился дневник Матрены Распутиной, из которого следует, что, кроме побоев и оскорблений, молодая жена ничего от своего супруга не видела.

Часть денег, передаваемых через него для Романовых, он присваивал и жил на широкую ногу. Неизвестно, получал ли он какие-либо ценности из губернаторского дома, но, уже оказавшись за границей, в Китае, продал кулон с крупным бриллиантом, который, не исключено, ранее принадлежал царской семье. Некоторые его считали провокатором и большевистским агентом. Основания для подобных подозрений имелись. Осев в Тюмени, Соловьев оказался в курсе всех перемещений и переездов столичных монархистов и очень старался, чтобы те ничего не смогли сделать. Некоторые посланцы из Центральной России сразу же арестовывались и расстреливались. Никакой организации из 300 офицеров в Тюмени никогда не существовало. Александра Федоровна верила этой иллюзии, и когда произошла смена охраны в конце марта, была в хорошем расположении духа, уверенная, что это те самые «верные русские люди», о которых ей сообщал «Боря».

На самом деле все было совсем иначе. На смену старому караулу, многие солдаты которого несли службу еще с Царского Села, прибыл новый из Омска, называемый теперь «красной гвардией». Власть большевиков на местах укреплялась, что начинало отзываться даже в таком «медвежьем углу», как Тобольск. Это коснулось положения царской семьи, за которой внимательно и ревностно следили различные революционные клики и в Тюмени, и в Омске, и в самом Тобольске, но и, конечно, в столице совдепии — Москве.

Та весна оказалась на удивление теплой и ранней. Уже в конце марта в отдельные дни температура воздуха поднималась до плюс двадцати градусов, и после длинной и холодной зимы заключенные «Дома свободы» наслаждались. Даже царица, не расположенная к длительным прогулкам и не выходившая на улицу за всю зиму, теперь по нескольку часов сидела на балконе. Занималась штопкой, читала и все время с умилением наблюдала за тем, как муж и дети хлопотали на небольшом дворе. Они устроили там настил из досок над крышей бывшей оранжереи, где девочки с наслаждением загорали, позволяя при этом даже расстегивать кофточки более допустимого. Раньше Аликс сочла бы подобное поведение предосудительным, но теперь смотрела сквозь пальцы. Бедные, у них так мало радости в жизни!

10 (23) апреля Александра Федоровна написала письмо Анне, где сообщала о том, что маленькому лучше (в начале апреля Алексей простудился, начал кашлять, и в результате у него начались боли в паху; обострилась гемофилия), что ждут обыска, но дух крепок. «Сколько несчастных жертв. Невинные, но они счастливее на том свете. Хотя гроза приближается — на душе мирно — все по воле Божией. Он все к лучшему делает. Только на Него уповать». Больше никто никаких письменных весточек от царской семьи уже не получит. Письмо Александры Федоровны стало последним посланием последней русской царицы. Романовым оставалось чуть больше трех месяцев земной жизни.

Потом будут написаны тома различных сочинений, где на все лады станут спрягать тему: почему так сложилось, что царя и его близких перевезли из Тобольска в Екатеринбург, собирался ли он бежать? Будут утверждать разное. Однако теперь, в конце XX века, можно констатировать со всей определенностью, что, во-первых, перевод семьи в Екатеринбург диктовался намерением новых властителей ужесточить режим и подготовиться к ликвидации последнего царя и его близких. В Екатеринбурге в то время власть московского руководства была надежной, а местные «товарищи» целиком преданы руководству большевистской партии. В то же время в Тюмени, Тобольске и Омске революционные лидеры позволяли себе «своевольничать». Кроме того, кругом была крестьянская масса, не принимавшая пролетарские символы веры. Во-вторых, никакой реальной возможности бежать у Романовых не было. Считать, как это делают некоторые зарубежные авторы, что царь и его близкие могли укрыться каким-то образом в безопасном месте, по крайней мере наивно. Общая ситуация в России вообще, в Сибири и на Урале в частности, была такова, что никакой надежды на подобный исход не существовало. По той же причине бесчисленные умилительные истории о чудесном спасении различных членов царской семьи нельзя ни в коем случае считать исторически достоверными.

В тот день, когда Александра Федоровна написала свое последнее письмо, в губернаторский дом явился новый красный комиссар В. В. Яковлев (Мячин), которого представил Е. С. Кобылинский. Встреча была непродолжительной, и новый начальник произвел неплохое впечатление на заключенных. Прошло два дня, и 12 (25) апреля состоялся второй визит, во время которого Николай и Александра узнали новость: завтра бывшего царя комиссар должен увезти, но куда — государственная тайна. Известие ошеломило.