Мои калифорнийские ночи (СИ) - Джолос Анна

Я смотрю на Генри. Он вырос на пол головы точно, а Джимми так раздался в плечах, что можно теперь смело прятаться за ним в прямом смысле слова как за каменной стеной.

Я не видела мальчишек целый год! Невероятно, как быстро летит время! А ведь кажется, будто только вчера ревела в подушку, желая как можно скорее вернуться в Канаду. Потому что когда-то находиться в доме отца было просто невыносимо.

— Доедет конечно! Ты мне не доверяешь что ли? — качает головой Генри. — Твой дружок-мажор приучил тебя к тачкам исключительно класса люкс?

Он, безусловно, имеет ввиду Ричи. В инстаграме у меня полно старых фоток с ним.

— Не дружок он мне вовсе! — я отвешиваю ему звонкий подзатыльник.

— Ну-ну, — себе под нос бурчит он.

Эти двое объявились пару дней назад. Прикатили из Канады на старой Шелби, дабы убедиться, что со мной всё в порядке. Я ведь на месяц, считай, что выпала из жизни. Не отвечала на звонки и сообщения в мессенджерах, не выходила в социальные сети и не желала ни с кем видеться. Закрылась ото всех. Потому что единственный человек, рядом с которым я хотела быть, хладнокровно оставил меня загибаться в одиночестве от боли и тоски. По собственной воле оставил, между прочим.

— Давай это сюда. Там кирпичи что ли? — ворчит Джимми, поднимая мою плотненько набитую сумку.

— Там только всё самое необходимое, — недовольно отвечаю я, контролируя укладку вещей в багажник.

— Готова ехать, Смит? — спрашивает Генри, прижимая меня за плечи к себе.

Снова пялится на меня не то с сожалением, не то с жалостью. Вчера весь вечер слушала их нравоучения: мол слишком худая, бледная и разбитая. И вообще, совершенно на себя непохожая. Джимми даже не удержался и затребовал у отца настоящую канадскую версию Джен, а не эту бесцветную калифорнийскую копию.

— Грейс на кухне накрыла стол. Выпейте чаю, ладно? — поворачиваюсь я к Джимми. — Дайте мне несколько минут.

— Идёт! Подкрепиться перед дорогой никогда не помешает, — кивает вечно голодный Генри.

Нельзя его в этом винить. Детство он провёл в приюте, а там жизнь совсем не сахар…

Мы с Джимми по возможности всегда старались ненавязчиво его подкармливать. Как бы между прочим, обедом или ужином. Генри сперва очень стеснялся, но потом, видимо, привык.

Дружно возвращаемся в дом. И пока новый мэр Блу Блэй в лице Грейс Смит любезно угощает моих друзей своими пирогами, я поднимаюсь наверх в комнату Рида.

Хочу забрать кое-что из его вещей. Несколько полюбившихся футболок, серебряную цепочку с кулоном, пару дисков, его боксёрские перчатки и забытую на подоконнике zippo.

Просто на память. Просто потому что хочу…

Глаза снова на мокром месте. Я стала до ужасного сентиментальной и уязвимой. Прямо даже самой тошно. Большое спасибо тебе, Рид Брукс!

Отчего-то вспоминается то утро, когда он обещал мне, что «сломает в два счёта», если я не перестану дерзить и «показывать зубы». И тогда мне казалось, что сделать это у него ни черта не получится. Агрессией, террором, запугиванием и подавлением моей личности. Знала бы я, что он пробьёт мою прочно выстроенную защиту тем, чего я совсем не ожидала.

Это называется запрещённый приём.

Сажусь на кровать рядом с рюкзаком и достаю оттуда белоснежный конверт.

Я всё-таки написала ему письмо… Честное и, пожалуй, самое откровенное в своей жизни. Просто выплеснула на бумагу свои чувства и эмоции. Наплевав на гордость и жгучий стыд.

И даже как-то отлегло… Потому что держать всё это в себе стало уже невыносимо.

А ещё пару дней назад я всё-таки сходила к ненормальной Зельде. Почему-то мне захотелось поговорить с ней. Поговорить, не используя слова «красный». И даже о том дне с отчимом. Хоть и стоило мне это невероятных усилий.

Думаю, причина в том, что я захотела перевернуть страницу. Переступить и пойти дальше, как когда-то советовал мне Рид, посчитавший, что я достаточно сильная для этого.

Случившееся в мой шестнадцатый день рождения, безусловно, оставило свой горький отпечаток, но в конце концов, жизнь ведь не остановилась?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Надо попытаться забыть… К тому же, теперь я точно знаю: мне удалось преодолеть страх близких отношений с противоположным полом. И если уж говорить совсем искренне, я была готова забыться в руках Рида Брукса… Мне жаль, что он не воспользовался ситуацией ни разу. Несмотря на то, что хотел меня.

Я точно знаю, хотел. Видела, как горели жарким огнём его глаза…

Отматывая этот год назад, признаюсь себе в том, что этот парень волновал меня с первой нашей встречи. С самого начала его присутствие в доме смущало, опасная близость пугала, а мысль о нём в определённом ключе — заставляла краснеть и нервничать. Чего раньше со мной в принципе не случалось.

А потом после нашего поцелуя, я просто потеряла голову…

И всё стало только хуже. Горячая волна влечения к этому несносному мальчишке накрыла меня настолько сильно и неожиданно, что я даже растерялась. Потому что до него я понятия не имела о том, что это такое.

По коже бегут мурашки. Просто от того, что я вспоминаю наши поцелуи. Его настойчивые, требовательные губы и бесстыдно ласкающие меня руки. Клянусь, если бы я знала, что он собирается уехать, ни за что бы не упустила шанса провести с ним ночь. Как бы неприлично это не звучало, но это действительно так.

Потому что с ним я хотела всё…

Аксель запрыгивает на постель и лезет ко мне на руки. Вот ведь дурнище! ЦелУю сорок килограммов счастья в мохнато-усатые щёки, и снова по лицу невольно катятся слёзы.

В памяти всплывает картинка.

Субботний вечер. Родители в отъезде, Макс и Бэт у бабушки. А мы с Ридом вдвоём в гостиной. Смотрим фильмы один за другим. Признаться, следить за происходящим на экране было очень сложно, ведь кое-кто активно распускал руки и страстно целовал меня, растаявшую от переизбытка совершенно незнакомых чувств и ощущений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Аксель тоже лез на диван. Причём в самый неподходящий момент. Я заливисто хохотала, а Рид прогонял докучливого пса нецензурной бранью.

Дверь приоткрывается, и в комнату заходит отец. Стоит какое-то время на пороге, но потом присаживается рядом на постель и осторожно берёт меня за руку.

— Собралась? — с нескрываемой печалью спрашивает он.

— Да…

— Дженнифер, может останешься всё же? — снова начинает заводить старую песню он.

— Пап, мы ведь это уже обсуждали, — отрицательно качаю головой.

— Я переживаю, одна — в большой город.

— Пап, — чуть склоняю голову влево. — Всё будет в порядке, не переживай.

Отец чуть сильнее сжимает мои пальцы.

— Обязательно уезжать? — он хмурится, и меж бровей залегает складочка морщин.

— Да. Мне это нужно, — с невыразимой тоской смотрю на плавный изгиб гитары, что висит на стене.

Вчера я играла на ней. Заливая деревянный корпус горячими слезами. Пальцы осторожно касались струн впервые за долгое время. Я играла ту песню, которую он когда-то пел.

— Дженнифер, — папа мягко дотрагивается до моей щеки. Нежно и с такой теплотой…. Совсем как в детстве. — Всё пройдёт, малыш, и то, что сейчас кажется трагедией, однажды будешь вспоминать с улыбкой.

— Это вряд ли…

— Почему ты не хочешь вернуться к матери в Канаду? — вдруг спрашивает он.

— А ты как думаешь? — опускаю глаза. — Я не хочу находиться в том доме.

Отец крепко прижимает меня к себе, и я изо всех сил стараюсь не разрыдаться.

— Прости, Дженнифер. Прости, что я не приехал в тот день рождения, — отчаянно шепчет он, поглаживая меня по волосам.

— Ты не виноват, папа. Я была не права, — признаю я тихо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мы пару минут молчим. Я всё же реву, тесно прислонившись к его плечу.

— Почему ты не остановил его, пап? — всё-таки решаюсь задать вопрос, мучающий меня уже долгое время.

— Дженнифер, — Бен тяжело вздыхает. — Это было его решение. Рид привык поступать так, как считает нужным.