Сквозь всю блокаду - Павел Лукницкий

Путь этот не короток, но наступление Красной Армии на всех фронтах Великой Отечественной войны развивается так стремительно, так успешно, что уже никакая сила приостановить, задержать его не может. Это понимает, это знает весь мир. Видя воочию близящуюся, несомненную, полную нашу победу над разгромленной, трепещущей фашистской Германией, уже не могут больше «тянуть волынку» и наши медлительные союзники — Англия и США. В первых числах июня (только теперь!) им пришлось наконец открыть второй фронт, высадив свои войска на севере Франции. 8 июня мы узнали о взятии Рима.

Что ж! Как говорится, лучше поздно, чем никогда!

Глава тридцать седьмая

Нарва

(26–27 июля 1944 г.)

13 февраля 1944 года по директиве Ставки Верховного главнокомандования был ликвидирован выполнивший свои задачи Волховский фронт. Через два дня его армии — 8, 54, 59-я — были переданы в состав Ленинградского фронта. Ленинградский фронт во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом и при содействии 2-го Прибалтийского фронта (который сковал силы 16-й немецкой армии и перешел 17 февраля в наступление на рубеж Опочка — Идрица) шел вперед.

Еще раньше, к концу января, части правого фланга Ленинградского фронта, и прежде всего 2-я ударная армия, приблизились к реке Нарове.

Тот самый 1074-й стрелковый полк подполковника Н. Г. Арсеньева, который в 1943 году прекрасно дрался у Круглой рощи, совершил новый подвиг. После взятия Веймарна, пройдя за сутки семьдесят три километра, полк захватил деревню Кривые Луки, форсировал реку Плюссу, в 2 часа ночи 2 февраля взял деревню Низы, в десять утра овладел деревнями Сур-Жердянка и Усть-Жердянка, а затем в тот же день, в 15 часов 30 минут, первым из всех частей Ленинградского фронта форсировал реку Нарова, захватил в деревне Вязки план всех «Тодтовских инженерных сооружений» нарвского узла вражеской обороны и создал, пройдя шесть километров за рекой, так называемый нарвский плацдарм. Первым из батальонов, вступивших на вражеский берег, был 2-й батальон полка. Им командовал старший лейтенант Павел Гурьев. Во главе батальона под развернутым, за три минуты простреленным в восемнадцати местах, полковым Знаменем шли по льду его командиры вместе с командиром полка. Вслед за 1074-м колком, в тот же день, в 20 часов на левый берег Наровы вступили другие полки 314-й, получившей название Кингисеппской, стрелковой дивизии генерал-майора И. М. Алиева (1076-й и 1078-й).

3 февраля, когда по всему фронту наступления река Нарова была форсирована во многих местах, 1074-й полк на плацдарме отразил двадцать пять контратак. 4 февраля немцы бросили на 314-ю дивизию свои новые танковую и стрелковую дивизии, но безуспешно. В этот день Н. Г. Арсеньев был тяжело ранен.

Севернее города Нарвы реку Нарову в те же февральские дни форсировали 30-й гвардейский корпус генерал-майора Н. П. Симоняка и другие соединения.

Так, с действий 314-й стрелковой дивизии 109-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Н. И. Алферова начались бои на знаменитом нарвском плацдарме. Вскоре соединениями 2-й ударной армии генерала И. И. Федюнинского плацдарм был расширен до восемнадцати километров по фронту и пятнадцати в глубину. В этот раз Нарву, однако, взять не удалось, потому что здесь, на границе Эстонии, немцы имели одну из сильнейших крепостей своей обороны. Бои на расширенном плацдарме с перерывами продолжались до июля.

25 июля, хорошо подготовившись, наши войска после восьмидесятиминутной артподготовки, произведенной тысячью орудий, начали наступление на город Нарву. 26 июля решительным штурмом 109-го стрелкового корпуса 2-й ударной армии генерала И. И. Федюнинского и наступавшими с юго-запада соединениями 8-й армии генерал-лейтенанта Ф. Н. Старикова город и крепость Нарва были взяты. Это был последний бой на Ленинградском фронте, в котором мне пришлось участвовать… Я подоспел к Нарве на грузовичке-фургоне газеты «На страже Родины» вместе с ее спецкором В. Василевским и фотографом И. Фетисовым…

…Мы приблизились к Нарве часов около шести, при ярком свете еще жаркого дня. Остановились на перекрестке шоссе, не доезжая Ивангорода, там, где был прежде собор, и увидели холм из битого кирпича, окруженный остатками сгоревших, взорванных домов, машин, танков, обозов.

Впереди не было переправы. Все, кто подъезжал сюда, опасались бомбежки с воздуха, но деваться все равно было некуда, и тысячи машин, стеснившись правее (куда поехали вдоль реки и мы), стояли по многу часов.

Мы пробрались туда, где наводили в это время понтонный мост. То и дело взрывались мины, вспыхивали новые пожары, хотя, казалось, гореть уже было нечему. Мы спустились к воде и решили переправиться через реку в лодке; Несколько полуразбитых, простреленных лодок и плотов курсировало от берега к берегу, перевозя на ту сторону боеприпасы и тех, кто умудрялся грести кусками досок. На одной из таких лодок двинулись и мы…

Солнце садилось в дыму пожаров. Мы направились к городу и только теперь хорошо увидели: города Нарвы не существовало. За три последующих часа, что мы бродили по его дымным развали-, нам, я не нашел ни одного уцелевшего дома. Узкие улицы завалены обломками так, что местами пройти невозможно. И даже эти завалы немцами минированы. Характерно: ни в пустых коробках домов, ни в обломках снаружи не видно никаких следов имущества жителей. Все вывезено немцами заблаговременно или сожжено. Останки города производили бы впечатление древних руин, если бы не продолжающиеся пожары и не трупный, идущий из-под развалин запах. Только наблюдательность и осторожность помогают замечать скрытые проволочки насованных повсюду мин.

И еще увидел я немецкие блиндажи, вдвинутые в каменные подвалы, — немцы жили как кроты, как черви, не решаясь высунуть носа на поверхность земли.

В центре города алели мрачные клубки пожаров, из них мгновениями вырывались и рассыпались яркие хвосты пламени, и тогда слышался треск.

…Ища тот поток танков и машин, который должен был устремиться сюда, едва наведут переправу, и в котором должен был двигаться и наш грузовичок, мы обогнули город с севера. По мостовой, обрамленной кустарником и травой, вышли к Таможенной улице. Прежде здесь, очевидно, стояли деревянные дачки. Теперь же не было ничего, кроме кустов, сгоревших деревьев да обломков брусчатых заборчиков.

Мы увидели молчаливо стоящий посреди улицы огромный танк. Возле него на камнях тротуара кружком расположились танкисты — ужинали. На гусеницах, на броне танка сидели, переговариваясь, потягивая из кружек чай, и лежали, похрапывая, другие танкисты. За этим танком, истаивая в лунной мгле, гуськом стояло еще четыре-пять таких же громадин. Танкисты угостили нас малиной и красной смородиной, высыпав несколько горстей прямо на облепленный землей металл гусеницы. Это были танки бригады Проценко. Понтонный мост, оказывается, уже навели, но после прохода КВ несколько понтонов разошлись, и теперь, пока мост налаживали, эти головные танки ждали переправы прочих.