Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников

Тысяцкий поднял глаза на князя, смотрел долгим взглядом. Темно-серые встретились со светло-серыми и, казалось, договорились без слов. Но слова все же последовали.

– Мыслю не давать в этом году дани в Киев! – сказал, как в холодную воду с разбегу бросился. Тысяцкий кивнул:

– Верно, княже. Давно пора, защиты от Киева нет, за что дань давать?

Вот и все, решено. Не давать дань – значит отложиться от Киева! Это хорошо понимали все, понимали, что Киев не простит. Но что сделает князь Владимир? Ратью пойдет на непокорный город? Новгород далече за лесами и болотами, силу и сам имеет немалую. Князья своих старших сыновей в Новгород сажали на княжение для того, чтобы те держали его под своей рукой в надежде занять после киевский стол. А у Ярослава такой надежды нет. Так что ни подчиняться Киеву, ни воевать за него Новгороду во главе с князем резона нет. Новгородцы когда-то попросили себе Владимира, потому как были совсем без князя, а сейчас у них есть свой. Сильный, умный, даже хитрый Ярослав. Новгороду нравился такой князь, и город готов поддержать его в отделении от Киева! Беседа закончилась тем, что тысяцкий Ярославу так и сказал:

– Город за тебя, князь! В обиду супротив Киева не дадим! Только, когда в Киеве сядешь, не забудь, как твой отец забыл, про помощь новгородскую.

У Ярослава раскрылся рот от изумления, он говорил только про отказ от дани, а горожане решили, что князь против Киева выступает? Так далеко его мысли не шли, вернее, шли, но совсем тайно, ни с кем не делился. Но возражать Ярослав не стал, сделал вид, что не понял. В это тысяцкий не поверил, с умом Ярослава мало кто может поспорить, потому знал Якун, что все князь понял, а что говорить сразу не хочет, так на то, видно, свои причины.

По первой воде к Олаву Харальдсону и на варяжский Готланд поплыли посланники с приглашением варягов на службу к новгородскому князю. Желающих нашлось много, хотя и знали, что новгородский князь серебра на ветер не бросает, скуповат, но лучше уж скупому князю служить, чем совсем никакому.

Служанка принесла радостную весть: король Болеслав Храбрый пошел ратью на туровские и червенские земли в отместку за заточение своей дочери! Марина довольно усмехалась, отец, видно, примирился с немецким королем Генрихом и теперь намерен наказать князя Владимира за такое обращение со своей любимицей! Поделом! Где это видано, чтобы княгиню запирали под замком и лишали привычной жизни?! Марина лукавила: она прекрасно знала, что ее любимый отец еще не так поступал со своими родственниками, которые попросту мешали ему. Но это же ее отец…

Шли день за днем, новостей было немного, но они сначала радовали. Король Болеслав славно разорил русские земли, а с юга напали подговоренные им печенеги. Почему-то княгиня не задумывалась, что отец разоряет прежде всего земли, принадлежавшие им со Святополком! Она вообще теперь не думала о себе рядом с мужем, казалось, что Святополк где-то далеко-далеко, в другой жизни, давно ею забытой. Даже служанку иногда изумляло, что хозяйка интересуется чем и кем угодно, только не своим опальным мужем, словно вычеркнула его из своей жизни. Наверное, так и было, освободи сейчас Марину князь Владимир, она уехала бы не в Туров, а к отцу в Гнезно, даже не вспомнив о муже.

Но король Болеслав, вдоволь пограбив окраины Руси, почему-то перессорился с печенегами, избил многих из них и повернул обратно в Польшу! Марина негодовала:

– Как он мог?! Как он мог остановиться, не освободив меня?!

Два дня она не могла есть, осознав, что даже для отца была попросту разменной монетой, которую можно и замуж выдать по расчету, и теперь не освобождать из-под стражи только ради того, чтобы всегда иметь повод снова напасть на Русь, когда будет в силе. Княгиня спала с лица и подурнела, ее глаза уже больше не горели желанием завлечь в свои сети любого приглянувшегося мужчину, понять, что тот пойман, и презрительно бросить, как делала раньше со многими жертвами. Марину больше не интересовали ни синеглазые красавцы, ни даже собственная внешность.

А еще к ней все чаще ходил русский священник. За неимением другого пришлось слушать этого. Княгиня знала, что он настоятель самой богатой церкви Киева – Десятинной, которой князь сам обещал отдавать десятину своих доходов, и твердо держал слово. Анастас Корсунянин грек, но бросить христианку, пусть и Римом крещенную, в беде не мог. Князь Владимир не возражал. Да ему не до снохи, сидит и пусть себе сидит. Так лучше, чем если станет плести заговоры против него и Киева, будучи свободной.

Отец опальной княгини король Болеслав сначала напал на туровские и червенские земли, но скоро его пыл остыл, получив, что хотел, Болеслав дальше двинуться не решился и свою дочь обратно почему-то не требовал. А раз так, то пусть сидит княгиня под замком, вдруг придется ею когда-нибудь торговать? Не может быть, чтобы королю была безразлична судьба своей дочери, потому на Киев он не пойдет, это тоже на руку князю Владимиру. Правда, воевода Волчий Хвост утверждал, что как раз потому и пойдет, но…

Пока же король Болеслав сидел тихо – то ли воевать передумал, то ли силы собирал.

В Киеве началась весна, с сосулек вовсю закапало, солнышко растопило снежные горы, насыпанные за зиму, потекли звонкие ручьи, по-весеннему загалдели птицы. Весна обещала быть ранней и дружной. Вот-вот пойдет лед по Днепру.

Ледоход ждут, по освободившимся ото льда рекам в Киев прибудут купцы, привезут товары, дань, приплывут новые дружинники… Ждет и князь Владимир. Новгород должен прислать две тысячи гривен серебра, да еще много чего.

Но шли день за днем, а из Новгорода вестей не было. Зато приплывший по первой воде киевский купец, которому пришлось зазимовать со своими ладьями в Новгороде, вдруг попросился к князю. Владимир велел позвать, купец Антипий хорошо знаком. Пусть расскажет о том, как у князя Ярослава дела. Антипий вел себя чуть странно, вроде и хотел что-то сказать, и боялся. Владимир, уже поняв, что вести будут не самые хорошие, повелел:

– Говори как есть!

Антипий протянул что-то на раскрытой ладони. Князь переводил взгляд с его ладони на лицо и обратно, не понимая, в чем дело, наконец сообразил посмотреть ближе. Купец подавал ему монету. Рассмотрев ее у огня, Владимир рассвирепел:

– Да кто ему позволил?!

На монете значилось: «Ярославле серебро». Отсутствие новостей и вот этот серебреник означало только одно – Новгород отложился! Рука князя сжала монету в кулаке, ее края врезались в ладонь до крови. Таким Владимира давно никто не видел.

– Власти захотел?! Против отца пошел?! Готовьте пути и мосты мостите!

С ладони, порезанной новгородским серебряником, капнула кровь, но князь не заметил этого. Он велел спешно вызвать из Ростова Бориса с его дружиной, решив стереть с земли мятежного сына вместе с городом, который ему помогал!

А еще в Киеве вдруг принялись чеканить совсем иные монеты, чем те, которые князь Владимир выпускал до того дня. На них уже не было как раньше княжеского изображения, а только надпись: «Серебро святого Василия». Увидев одну такую впервые, Анастас покачал головой:

– Вспомнил, что Василием крещен…

Потянулись тревожные дни, Владимиру почему-то казалось, что без Бориса он никак не должен выступать в поход, а тому требовалось время, чтобы добраться из Ростова в Киев. Борис, которому отец не удосужился сообщить, для чего зовет, торопился как мог, гадая, что за срочность у князя. Решил, что снова Болеслав или печенеги.

Замер Киев, замер Вышгород, затихла в ожидании чего-то неведомого Русь.

Но спешно выступать на Новгород Борису не пришлось: его дружина и Волчий Хвост с киевской вышли на печенегов. Отдохнувшие от рати и собравшие силы левобережные печенежские князья готовы оторвать свой кусок от терзаемой разладом меж отцом и сыновьями Руси.

Воевода смотрел на князя и думал совсем не о том, что говорил ему Владимир. Нет, не печенегов боится он сейчас, не на них отправляет Бориса и киевскую дружину в Степь. Волчий Хвост все больше понимал, что князь не хочет, очень не хочет воевать с собственным сыном Ярославом! Да и тот, видно, тоже. Прошло немало месяцев, но ни отец, ни сын не сделали ни шагу против друг друга. Если, конечно, не считать, что в Новгороде полно нанятых Ярославом варягов, а в Киев прибыл Борис со своей дружиной. И на степняков князь Владимир посылает ратников попросту для того, чтобы не идти на север!

Владимир, заметив пристальный взгляд своего давнишнего воеводы, ходившего с ним еще на вятичей и ятвягов, рассерженно фыркнул, точно тот и впрямь застал его за тайными мыслями.

– Чего глядишь? Пойдешь с Борисом, он Степи не знает, надо помочь.

Волчий Хвост кивнул:

– Помогу, князь. То верно, лучше печенегов воевать, чем свой же Новгород.

Сказал и осекся, ответный взгляд князя был просто бешеным, губы его дрожали от гнева: