Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Дэймон вернулся к своему рабочему режиму, что означало долгие часы сидения в офисе и меньшее количество выпитого виски или в его случае – невероятную способность пить не пьянея.

Он вставал рано, звонил в «Интернешнл» и обедал каждый день со вторым режиссером, директором фильма и одним из кандидатов на очередную роль или с его агентом. Остальное время Дэймон проводил в студийном офисе, почти не выпуская из рук телефонной трубки. Зато ужинал он исключительно с «семьей» с Энни и Марго, которые теперь стали не только друзьями и помощницами в профессиональной жизни, но и полностью вошли в роль любящих дочерей.

Марго целыми днями работала рядом с Дэймоном и по вечерам всегда бывала дома – очевидно, роман с никому не известным молодым человеком, о котором она вскользь упомянула, ни к чему не привел. Однако, она по-прежнему была такой жизнерадостной, что ни Дэймон, ни Энни особенно не волновались о том, что ее сердце разбито.

Но вот Энни – совсем другое дело. Она знала, что Дэймон и Марго, несмотря на их тактическое молчание, прекрасно осведомлены о ее разрыве с Фрэнком. Они не могли не видеть, как тяжело Энни переживает это. Энни разрывалась между желанием искать у них поддержки и мучительной неловкостью оттого, что стала объектом их тревожного сочувствия. Как ей хотелось забиться куда-нибудь и в одиночестве зализывать раны!

А пока, по мере приближения съемок, Энни охватило такое нервное возбуждение, что даже обычные домашние дела не могли отвлечь ее. Несколько раз она ездила к Тине Раш и ее детям – маленькой Натали и только что родившемуся крошке Дэвиду, навещала Норму Крейн и ее внучек. Энни хотелось перевоплотиться в Дейзи, женщину, с почти безумным самозабвением бросившуюся в океан материнства.

Этот процесс оказался болезненным. Дейзи по своему была такой же противоположностью Энни, как и Лайна, и обладала качествами, которых Энни никак не желала признавать в себе. И, словно этой проблемы было недостаточно, возник еще один болезненный вопрос – Энни боялась показать публике свое новое лицо. Сама идея появления перед камерой наполняла ее необъяснимой паникой.

Напряжение было слишком велико, и Энни начала задумываться о возможности уединиться и поразмышлять над тем, что делать. И она приняла решение. Преодолев колебания, она объяснила все Дэймону и Марго, собрала чемоданы и вернулась в голливудскую квартиру, где она не была со дня аварии.

В последний раз она вышла из своей квартиры, чтобы отправиться к Эрику Шейну сообщить, что беременна его ребенком.

Это ее собственный маленький мир или то, что от него осталось. Хотя жизнь с Дэймоном так много значила для Энни, она знала – ей необходимо уединенное существование, прежде чем она сможет возродить Дейзи к жизни.

И, как ни странно, Энни чувствовала, что должна вновь пережить роковые отношения с Эриком и потерю нерожденного ребенка… и новую боль, вызванную разрывом с Фрэнком, если она по-настоящему хочет воплотить Дейзи. Настала пора вернуться к себе – домой.

Марго помогла Энни перевезти ее вещи, и девушки, наконец, расположились в когда-то такой родной для Энни гостиной, с диваном, журнальным столиком и калифорнийскими пейзажами на стенах.

Энни остро переживала прошлое: ведь именно здесь в казавшиеся такими далекими времена она говорила с Эриком по телефону, получала его записки, ждала, пока он заедет за ней и… рассчитывала на него как на единственную опору, помогавшую выжить в этом враждебном мире. Марго прекрасно понимала, что испытывала Энни в эти минуты.

Отказавшись от предложения Дэймона поработать вместе или взять с собой великолепный обед, приготовленный Кончитой, Энни утром попрощалась с ним. Она собиралась проехаться по магазинам и сама заняться обедом. Энни хотела окунуться в давно не испытываемое одиночество. Ну что ж, в этом случае ей снова придется встретиться с призраками, населявшими квартиру – Эриком, малышом и с Ником, который когда-то нашел для нее это место.

Когда Марго развесила ее вещи, расставила все по своим местам, Энни задумчиво оглядела спальню.

– Чего-то не хватает. Что же я забыла? Девушки внимательно осмотрелись.

– Знаю! – вдруг воскликнула Марго. – Фотографию отца!

– Верно!

Энни поняла: дом Дэймона стал настолько родным, что она оставила там снимок Гарри как знак подсознательного единения с ним. Дэймон стал для нее вторым отцом, и Энни смутно понимала: ее место рядом с ним. Но теперь она сама нуждалась в обретении независимости – и в уединении.

– Ничего, – утешила Марго. – Завтра привезу.

Энни понимала: Марго приедет специально, она не желает бросать ее на произвол судьбы и хочет убедиться, что она удобно устроена, не грустит и не скучает одна.

– Хорошо, – кивнула Энни. – А я к твоему приезду приготовлю обед.

Марго пошла к двери, взялась за ручку и остановилась.

– Уверена, что тебе здесь будет хорошо? Нам будет не хватать тебя!

– И мне тоже, – прошептала Энни, обнимая подругу. – Но я должна сама справиться. Иначе нельзя. Я обычно именно так работаю. Позаботься о нашем папочке, ладно?

– Уж не беспокойся, – кивнула Марго, безмолвно оценивая все тонкости сложной задачи управления стихийным существованием Дэймона Риса. – До завтра.

– Буду ждать.

Но уединение Энни было относительным. Она должна была заниматься в тренажерном зале, плавать в бассейне миссис Гюнтер, по крайней мере, до начала работы над фильмом. Она понемногу привыкнет жить без Дэймона, а потом они будут вместе до самого окончания съемок «Плодородного полумесяца».

Еще недавно Энни не могла бы себе представить это расставание с Рисом после прошедших шестнадцати месяцев, но Энни понимала, что должна была сделать этот первый шаг, ведущий к независимой жизни. Этот шаг был очень труден для нее, но неизбежен. Она ощущала себя старшей дочерью, уехавшей на время из родного дома, пока Марго, младшая, осталась с отцом.

Но и будущее Марго было неопределенным. Энни и Дэймон оба сомневались, что она и дальше будет выполнять обязанности его секретаря, редактора и помощника, даже если бы Рис и предложил ей это.

Марго, хоть и твердо решила не возвращаться домой, но по-прежнему намеревалась стать преподавателем и продолжить учебу в университете. По-своему она была так же независима, как Энни.

И, рано или поздно, она, без сомнения, найдет подходящего человека и выйдет замуж.

Энни улыбнулась, думая о трогательной атмосфере тепла и любви в воображаемом «семействе» Дэймона. Когда обе девушки покинут дом, Дэймон как настоящий отец, наверное, ворчливо благословит их на новую жизнь, будет получать письма и, возможно, отвечать на них в своем едко-ироническом стиле, передавать ехидные анекдоты, жаловаться на собратьев по перу и коллег-кинематографистов, будет ждать, когда они приедут навестить его, привезут внуков, которых у него никогда не было.