Хозяйка розового замка - Роксана Гедеон

— С большим удовольствием, герцогиня, однако, боюсь, время не располагает к отдыху, — ответил граф.

— Но ведь тремя или четырьмя днями вы располагаете? Вы друг моего мужа, и я хотела бы, чтобы вы стали и моим другом. Наше поместье — настоящая жемчужина, и вы не пожалеете, если познакомитесь с ним.

Подчеркивая то, что граф — друг Александра, я уговорила-таки Бурмона остаться у нас на три дня. Едва согласие было получено, в нашу беседу резко вмешался Александр.

— Граф, — произнес он раздраженно, — предупредите, наконец, герцогиню, что мы вынуждены будем уехать в любую минуту, если придет приказ, и поэтому обещание может быть вами нарушено.

— Это правда, — подтвердил Бурмон. — Ваша доброта, мадам, заставила меня забыть, что не все обязанности так приятны, как обязанность развлекать вас.

— Вот как? — спросила я. — Вы не знаете, когда вам нужно уезжать, и ждете приказа? Да ведь это чудесно! Возможно, приказ придет через неделю, и тогда вы пробудете у нас даже дольше, чем обещали.

Я ощутила на себе холодный взгляд Александра и отчетливо поняла, что мой энтузиазм, впервые проявленный, вовсе ему не нравится.

Когда обед закончился и в голубой гостиной гостей ожидал горячий кофе, граф предложил мне руку и я готова была уже на нее опереться. Оставлять мужчин одних я пока не собиралась, тем более что и Аврора продолжала беседовать с Буагарди. Меня остановил голос герцога.

— Одну минуту, сударыня, — сказал он спокойно. — Мне нужно сказать вам кое-что.

Я согласно кивнула, потом обернулась к Бурмону и пояснила:

— Это всего лишь небольшая беседа о том, как лучше принять вас, господин граф. Пожалуйста, не ждите меня. Я скоро к вам присоединюсь.

Бурмон кивнул и вышел. В окна столовой продолжал хлестать дождь. Изредка свет молнии врывался в дом и освещал все вокруг сине-белой вспышкой. Гром грохотал, как канонада боя.

Мы остались одни. Слуги, заметив, что нам нужно поговорить, вышли. Лицо Александра было спокойно, но левая рука то и дело сжималась в кулак.

— Что такое? — спросила я холодно, прерывая затянувшееся молчание.

— Именно это и я хотел сказать. Так что же такое, сударыня? Что за мерзкий обед вы нам сегодня предложили? Кто следит за кухней? Кого вы наняли в повары — сапожника?

Помолчав, он спросил:

— Или, может быть, это все устроено намеренно?

Я ничего не отвечала, и лицо мое было бесстрастно. В сущности, Александр был прав. За кухней не следил никто. За последнее время для слуг стало обычным подавать на стол вчерашний суп — так случилось и сегодня. Паштет из утки и зайца не удался, цыплят пережарили, сладкий пирог с рисом подгорел снизу. Хорошим было только вино, извлеченное из погребов Белых Лип.

— Мои друзья — аристократы, черт побери, и я никому не позволю над ними смеяться, — произнес Александр.

— Скажите это Анне Элоизе, сударь.

— Я говорю это вам и прошу принять меры.

— Вы напрасно просите, сударь, потому что в хозяйство я не вмешиваюсь. Если вам угодно, чтобы было иначе, заботьтесь об этом сами или заставьте вашу бабку признать меня госпожой в Белых Липах.

Усмехнувшись, я добавила:

— Выбор за вами, господин дю Шатлэ. Разумеется, кто-то должен следить за слугами, не то они вовсе от рук отобьются.

— Чем кокетничать с Бурмоном, вы бы лучше вспомнили о своих обязанностях.

«Ага, — подумала я, — вот мы и добрались до главного. Причина его недовольства, конечно же, не в еде, и обед — это только предлог».

— Это что — упрек? — спросила я со всем высокомерием, на какое только была способна.

— Это просьба.

— Адресуйте свои просьбы Анне Элоизе и графине Дэйл.

Холодно качнув головой, я вышла, радуясь в душе, что хоть раз оборвала его так, как он обрывал меня. В голубой гостиной меня уже ждал Бурмон. Мы играли в ландскнехт и мило беседовали до самой полуночи. Граф выиграл у меня две тысячи ливров, но под конец игры любезно вернул их мне.

Я гордилась своим спокойствием. Оно помогло мне забыть о неприятностях и полностью насладиться игрой.

2

Ночью дождь сменился сильным градом, от которого дребезжали оконные стекла. Урон от этого бедствия был немалый. Выглянув на рассвете в окно, я увидела побитые цветы на клумбах. Да и вообще двор замка, всегда такой аккуратный, сейчас выглядел грязным, запущенным. Ливень размыл дорожки, вокруг фонтанов образовались целые разводы из ила. Парк был влажный, капли все еще сползали с мокрых ветвей, от земли шла сырость. Много понадобится времени, чтобы все просохло после столь затяжных и сильных дождей — особенно при нынешнем скупом солнце.

За завтраком ни герцога, ни его брата не было — слуги сказали, что хозяин выехал на поля, чтобы посмотреть, какой вред причинил град посевам. Я вслух выразила свою радость по поводу того, что в поместье наконец-то снова появились мужские руки, но в душе была слегка уязвлена: герцог снова не предупредил меня о своей поездке. Даже записки не оставил. А еще осмеливался требовать, чтобы я следила за хозяйством! Его прямая обязанность — это советоваться со мной. Хотя бы по поводу будущего урожая.

Завтрак был далеко не блестящий: что-то было пересолено, что-то просто безвкусно, а сливки, поданные к кофе, пахли коровой. Я чувствовала, что мы оказываем скверный прием своим гостям, да и сама от такой еды была не в восторге; однако, поразмыслив, ни во что не стала вмешиваться. Пока Александр не поговорит с Анной Элоизой и не заберет у нее ключи, я и пальцем не пошевельну. Я и так слишком много уступала.

В отсутствие мужа скучать мне не приходилось. Граф де Бурмон прямо из-за стола увлек меня в сад, невзирая на то что там было сыро; мы гуляли до самого обеда, пока я окончательно не промочила ноги. После обеда мы отправились в конюшни, где я показывала графу наших лошадей, затем ловили сазанов в озере, смеялись и разговаривали. Настроение у меня было прекраснейшее; сегодня, в свежий прохладный день, мне даже дышалось легче, и румянец разливался по моим щекам. Было так приятно сознавать, что тобой любуются.

Я старалась держаться очень мило и приветливо, однако так, чтобы граф ни на что не рассчитывал, ибо никакой серьезной связи я заводить не собиралась. Самое большее, что ему было позволено, — это поддержать меня за талию, когда мы перепрыгивали через ручей. Граф, похоже, хорошо понимал, что можно, а чего нельзя, и это меня успокаивало.

Уже близился вечер, когда мы вернулись. Бурмон увлек меня к качелям, врытым среди каштанов, расстелил свой сюртук и пригласил меня сесть. Я села. Граф, стоя сзади, не спеша раскачивал качели; я смеялась, слушая его рассказы об англичанах, их чопорности и их дурном вине и сыре. Глаза у меня сияли. Отбрасывая назад влажные волосы, я заметила, что рука Бурмона касается моего плеча.

Затрещали сучья под чьими-то шагами. Я оглянулась. К нам подходил Александр с хлыстом в руке. Его высокие ботфорты были по колено забрызганы грязью, грязь была даже на белом воротничке рубашки. Нахмурившись, он смотрел на нас. Бурмон убрал руку и после недолгой паузы произнес:

— Рад вам сообщить, герцог, что ваша прелестная супруга не скучала. Мы хорошо провели время.

— Это единственное, что меня беспокоило.

Тон Александра был язвительный, и он даже не старался как-то это скрыть. Мрачно поглядев на графа, он добавил:

— Я вам бесконечно признателен, господин де Бурмон, что вы взяли на себя обязанность развлечь мою супругу.

— Никогда не делал ничего более приятного. Однако, как говорится, пора и честь знать. Безусловно, внимание мадам дю Шатлэ теперь принадлежит вам.

Они раскланялись и обменялись еще несколькими словами, в которых очень чувствовалась натянутость. Сознавая, что их отношения становятся напряженными, я тем не менее сказала напоследок:

— Господин де Бурмон, я надеюсь увидеть вас сегодня в гостиной — мы устроим чаепитие для гостей. Вы придете?

— Как вы можете сомневаться?

Он ушел. Я все так же сидела, запрокинув голову, чуть отталкиваясь ногами от земли и качая качели. Александр подошел, и его рука опустилась на спинку сиденья.

— Вы уверены?

Я перестала качаться.

— В чем?

— Вы уверены, что ваш чай будет хорош?

— Вы бы лучше сказали, как прошла ваша поездка, — произнесла я безмятежно. — Большие ли убытки нас ждут?

— Немалые.

Помолчав, он добавил:

— Добрая треть посевов потеряна. О второй трети трудно сказать, доживет ли она до жатвы.

Я забеспокоилась.

— Александр, но что же мы будем делать?

— Надо отдать ко всем чертям эти земли в аренду и не возиться больше с ними.

Он сказал это грубо, отрывисто, и по его тону я поняла, что неприятности действительно серьезны и он сильно огорчен.