Стихия (СИ) - Барминская Марианна

— Ника?

— Какого черта они мне вкололи?!..

Глава 24

— Плакать не нужно, малышка моя,

Солнце проснется, и будет тепло.

Холод уйдет, испугавшись огня,

Ты улыбнешься, и станет светло.

Женщина в вытянувшемся вязаном бежевом джемпере и в забавных желтых тапочках с ушками и гривой льва убаюкивала на руках маленькую девочку. Но та спать не хотела и продолжала хныкать, хватая ручками выбившиеся из волос, собранных в хвост, темные локоны. Девчушке на вид было не больше четырех лет, и ее светлые кудряшки весело торчали в разные стороны. Да, в детстве я была кудрявой и светловолосой, как ни странно.

Мама положила маленькую меня в кроватку и продолжала что-то напевать до тех пор, пока я не задремала. Что-то прошептав и облегченно вздохнув, она вышла из комнаты, и у меня имелось несколько секунд, чтобы успеть разглядеть ее, вспомнить, как она выглядела, и снова запечатлеть образ в памяти. Когда я обернулась, рядом уже никого не оказалось. Я, словно паря в воздухе то почти под самым потолком, то спускаясь вниз, заглянула в свою комнату, в которой сейчас все было обставлено совершенно иначе. Надо же, совсем не помнила, как выглядела моя детская. Посмотрев на маленькую спящую Нику, невольно улыбнулась: такая милая, беззаботная, счастливая. Ворочается и чмокает губками, вечно беспокойный ребенок. Я все смотрела и смотрела, пока глаза малютки резко не распахнулись, напугав меня. Только вот почему-то обычный цвет морской волны сменился ярко-зеленым. В памяти что-то зашевелилось, но не более того.

— Ты так устала, — обычным детским голоском проговорила малютка. Забавный же у меня был голос. — Ты слишком много плачешь. Перестань, пожалуйста, или я не захочу вырастать в тебя! — пригрозила маленькая Ника, приняв сидячее положение и уперев пухлые ручки в бока. — Ты ведь сильная! А еще смелая и умеешь драться. И не нужно говорить мне о том, что из твоей жизни уходят дорогие тебе люди. Они никуда не уходят! Ты ведь видела маму, она здесь! Вот тут, — уже тише произнесла девчушка, встала, подошла ближе и протянула руку к моей груди, положив маленькую ладошку туда, где стучало сердце. На мгновение оно болезненно сжалось, пропустив удар, но тут же забилось снова, как-то иначе. Словно осколки израненной души, вонзившиеся в него, постепенно собрались воедино, перестав мучить орган беспрерывными порезами. — И Тран тут. И дедушка Грос, и Ремен, и Лир с мамой и папой — они все здесь. И не надо плакать, что их нет, они не ушли! Они просто стали жить в другом месте, и от этого стало чуть-чуть больнее. Разве ты будешь кричать, если твои друзья переедут из одного дома в другой? — сердито спросила девочка, и я нашла в себе силы лишь отрицательно покачать головой. А ты любишь бить словами прямо в цель, маленькая Ника. — И Максима не мучай! — пригрозила малютка, помахав указательным пальчиком у меня перед носом. — Ты страдаешь — и он страдает! Почему вы, взрослые, все так усложняете?

— Не знаю, — обескураженно улыбнувшись, ответила я, и моя уменьшенная версия забавно нахмурилась.

— И вот нам всё всегда за вас решать! Не хочу вырастать и быть такой сложной, как вы. Тран будет счастлив за тебя, поэтому не нужно думать, что ты его предаешь, оставаясь с Максимом. Никто ведь не виноват, что всё так вышло! Когда вернешься, скажи ему то, что давно надо было сказать, понятно? Я бы сама сказала, но мне еще расти и расти до этого момента, а Максиму сейчас всего лишь шесть, он не поймет! — грустно махнула рукой девчушка, а я улыбалась все шире.

— Да уж, куда ему.

— И фобии никакой нету! Мы с тобой ничего не боимся.

— Ничего-ничего.

— Вот, в такую тебя я хочу вырасти. Иди, а то мама услышала, что я не сплю. И запомни: когда ты не высыпаешься, мама тоже знает!

Маленькая Ника стала медленно терять краски, и, когда я уже почти перестала ее видеть, ярко-зеленые глаза сменились обычными сине-зелеными. Малютка, заморгав, вдруг захныкала и вытянула вперед ручки, уже приготовившись к теплым маминым объятиям. Так хотелось завидовать ей, но я не стала. Потому что мама и со мной рядом тоже.

Я проснулась в той же комнате, где в прошлый раз оставляла меня Грета, только сейчас сквозь витражные окна не заливался солнечный свет. Приподнявшись на кровати, огляделась: темно. Значит, сейчас наверняка ночь, то есть я проспала чуть меньше суток. Последняя истерика отобрала все силы. Я медленно встала и подошла к зеркалу, не включая свет: лучей Эвлара оказалось достаточно, чтобы увидеть свое отражение. Опухшее бледное лицо, спутанные волосы, под глазами мешки, но внешний вид теперь не соответствовал тому, что я чувствовала. Все еще было больно, но не мучительно, внутри поселилась грусть, но она не пожирала меня, чувствовался страх, но не такой панический, как сутки назад. Я как будто немного успокоилась. Странный сон. Что за психотерапия такая: маленькая я учу повзрослевшую себя жизни? И так неожиданно вспомнилась эта песенка, которую мама напевала мне, хотя до этого сна я бы ни за что не восстановила в памяти слова колыбельной. Всё странно. Как-то всё слишком быстро происходит: смерть, боль, страх, а потом раз! — и я начинаю воспринимать мир по-другому. Не верится, что это всё благодаря одному лишь сну. А глаза у малышки оказались не мои, а Трана. Получается, это он со мной разговаривал? Уже нашел меня?.. Боже, хоть я и обрела новое восприятие происходящего, легче не стало ни на йоту.

Выйдя из комнаты, направилась вниз, в столовую, откуда раздавались голоса — слишком много голосов, если честно. Открыв двери, несмело остановилась на пороге: вся огромная столовая оказалась заполнена людьми — теми жителями, которые лишились крова и пропитания. Конечно, зал не мог вместить всех пострадавших, поэтому не знаю, где разместили остальных. Общий гул стих, и взгляды всех присутствующих устремились ко мне. В горле мгновенно пересохло, и я попятилась. Откуда ни возьмись появилась пожилая Хранительница Лунима, взяв меня за руку.

— Входи, Защитница Ника, — дружелюбно улыбнувшись, сказала она, но я продолжала упрямо стоять на месте, обводя взглядом сидящих здесь людей. Их отношение к нам за прошедшие сутки ничуть не изменилось, насколько мне позволяло понять чутье, и находиться тут совсем не хотелось. — Ну, что же ты стоишь? Ты, наверное, голодна? — заботливо осведомилась женщина, и я непонятно качнула головой. То ли согласилась, то ли нет.

— Я, пожалуй, поем в другом месте, здесь и так слишком много людей, — неуверенно отказалась я, высвобождая запястье из пальцев Хранительницы. — Пойду в зал для совещаний. Там никого нет? — шепотом уточнила я, а то, не дай Бог, жители Дилариума возненавидят меня еще больше за такой вопрос. Лунима отрицательно покачала головой и понимающе мне моргнула.

— Я скажу, чтобы тебе принесли еду. Когда другие Защитники проснутся, направлю их к тебе.

— Они все спят?

— Да, легли гораздо позже тебя. Ну, иди.

Я направилась в зал совещаний в надежде никого там не обнаружить, и, к счастью, так оно и оказалось. Тоскливо посмотрев на огромный круглый стол в центре, устроилась на жестком диванчике рядом с окном, на этот раз простым, а не витражным. Не знаю, сколько минут я так провалялась, но к моменту, когда принесли поесть, уже снова практически уснула. Неизвестный юный Хранитель притащил огромный поднос с едой и поставил его на край стола, после чего поспешно удалился, перед уходом включив свет. Ну да, я как-то не додумалась.

Трапезничать глубокой ночью в полнейшей тишине с полным отсутствием аппетита оказалось не самым интересным занятием, но я с ослиным упрямством заталкивала в себя еду, понимая, что совсем скоро нам предстоит наконец-то отправиться в Горную Долину на решающую битву, точнее, на разрушение Источника. Пока жевала безвкусный салат, в зал вошел Глеб.

— Доброй ночи, — поприветствовала я друга, отхлебнув горячий травяной чай.

— Ага, — кивнул в ответ парень, плюхнувшись на стул и положив на стол голову.