Титаникус - Дэн Абнетт

Послышался отклик Голлы:

— Сэр, рядовая Замстак отошла облегчиться, сэр!

— Куда? — донёсся вопрос мастер-сержанта.

— Сэр, облегчиться, сэр!

— Поссать, что ли?

— Так точно, сэр!

Раздался смешок Антика.

— Хватить ржать, весельчак! — рявкнул мастер-сержант.

— Сэр, виноват, мастер-сержант, сэр!

Пауза.

— Мобилизованная двадцать шестая, вы просто кучка идиотов, — послышался недовольный голос Чайна. — Вы понятия не имеете даже о порядке, не говоря уж о правилах.

Тридцать девять голосов ответили:

— Виноват, мастер-сержант!

— Найти рядовую Замстак и привести её ко мне, — приказал Чайн. — И меня не интересует, закончила она ссать или нет! Привести её ко мне немедленно! Я, нахрен, покажу вам, что значит дисциплина!

— Мастер-сержант, прошу вас, — раздался голос. Сарош. Это мистер Сарош.

— Что такое, Сарош?

— Это не опытные солдаты, мастер-сержант. Это резерв СПО третьей очереди. Они стараются, как могут. Дайте им немного времени научиться. Если молодой девушке, такой как Калли Замстак, нужно облегчиться, лучше ей это позволить, а не наказывать. Эти люди не жалеют своих жизней, чтобы защитить улей, но они не из Гвардии, как вы. Вы должны дать им некоторое время научиться.

Долгое молчание, прерываемое лишь шумом ветра и рёвом далёких горнов Гинекса.

— Ты закончил, Сарош? — спросил Чайн.

— Так точно, мастер-сержант.

Раздался хлёсткий звук удара — мозолистой ладонью по лицу.

— Какого хера, Сарош, ты смеешь указывать мне, как руководить отрядом?

— Виноват, мастер-сержант.

Калли попыталась забраться наверх ползком: так точно получится, — но нет, не получилось.

— Я скажу вам, дебилы, что я собираюсь сделать, — начал Чайн. — Я собираюсь…

Раздался хлёсткий звук удара — словно мозолистой ладонью по лицу. Только на этом удар не остановился. Он прошёл сквозь плоть, жир, кости, зубы. Кто-то завопил.

Воздух над шоссе внезапно наполнился визгом лазерных выстрелов. Калли свалилась обратно в канаву и инстинктивно свернулась в клубок.

Она слышала, как выстрелы раз за разом пробивают кого-то насквозь, и каждый раз вздрагивала и скулила. Попадания лазера в тело издавали звуки, пугающе не похожие на попадания в асфальт или рокрит. Звуки влажных шлепков, звуки разлетающихся брызг, звуки шипящего мяса. Мобилизованная двадцать шестая орала. Одни вопили в панике, но большинство исходили криком боли. Боли и смерти.

Сжавшись на дне канавы, обхватив голову руками, Калли слышала и другие звуки: пневматический цокот бронированных ног и маниакальный треск бинарного кода из механических ртов: безумный и частый, словно кудахчущий смех.

Небо над канавой вспыхнуло яростным лазерным огнём. Сверху полетел песок, брызги и комки грязи. Рядом с ней в канаву сыпались тела — кто ползком, кто кувырком. Некоторые падали прямо на неё. Калли увидела Голлу Улдану, Биндермана, беспорядочно загребающего тонкими конечностями, крутую бабу из Лазаря по имени Рейсс.

Никакого порядка, только мельтешение трясущихся конечностей и плачущие вопли. Люди падали, натыкались друг на друга, пытаясь бежать в противоположные стороны. Биндерман едва поднялся на ноги, как сверху скатился Ларс Вульк и сбил его обратно на землю.

— Туда! Бегом! Туда! — услышала Калли крик Сароша и увидела, как тот съезжает к ним по склону канавы. Его лицо и перед куртки были мокрыми от крови. Он показывал куда-то вдоль канавы.

— Туда! На ноги, и бегом со всей мочи!

Сначала ползком, вскарабкиваясь на ноги, потом бегом, пригнув головы, — они помчались туда, куда показывал мистер Сарош, туда, куда бы ни вела эта канава, лишь бы подальше отсюда.

Калли Замстак бежала. К своему стыду, она бежала, словно испуганный ребёнок. Розовый песок набился в глаза, в рот; на языке — едкий привкус.

Кто-то впереди неё, кто-то сзади — бежали все: ни строя, ни дисциплины, только безумное бегство. Она потеряла из виду Голлу. Сзади продолжали стрелять: частые очереди лазерных установок врага — каждый выстрел словно щелчок кнута, и время от времени ответный треск стрелкового оружия СПО.

Через полкилометра канава обмелела, и они рванули вразнобой по открытой пустоши, поросшей пучками террасника и соломянки, прочь от шоссе, к руинам взорванного обогатительного комплекса. Пустошь была усыпана кусками металлического лома, и несколько человек попадали, споткнувшись кто об отрезок разбитой трубы, кто — о кусок покрытия, не видимый под стеблями соломянки.

Калли достигла крайних строений комплекса, похожих на лес из покорёженных труб и обугленных остовов. Индустриальные скелеты, отмечающие, где стояли отдельные здания и подстанции: дома-призраки, строения-зомби. Металл тех каркасов, что ещё стояли, побелел от сгоревших химикатов и теперь шелушился, словно от перхоти. В воздухе висел странный, иссушающий запах, как будто кипятили отбеливатель.

Она заметила впереди толстую железную трубу, словно спиленное дерево торчащую из подземного трубопровода, подбежала и спряталась за ней. Ноги дрожали; она была на грани гипервентиляции. Слышался стук барабана — оказалось, это стучит её собственное сердце.

Стало очень тихо. Время от времени тишину нарушал кто-то бегущий мимо — подальше в развалины. Калли подняла голову и открыла глаза.

В руках она всё ещё сжимала своё оружие — лазвинтовку МК2-ск: укороченная форма, булл-пап, батарея Тип-3 позади рукоятки, интегральный прицел, крепления для штыка и гранатомёта. Вот так, правильно, сконцентрируйся на чём-нибудь знакомом. Очень медленно — руки тряслись неимоверно — она сунула палец за рукоятку и переключила оружие в боевой режим. На боковой накладке загорелся зелёный огонёк.

Затем, и только затем, она оглянулась.

Из её укрытия было видно всю пустошь до самой дороги. Шоссе Фиделис уходило на северо-восток: широкое, покрытое выбоинами и пустое. Небо было похоже на горящие угли. Сквозь дымку и рваную пелену дождя вдали смутно вырисовывался субулей Гинекс.

Где-то в полукилометре от неё, на дороге, где отдыхала Мобилизованная двадцать шестая, где Калли слезла с шоссе в канаву, чтобы облегчиться, что-то горело: небольшие костры, разбросанные по дороге, яркое пламя и клубы чёрного дыма. Она подняла оружие, чтобы взглянуть через интегральный прицел. Руки всё ещё тряслись. Потребовалась минута, чтобы собраться.

Изображение поплыло, размытое, — затем чёткое. Потрескивающее пламя. Калли двинула увеличение. Изображение поплыло, — снова чёткое. Кострами были горящие тела. Почерневшие, жутко скрюченные, пугающе уменьшившиеся, десятки человеческих трупов валялись на дороге и горели. Калли сдержала всхлип. Ни одного из них невозможно было узнать. Части экипировки, шлемы, выпавшее оружие, подсумки жалостливо раскиданы по простреленному рокриту.

Ни единого следа того, что перебило их, вообще ни единого следа того, что заставило её бежать в ужасе, словно ребёнок.

Она опустила прицел, но заметив движение, тут же снова вскинула оружие. Изображение поплыло. Что она только что видела? Что-то двигалось, что-то…

И тут появились убийцы. Их скрывал отвратительный дым горящих трупов. Убийцы снова двинулись, направляясь к её позиции. Было это простым совпадением, или их сенсоры засекли убегающие остатки Двадцать шестой?

Их было шестеро. Калли с трудом удерживала их в фокусе — и с таким же трудом удерживала себя от паники. Без сомнения, это были, как назвал их инструктор СПО на сборном пункте, «сервиторы, используемые в военных целях». «Похожи на тяжеловооружённых жуков», — невольно воскликнула Голла. «Таракатанки!» — сострил Кирил Антик, работая на публику и надеясь прослыть взводным шутником. Никто не засмеялся.

Штуки в фокусе прицела Калли были не очень похожи на гололитические образцы, которые показывал инструктор. Его пикты изображали результат соединения собранных данных и впечатлений Тактики в виде нелепых шагающих платформ, увенчанных оружейными установками, которые, казалось, вот-вот перевесят тело. Лёгкая мишень для плоских шуток Антика.

А эти штуки были кошмарами. Массивные, обтекаемые, сидящие на четырёх насекомьих ногах. Металлические конечности подпирали тяжёлый, блестящий абдомен, одетый в панцирную броню. Вертикально расположенный торс нёс по два спаренных орудийных контейнера вместо рук: отвратительная геометрия ишиопага. У них были лица — головы с лицами, поднятые высоко, гордо и вызывающе. Лица представляли собой злобные маски из золота и серебра — застывшие на них улыбки настолько пугали, что Калли бросило в дрожь. Куски рваных цепей и колючей проволоки украшали тёмно-красные обтекатели, словно триумфальные гирлянды. С шасси свисали ожерелья из белых и бежевых бусин. Калли приблизила изображение — и судорожно втянула воздух. Бусинами служили человеческие черепа и фрагменты костей. Когда боевые сервиторы — таракатанки! — шли, омерзительные подвески раскачивались. Насекомьи ноги высокомерно вышагивали по дороге, не обращая внимания на горящие трупы, иногда наступая на них или отшвыривая. Трупы откатывались, разбрасывая клубы искр.