Война роз. Воронья шпора - Конн Иггульден

Граф Риверс ехал плечом к плечу с Эдуардом – как всегда, приглядывая за Вудвиллом. Ричард не сомневался в нем. Этот останется возле короля до самой его кончины – на тот случай, если какому-нибудь титулу или состоянию потребуется новый владелец.

Мысль эта угнетала. Хотя никто из обоих Йорков не объявлял этот маршрут своей целью, королевская охота бежала к гавани Епископского Линна, приближавшейся с каждым оставшимся за спиной милевым камнем. Нельзя было вернуть власть, располагая всего восемью сотнями всадников. Однако, если Эдуард вступит на корабль, его история закончится унижением, горькой морской солью. После этого не будет титулов, не будет великих охот, не будет Йорков и Глостеров. Враги одержат победу, и дом Ланкастеров как ни в чем не бывало вернет себе власть, будто кузены никогда не ниспровергали его. Ричард помотал головой при мысли о несчастном и бессловесном создании, которое будет отныне носить корону. Им следовало убить короля Генриха при всей его дурацкой невинности. Уорик не смог бы тогда возвести этот полутруп на престол…

Конь под Глостером оступился. Животное было утомлено и готово упасть. Неужели он снова задремал? Эдуард находился в дюжине шагов перед ним, и герцог поднял руку, чтобы несколькими пощечинами заставить себя проснуться. Он ехал почти без отдыха уже три дня кряду… нет, четыре. Шел как раз четвертый день. Некоторые из их спутников отстали, и их больше не было видно. Ричарду было уже почти восемнадцать лет, и он не мог подвести своего брата, своего короля. И не подведет.

Они подъехали к ряду древних терновых изгородей, таких высоких, что те затмевали даже тот скудный свет, который давало небо. С запада, теперь уже ближе, снова донеслось пение труб, с востока дуновение ветра впервые донесло до Ричарда запах моря. Он подумал, что вот-вот оставит эти берега, и от этой мысли по лицу его потекли слезы. Чтобы смахнуть их, ему пришлось снять с руки кольчужную рукавицу и пригнуться пониже: так, чтобы никто этого не заметил. Впрочем, посмотрев по сторонам, герцог обнаружил, что плачет не только он. До причала оставалась последняя миля, и путники понукали коней. Эдуард тупо смотрел на восходящее солнце – смотрел безразличными, пустыми глазами, слишком унылыми для того, чтобы что-то предпринимать. Рыбацкие лодки уже ушли в море, и в гавани Линна царила тишина. Никто из утомленных до предела пришельцев не знал, что делать дальше, мозги их превратились в свинец. Сотни всадников толпились у пристани, негромко переговариваясь и разыскивая взглядом преследователей. Ричард поглядывал на брата, понимая, что Эдуард должен что-то сказать людям, ибо они не покинули короля до самого конца. Однако монарх оставался в седле, склонившись к его луке, отстраненный, угрюмый и далекий мыслями от всего, что окружало его.

Глостер спешился – со стоном, рожденным болью в спине и закаменевших суставах. Боль была едва переносимой, и ему хотелось свернуться клубком у чьей-нибудь двери и уснуть. Но вместо этого он стащил с плеч сырой плащ и прикрыл им спину разгоряченного коня. Затем, пошатываясь, побрел к купеческому судну и вызвал его хозяина. Тот оказался рядом, потому что приглядывал за погрузкой. Появление усталых всадников купец воспринял с нескрываемым страхом.

– Именем короля Эдуарда требуем безопасного проезда, – проговорил Ричард.

Путь за море ожидал не всех. На перевозку восьми сотен человек потребовался бы небольшой флот, даже в том случае, если б у них был день или два на погрузку. Глостер хотел, чтобы Эдуард отпустил своих людей, сказал им несколько красивых слов, а потом поднялся бы на корабль. Тело герцога болело в такой степени, что даже смерть уже казалась ему привлекательной – как возможность отдохнуть.

Бледный как смерть, Ричард, моргая, стоял перед капитаном.

Перед тем как ответить, тот отступил на шаг назад, покачал головой и воздел к небу пустые руки:

– Я простой торговец, милорд. И новые враги мне не нужны. Я не нарушал никаких законов. Прошу вас, дайте мне возможность заниматься своим делом.

– Второй раз я просить не буду, – усталым голосом проговорил брат монарха. Он не смел оглянуться, хотя при мысли о высыпавших к пристани людях Уорика его пробивал озноб. – А просто вырежу твое сердце и брошу тебя умирать на палубе. Я – Ричард Плантагенет, герцог Глостер. Мой долг – обеспечить безопасность короля. Не препятствуй мне.

По тому, как поднял свой взгляд торговец, как нервно посмотрел он на белую розу Йорков, вышитую на дублете короля, он понял, что к ним подошел Эдуард. Монарх остановился возле него и тоже сбросил свой плащ. Помимо герба Йорков, на груди его камзола мелким жемчугом было вышито Пламенеющее Солнце. Купец взирал на него круглыми глазами.

– Можно грузить коней на корабль? – спросил Эдуард, и торговец сумел только кивнуть. Король дал знак лорду Риверсу, и тот отдал распоряжения слугам, загнавшим животных на борт. Копыта их прогремели по палубе, и купец скривился. Ричард хлопнул его по плечу:

– Нас по пятам преследуют изменники, капитан. И если ты не отвалишь немедленно от берега и не отведешь свое судно на расстояние полета стрелы, пока они не появились на берегу, можешь не сомневаться, что корабль твой вспыхнет, пораженный зажигательными стрелами. Так поступил бы на их месте я сам.

Затем Глостер повернулся к брату. Эдуард не утратил ни дюйма своего роста, однако было видно, что его оставила какая-то жизненно важная искра. Он посмотрел на Ричарда красными глазами.

– Отпусти людей, Эдуард, – сказал ему брат. – Мы можем взять очень немногих.

Не говоря лишнего слова, Ричард поднялся по сходням на палубу. За спиной его Эдуард набрал воздуха в грудь и обратился к своим сторонникам простым и безыскусным тоном. Он говорил скорее как простой человек, чем как король:

– Вы благополучно доставили меня в эту гавань. Спасибо вам за это. Видит Бог, настанет день, и я снова найду вас и вознагражу за верность. Ну а пока ступайте с миром, братья мои!

И словно только ожидание этих слов удерживало их, люди поклонились, поднялись в седла и направились во все стороны. Отставший от охоты в милях до отдыха бедный граф Вустер, вне сомнения, последовал бы их примеру.

Эдуард проводил взглядом верных ему людей. Лишь несколько лордов оставались рядом с ним со слугами и телохранителями. Какая-то дюжина приближенных. Они повели своих коней в поводу на корабль, оставив Эдуарда взирать на потерянную им страну.

Моряки отвязали канаты, привязывавшие судно к берегу, втащили их на борт и подняли парус на мачте. Целый ярд воды отделил корабль от каменного причала, потом это расстояние увеличилось еще на ярд, и он отправился в путь.

– Куда держим путь, в какую гавань? – поинтересовался Ричард. Капитан безмолвно рыдал, глядя на оставшиеся на берегу тюки, и только тупо посмотрел на него, не смея произнести вслух слова укоризны по поводу подобного поворота судьбы.

Ричарду Глостеру захотелось дойти до него и удавить его прямо на том месте, где он стоял. Человек способен перенести горшую потерю, чем груз корабля. Чувство это, по всей видимости, отразилось во взгляде герцога, и капитан потупился:

– В Пикардию, милорд. Во Францию.

– Теперь уже нет! – гаркнул Ричард, стараясь перекричать крепнущий ветер. – Перекладывай руль. Плывем во Фландрию, на северный берег. У нас там еще есть друзья. И ободрись! Тебе сегодня чрезвычайно повезло. Твой маленький корабль везет на себе короля Англии.

Капитан почтительно поклонился, не имея, впрочем, особого выбора. Если б его экипаж посмел сопротивляться, голод и усталость не помешали бы остававшимся с Эдуардом рыцарям и лордам проявить свой боевой опыт.

– Во Фландрию, милорд, как вам угодно.

Земля удалялась, и впервые за многие дни Ричард позволил себе расслабиться, покоряясь движению торгового кога. На севере – Фландрия, на юге – Люксембург. Ниже – герцогства Бар и Лотарингия, а дальше – Бургундия. Глостер представил себе внутренним взором карту всех этих спорных территорий.

За Каналом у Эдуарда был только один союзник: герцог Карл Бургундский, несомненный враг французского короля, правивший всеми территориями от Фландрии до собственного отечества. Это герцогство сумело существенно увеличить свою территорию – благодаря слабости состарившегося французского монарха. По сравнению с участью обоих братьев его положению можно было позавидовать.

Солнце над головой казалось светлым пятном за облаками, и его хилые лучи не могли согреть Йорков, смотревших, как растворяются вдали зеленые английские берега.

– Граф Уорик сумел вернуться, брат, – обратился к королю Ричард. – Неужели ты слабее его?

К его удовольствию, Эдуард задумался и удивленно приподнял брови. Глостер громко рассмеялся. При всех перенесенных ими неудачах и поражениях, все-таки было нечто радостное в живом корабле под их ногами, в соленой морской пене и утреннем солнце.