Порочные привычки мужа - Джейн Фэйзер

— Вот как? И что именно?

— Что сестра Фредерика замужем за виконтом Бонемом. Я этого не знал.

Аурелия облокотилась на стол и оперлась подбородком на руку.

— Фредерик не рассказывал вам о себе?

— В нашем деле довольно неразумно делиться с коллегами личной информацией. Это делает человека крайне уязвимым. — Лицо Гревилла оставалось невозмутимым, но Аурелии показалось, что она заметила в его глазах печаль.

Она нахмурилась.

— Как это? Что вы имеете в виду?

Он наколол на вилку грибок и начал медленно его жевать, обдумывая ответ.

— Нашу работу можно выполнять только под покровом абсолютной секретности, и, само собой разумеется, те, кто в ней занят, очень осторожны, чтобы сей факт не стал широко известен.

— Похоже, к вам это не относится, полковник.

Он остро глянул на нее, и его серые глаза снова заблестели.

— Фредерик действительно кое-что рассказывал о вас, Аурелия, но не говорил, что у вас такой жалящий язык.

— Не думаю, чтобы он об этом знал. — Их взгляды скрестились, как в фехтовальном поединке. — Мне не приходилось пускать его в ход, когда я жила с Фредериком.

Гревилл понимающе кивнул:

— Полагаю, он все же догадывался.

— Это как?

— Он говорил, что в вас скрывается гораздо больше того, что можно увидеть на поверхности.

Аурелия усмехнулась, и эту улыбку нельзя было назвать приятной.

— Скрытые глубины, говорите? Как оригинально. Гревилл потихоньку начал закипать.

— Как я уже сказал, я ничего не знал о сестре Фредерика, кроме того, что она у него есть, и уж тем более не знал, что вы с ней такие хорошие подруги.

— А вас-то это, каким боком задевает?.. — Аурелия сделала странный жест, словно пыталась ухватить ускользающее слово. — Надо полагать, все дело в ваших намерениях? Уж не знаю, что скрывается за предпринятым вами штурмом.

Он присвистнул.

— Штурм. Чересчур сильное слово, вы не находите?

— Да нет. Сначала вы оглушили меня своим сногсшибательным сообщением, потом преследовали, напугав до смерти, потом вторглись за мной в гостиную моих друзей, а под конец явились в мою столовую в невозможную рань. — Аурелия пожала плечами. — Найдите более точное слово, описывающее ваше поведение, полковник.

— Я бы предпочел, чтобы вы называли меня по имени. Раз уж мы ведем столь интимную беседу, формальности кажутся мне излишними.

— Я хотела бы сохранять необходимую дистанцию, полковник, — отрезала Аурелия. — Насколько я помню, вы сами сказали, что личные отношения в вашем деле крайне неуместны.

— Туше, мэм, — сухо констатировал Гревилл и снова опустил глаза на тарелку, аккуратно отрезая ломтик ветчины.

Аурелия молча, наблюдала за ним. К собственному изумлению, она поняла, что все это ей очень импонирует, что она отвоевала у противника часть своей территории — в точности как вчера в гостиной у Бонемов.

Она сделала глоток кофе, откинулась на спинку стула и небрежно глянула в «Газетт», лежавшую у ее тарелки.

Гревилл незаметно наблюдал за ней, испытывая веселое удовлетворение. Вдова Фредерика оказалась той еще штучкой. Он видел, что она получила искреннее удовольствие от их пикировки, и вынужден был признать, что и сам он тоже. У него была одна очень ясная цель — завербовать ее для выполнения своего задания, однако он не имел никаких иллюзий: сделать это будет нелегко.

Он положил нож и вилку, промокнул рот салфеткой и снова приложился к кружке с элем.

— Надеюсь, вам понравился завтрак, сэр, — сказала Аурелия, поднимая глаза от газеты:

— Просто восхитительный, благодарю, мэм. Надеюсь, вы передадите мои благодарности той леди в кухне… кажется, вы сказали, Эйда?

Аурелия кивнула.

— Я позвоню, чтобы Моркомб проводил вас. Гревилл одобрительно усмехнулся: она отреагировала моментально.

— Еще нет, мэм. Я еще должен рассказать вам о своих намерениях, как вы изволили выразиться. — Он смял салфетку и бросил ее рядом с тарелкой. — Мне многое нужно вам сказать… больше, чем вам хотелось бы выслушать.

Так. Время игр кончилось.

— Прекрасно. Что же вы хотите мне сказать?

— Фредерик был человеком храбрым и преданным. — Голос Гревилла зазвучал совершенно бесстрастно, даже осанка изменилась; он выпрямился и смотрел ей прямо в глаза, словно отчаянно пытался убедить ее. — Он был моим лучшим партнером из всех… а у меня их было много.

— Осмелюсь предположить, что ни один из них не прожил долго. — Аурелия услышала в своем голосе саркастическую нотку, но не смогла удержаться.

— Да, — откровенно признался он. — Мы сражаемся с хорошо обученным, хорошо обеспеченным и целеустремленным противником. У Бонапарта есть только одна цель — абсолютное господство над всем миром. Вы понимаете это?

— Мой муж отдал свою жизнь в этой битве.

— Да, но он погиб не напрасно.

Глаза Аурелии наполнились слезами. Она отвернулась, чтобы не видеть пристального взгляда Гревилла, потом встала из-за стола и подошла к окну. Придерживая рукой занавеску, она смотрела на огороженный каменными стенами небольшой парк и деревья без листьев.

— Невозможно измерить величину жертвы, — негромко произнес Гревилл. — Я могу только повторить — Фредерик погиб не напрасно. Он завершил свою миссию, даже в последний миг сумев отправить в нужные руки документ исключительной важности. Разведке нелегко терять таких людей.

— А чего вы хотите от меня? Гревилл тщательно подбирал слова:

— Моя теперешняя миссия в Лондоне вынуждает меня вращаться в кругу светских людей, с которыми вы общаетесь совершенно естественно. — Взгляд его был таким же твердым, как обычно. — Вы смогли бы очень помочь мне, если бы посодействовали моему появлению в свете.

— Что за миссия? — Аурелия так крепко вцепилась в занавеску, что у нее онемели пальцы.

— Я вам расскажу, но должен просить вас дать мне честное слово, что вы и словом не упомянете о том, что услышите в этой комнате, ни единому человеку.

Аурелия посмотрела на него.

— Я уже согласилась никому не рассказывать о наших с вами беседах.

— Это верно. Но доверие — это не то, что принимается в моем деле как должное. Поэтому я прошу вас уважать память о вашем муже. И его желания. Он бы хотел, чтобы вы меня выслушали… и поверил бы в то, что вы будете молчать о любой секретной информации.

Аурелия отвернулась к окну, не видя за ним парка. Перед ее глазами стоял лист бумаги, исписанный почерком Фредерика. Предать доверие полковника — все равно, что предать Фредерика. А отказаться выслушать полковника — все равно, что проигнорировать последнюю просьбу мужа.