Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт

— Хуже и быть не могло, — таков был уничтожающий ответ Эми. — Что на тебя нашло? Зачем тебе потребовалось рассказывать о моем седле, шляпах, ботинках и прочем?

— Просто это смешно, и людям интересно. Они и так знают, что мы бедны, так что ни к чему делать вид, будто у нас есть грумы, и будто мы покупаем три-четыре шляпы каждый сезон, и все вещи достаются нам так же легко и просто, как другим.

— Все равно, не было необходимости рассказывать им обо всех наших маленьких хитростях и выставлять напоказ нашу бедность. У тебя нет ни капли настоящей гордости, и тебе никогда не понять, в каких случаях надо держать язык за зубами, а в каких — говорить, — заключила Эми в отчаянии.

Бедная Джо имела сконфуженный вид и молча терла кончик носа жестким носовым платком, словно наказывая себя за свои прегрешения.

— Как мне вести себя здесь? — спросила она, когда они подошли к третьему дому.

— Как хочешь. Я умываю руки, — коротко сказала Эми.

— Тогда я постараюсь доставить себе удовольствие. Мальчики дома, и мы славно проведем время. Право же, мне нужна некоторая перемена — элегантность плохо действует на мой организм, — отвечала Джо угрюмо, выведенная из душевного равновесия своей неудачей в попытке оказаться на высоте требований.

Восторженный прием, оказанный тремя юношами и несколькими милыми мальчиками, быстро успокоил ее смятенные чувства, и, оставив Эми развлекать хозяйку и мистера Тюдора, которому также случилось зайти в этот дом с визитом, Джо посвятила себя юным членам семьи и нашла перемену живительной. Она с глубоким интересом слушала студенческие новости, безропотно гладила пойнтеров и пуделей, от души соглашалась, что «Том Браун[16] был молодчина», невзирая на неподходящую форму похвалы, а когда один из мальчиков предложил посетить его черепаший садок, она поспешила вместе с ним с живостью, заставившей мать семейства улыбнуться ей вслед, поправляя свой чепец и прическу, оказавшуюся в плачевном состоянии после по-дочернему горячих объятий Джо, медвежьих, но прочувствованных и более дорогих для хозяйки дома, чем любое самое безупречное творение рук вдохновенной модистки-француженки.

Предоставив сестру себе самой, Эми всей душой предалась удовольствиям, отвечавшим ее вкусу. Дядя мистера Тюдора был женат на некоей английской леди, четвероюродной сестре настоящего лорда, и Эми смотрела на все семейство с большим почтением, ибо, несмотря на американское происхождение и воспитание, обладала тем благоговением перед титулами, которое преследует даже лучших из нас, — та не признаваемая открыто, но сохранившаяся старинная приверженность королям, заставившая несколько лет назад самую демократическую нацию под солнцем взволноваться по случаю прибытия монаршего светловолосого паренька и свидетельствующая о любви, которую юная страна все еще питает к старой, как взрослый сын к властной матери, что удерживала его при себе так долго, как могла, и с прощальной бранью позволила уйти лишь тогда, когда он взбунтовался.

Но даже удовлетворение, которое доставляла Эми беседа с отдаленной родней британской аристократии, не заставило ее забыть о времени, и по истечении надлежащего количества минут она неохотно покинула это изысканное общество и отправилась на поиски Джо, горячо надеясь, что не застанет свою неисправимую сестру в каком-либо положении, могущем навлечь позор на семейство Марч.

Конечно, могло быть и хуже, но Эми считала, что и так уже плохо: Джо сидела на траве в окружении компании мальчиков, с восхищением слушавших ее рассказ об одной из проделок Лори. На подоле ее великолепного праздничного платья отдыхал пес с грязными лапами. Один из малышей тыкал в черепах зонтиком Эми, которым она так дорожила, другой ел имбирный пряник над лучшей шляпкой Джо, третий играл в футбол ее перчатками. Но всем было весело, и когда Джо, собрав свое потрепанное имущество, направилась к выходу, ее свита сопровождала ее, умоляя прийти еще раз: «Ты так интересно рассказываешь про Лори!»

— Отличные ребята, правда? После такого я вновь чувствую себя молодой и бодрой, — сказала Джо, шагая с заложенными за спину руками, отчасти по привычке, отчасти, чтобы скрыть из вида забрызганный грязью зонтик.

— Почему ты избегаешь мистера Тюдора? — спросила Эми, благоразумно воздерживаясь от замечаний по поводу растерзанного вида Джо.

— Мне он не нравится — важничает, унижает своих сестер, доставляет неприятности отцу, неуважительно говорит о своей матери. Лори называет его беспутным, и я не считаю его желательным знакомством для себя, поэтому его и не трогаю.

— Ты могла бы, по крайней мере, вежливо с ним обращаться. Ты только холодно кивнула ему, хотя перед тем поклонилась и улыбнулась самой любезной улыбкой Томми Чемберлену, сыну бакалейщика. Если бы ты просто поменяла местами кивок и поклон, все было бы в порядке, — сказала Эми с упреком.

— Нет, не в порядке, — возразила упрямая Джо, — Тюдор мне не нравится, я не уважаю его и не восхищена им, пусть даже племянница племянника дяди его дедушки и является четвероюродной сестрой какого-то лорда. Томми бедный, и застенчивый, и добрый, и очень умный. Я хорошего мнения о нем и не стыжусь это показать, потому что он все-таки джентльмен, несмотря на занятие бакалейной торговлей.

— Нет смысла с тобой спорить, — начала было Эми.

— Ни малейшего, — перебила ее Джо. — Так что давай примем дружелюбный вид и занесем визитную карточку в этот дом, так как Кингов явно нет дома, чему я очень рада.

Сумочка с визитными карточками исполнила свой долг, и девочки пошли дальше. Дойдя до пятого дома, Джо вновь вознесла благодарение небесам, когда им сказали, что юные хозяйки уехали в гости.

— Теперь — домой! К тете Марч сегодня не пойдем. К ней мы можем забежать в любое время, и, право, жаль тащиться дальше по такой пыли в наших лучших платьях, когда мы к тому же устали и раздражены.

— Мы? Говори за себя… Тете нравится, когда мы выражаем ей наше почтение тем, что наносим формальный визит и приходим к ней в наших лучших платьях. Это совсем нетрудно, но доставит ей удовольствие, и я не думаю, что это нанесет больше вреда твоему наряду, чем грязные собаки и тяжело топающие мальчишки. Наклонись, дай я стряхну крошки с твоей шляпы.

— Какая ты хорошая девочка, Эми! — сказала Джо, переводя полный раскаяния взгляд со своего измятого платья на наряд сестры, который был по-прежнему свеж и без единого пятнышка. — Хорошо бы, и мне было так же легко, как тебе, делать всякие мелочи, доставляющие людям удовольствие. Я иногда вспоминаю о них, но, чтобы их осуществить, нужно так много времени. Поэтому я жду удобного случая, чтобы одним махом оказать большую любезность, а о маленьких любезностях не забочусь. Но, думаю, в конечном счете, важны именно мелочи.

Эми улыбнулась и тут же смягчилась, сказав по-матерински наставительно:

— Женщины должны учиться быть приятными для окружающих. Особенно это касается бедных женщин, ведь у них нет другого способа выразить благодарность другим людям за их доброту. Если бы ты помнила об этом и поступала соответственно, ты нравилась бы людям больше, чем я, потому что ты интереснее, чем я.

— Я чудаковатая старушка и всегда ею буду. Но я готова признать, что ты права, да только мне гораздо легче рисковать жизнью ради человека, чем быть с ним любезной, — когда мне этого не хочется. Большое несчастье иметь такие сильные пристрастия и предубеждения, правда?

— Еще худшее — не уметь их скрывать. Я готова признать, что отношусь к Тюдору с не меньшим неодобрением, чем ты, но не мое дело говорить ему об этом, так же как и не твое, и тебе незачем делать непривлекательной себя из-за того, что непривлекателен он.

— Но я считаю, что девушки должны показывать свое неодобрение молодым людям, а как еще можно сделать это, если не с помощью манер? Поучения не приносят пользы, как, к моему огорчению, я убедилась с тех пор, как стала иметь дело с Тедди; но есть множество других способов повлиять на него без единого слова. И я думаю, мы должны поступать так же и по отношению к другим мальчикам, если можем.

— Тедди — исключительный мальчик, по нему нельзя судить обо всех, — сказала Эми внушительным тоном, который заставил бы «исключительного мальчика» скорчиться от смеха, доведись ему услышать эти слова. — Если бы мы были красавицами или богатыми женщинами с положением в обществе, мы, возможно, могли бы на кого-то повлиять, но для нас смотреть сердито на тех молодых людей, которых мы осуждаем, и улыбаться тем, кого одобряем, бесполезно, а нас самих будут считать странными и пуритански строгими.

— Значит, только потому, что мы не красавицы и не миллионерши, мы должны оказывать нравственную поддержку тем порокам и людям, к которым питаем отвращение, не так ли? Хороша мораль!

— Я не хочу спорить об этом, я только знаю, что таков мир и что над людьми, выступающими против такого порядка вещей, только смеются за все их страдания. Мне не нравятся те, кто пытается менять людей к лучшему, и надеюсь, ты никогда не станешь одной из них.