Когда я был настоящим - Том Маккарти

Тут мне стало ясно, что есть только один человек, способный заняться поисками недвижимости, и этот человек – я.

6

В школе, лет, наверное, в двенадцать, мне приходилось заниматься изобразительным искусством. Силен я в нем никогда не был, но оно входило в программу: час двадцать минут в неделю – сдвоенный урок. Несколько недель нас обучали скульптуре. Нам дали такие большие каменные блоки, резец с молотком, и мы должны были превратить эти блоки в нечто узнаваемое – человеческую фигуру или здание. Учитель нашел действенный способ дать нам понять, чем мы занимаемся. Законченная статуя, объяснял он, – вот она, уже перед нами, в том самом блоке, над которым мы работаем резцом.

– Ваша задача – не создать скульптуру, – говорил он, – ваша задача – убрать все остальное, избавиться от него. От избыточной материи.

Избыточная материя. Я совсем забыл эту фразу, эти уроки – в смысле, еще до аварии. После аварии я забыл все. Словно мои воспоминания были голубями, а авария – сильным шумом, который их распугал. В конце концов они припорхали обратно, но когда это произошло, соотношение их сил изменилось, и в результате некоторым взамен их прежних мест на задворках достались места получше: я вспомнил их более четко; они стали казаться более важными. Например, спорт – ему с местоположением повезло. До аварии я никогда особенно не интересовался спортом. Но как только ко мне вернулась память, я обнаружил, что со школьных времен очень четко помню каждый баскетбольный и футбольный матч, в котором участвовал. Зрительная память сохранила расположение площадки или поля, то, как двигались по ним я и другие игроки. В особенности крикет. Я точно вспомнил, каково это было – играть в него летними вечерами в парке. Вспомнил матчи, которые видел по телевизору: обзор разметки поля; поверх начерчены диаграммы, показывающие, какие направления прикрыты, а какие нет; замедленные повторы. А другие вещи стали менее важными, чем прежде. Университетские годы, к примеру, стянулись в полинявшую картинку: несколько пьяных загулов, перегоревших дружеских привязанностей да куча недочитанных книжек – все это смазалось, превратившись в сплошную несообразность.

Учитель изобразительного искусства, припорхнув обратно в воспоминания, оказался на хорошем, четком месте. Я даже вспомнил, как его звали – мистер Олдин. Когда я учился ходить и есть морковку, то много думал о его словах насчет избыточной материи, которую надо убрать. Движение, которое я хочу сделать, уже на месте, говорил я себе; мне просто нужно устранить все не имеющее отношения к делу: избыточные члены, и нервы, и мускулы, которыми я двигать не хочу, кусочки пространства, через которые моей руке или ноге двигаться не надо. Я не обсуждал это с физиотерапевтом – просто говорил сам себе. Это помогало. Теперь, размышляя, как мне найти мой дом, я снова вспомнил мистера Олдина. Дом, сказал себе я, или сказал мне он, или, если быть точным, сказал мне образ школьного кабинета изобразительного искусства голосом, колыхавшимся среди заляпанных краской деревянных столов, дом – вот он, уже где-то здесь, в Лондоне. Мне нужно лишь выпростать его, высечь из охватывающих его улиц и зданий.

Как это сделать? Разумеется, мне нужно взглянуть на заготовку, на Лондон. У меня был замызганный, разлохмаченный план улиц, но по нему никакого представления о городе в целом я составить не мог. Мне понадобится настоящая карта, большая. Я уже собирался пойти и купить ее в ближайшей газетной лавке, как вдруг мне пришло в голову, что я мыслю недостаточно масштабно. Чтобы заняться этим как следует, мне понадобится координация усилий, поддержка. Я перезвонил Назу.

– Я хочу снять комнату, – сказал я ему.

– Какую комнату?

– Место. Офис.

– Ясно.

– Я хочу, чтобы руководство поисками велось оттуда, – продолжал я. – Чтобы на стенах висели карты и все такое. Вроде штаба военных действий.

– Вы сами хотите руководить поисками? – спросил он. – Я думал, это мне…

– Я хочу возглавить поиски, но чтобы вы работали со мной.

После паузы Наз произнес:

– Прекрасно. Значит, офис.

– Да.

– Еще какие-нибудь уточнения будут?

– Нет, – ответил я. – Просто обычный офис с парочкой столов. Освещение, окна. Все как обычно.

Спустя час он нашел мне офис в Ковент-Гардене. Там были факс, две телефонные линии, компьютер, фломастеры, белые листы формата А1, две гигантские карты Лондона, булавки, чтобы приколоть одну из карт к стене, и еще булавки, чтобы втыкать в нее, отмечая разные места. Наз купил булавок нескольких различных цветов да еще ниток, чтобы обматывать вокруг них, наподобие проволоки для сыра, нарезая город на квадраты и клинья.

Мы с Назом разработали метод: мы решили, что будем отсекать участок настенной карты булавками и нитками, потом с помощью сканера переносить тот же участок со второй карты на компьютер, потом, отрезая прилегающие улицы с помощью специальной программы, рассылать получившееся изображение людям Наза на имеющиеся у них при себе мобильные. Мы изолировали шесть основных районов, в которых, по нашему мнению, с наибольшей вероятностью мог находиться мой дом: Белгрейвия, Ноттинг-Хилл, Саут-Кенсингтон, Баронс-корт, Паддингтон и Кингс-Кросс. В каждом из них было множество высоких жилых зданий, не говоря уж о плавно текущих, непрерывных улицах, которые, за небольшими исключениями, не считая кое-каких зданий вокруг вокзалов, избежали бомбежек во время Второй мировой войны, оставшись практически неповрежденными.

Мы запустили наш план в дело. Наз бросил на него пятерых или шестерых из своих людей; их задачей было обходить улицы каждого квадрата и клина, которые мы им посылали. Мы работали методически: каждый участок следовало обвести, отсканировать, раздраконить. Затем люди Наза отправлялись его обходить; увидев здание, которое, по их мнению, могло примерно походить на мое, они тут же звонили в офис. Каждый из них двигался по улицам в своем квадрате так: по одной туда, потом по следующей обратно, по следующей туда и так далее. Время от времени звонил какой-нибудь из наших телефонов:

– Нашел большой многоквартирный дом с голубым фасадом рядом с Олимпией, – говорил один из участников поиска.

– Какая улица? – спрашивали мы.

– Угол Лонгридж-роуд и Темплтон-плейс.

– Сколько этажей?

– …три, четыре, пять-шесть!

– Лонгридж-роуд, Темплтон-плейс, – повторял один из нас другому; другой находил пересечение на настенной карте, втыкал туда фиолетовую булавку и заносил данные – шесть этажей, голубой фасад и так далее – в таблицу, созданную Назом на компьютере. Иногда оба телефона звонили одновременно. Иногда ни тот, ни другой не звонил по нескольку часов.

В первый день часам к пяти в карту было воткнуто девять фиолетовых булавок.

– Поедемте посмотрим на них, – предложил Наз. – Я вызову нам машину.

– Завтра, – ответил я.

На следующий день к пяти часам у нас было пятнадцать зданий. Я отодвинул прибытие машины на шесть, но, когда подошло время, сказал Назу:

– Лучше подождать до завтрашнего утра.

– Как хотите. Пришлю другую машину к вам домой к девяти.

На следующее утро я позвонил ему в восемь тридцать.

– Лучше я поеду туда сам.

– Значит, встретимся там.

– Нет. Лучше я поеду один.

– Как вы узнаете, в каких местах смотреть?

– Я их все помню.

– Правда? – Голос Наза звучал недоверчиво. – Все точные расположения?

– Да.

– Поразительно, – сказал он. – Звоните по необходимости.

Всех расположений я, разумеется, не помнил. Но в течение последних двух дней я все больше и больше убеждался в одном: эти люди мой дом не найдут. Как бы хорошо я им его ни описал, как бы тщательно они ни искали, мой дом они не найдут по одной простой причине: этот дом не будет моим, если я не найду его сам. На второй день их поисков, к полудню, у меня не осталось никаких сомнений на этот счет.

Почему же тогда я не отозвал поисковую группу? – возможно, спросите вы. Потому что мне нравился этот процесс, нравилось ощущать, что в нем присутствует схема. Люди проделывают одни и те же, повторяющиеся действия – справляются с мобильными, ходят по одной улице туда, по следующей обратно, по третьей туда, останавливаются перед зданиями, чтобы позвонить, – в шести различных частях города. Зарывшись в квадрат улиц, они расшатают его изнутри, начнут работать резцом по избыточной материи; они страхом выманят мой дом наружу, словно загонщики, выманивающие из кустов фазанов у лорда на охоте – шестеро загонщиков, наступающие строем, отбивающие один и тот же ритм, копируя движения друг друга. В тот день я поначалу представлял себе, как наблюдаю за процессом сверху, расположившись высоко над городом, выхватываю взглядом людей Наза; на каждом нечто вроде значка, пятнышка, как бывает на полицейских машинах, чтобы полицейским вертолетам легче было выхватывать их взглядом. Представлял, как смотрю вниз и вижу их всех – плюс себя, седьмое движущееся пятнышко, то, как мои повороты в сторону и кругом вырезают, будто на гравюре, основную схему, которую воспроизводят остальные шестеро. Представлял, как смотрю вниз с еще большей высоты, с границы стратосферы. На секунду остановившись на улице, я почувствовал легкое движение воздуха вокруг лица. Я вытянул руки вперед ладонями кверху и почувствовал, как по правой половине тела вверх поползли мурашки. Мне стало хорошо.