Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева

Хорошо, что она ни о чём не спрашивает. Геллан не знал, смог бы ответить на её вопросы прямо, без уклончивости. Для него и так всё очевидно. Давно. А она вряд ли готова услышать правду, которая может напугать или подтолкнуть к неправильным решениям.

Людское море вынесло их к сцене, грубо сколоченной из широких досок. Такие помосты создавали специально для праздников, а потом разбирали на дрова. Запахи в воздухе смешались, но он всё равно ловил дух свежеструганного дерева – смоляной и немного тёрпкий.

Люди волновались и переговаривались, активно жестикулировали и смеялись, разогретые празднеством и нектаром. Геллан придержал Дару за рукав: лучше не заходить глубоко. Когда начнётся представление, потом будет сложно выбраться из живых тисков.

Видно было: все чего-то ждали. На сцену выходили менестрели, похожие на диковинных птиц: яркие одежды, огромные береты и обязательно – инструмент в руках. Пели на разные голоса баллады – старинные и не очень.

Певцов встречали благосклонно, подбадривали криками, подпевали знакомые песни, но Геллан чувствовал напряжение, волнение и разочарованный гул при каждом новом выходе.

– Видимо, мы ничего не пропустили, – сказал он Даре. – Знаменитость ещё не появлялась.

– Интересно, что за птица и почему её так ждут? – в девчонке всегда готов поднять голову дух исследователя и первооткрывателя.

– Как?! Вы не знаете? – живо обернулись две хорошенькие ведьмочки.

– О! Это стоит того, чтобы увидеть!

– О! Это стоит того, чтобы дождаться и услышать! – закатывали они глаза и, перебивая друг друга, захлёбывались словами:

– Бергард надолго запомнит этот праздник Зимы!

– Слышали? Часть пророчества уже сбылось!

– Живородящий столп зажёгся спустя двести три года!

– Поцелованный солнцем и сошедшая с неба появились!

– Пророчество? – у Дары заострился носик от любопытства, и Геллан поспешил увести разговор в другую сторону.

– Так что же за знаменитость нынче пожаловала на праздник?

На них уже оборачивались. Видимо, они тут единственные не знали, кого так нетерпеливо ожидала толпа. Лендра с ядовито-салатными волосами всплеснула руками и как для душевнобольных пояснила:

– Прекраснейший голос Зеосса! Сребловолосая Нотта будет петь сегодня!

Дара хотела ещё что-то спросить, но толпу качнуло, как корабль в море. Ропот рябью пронёсся по людским волнам. Впереди стоящие закричали.

– Нотта! Нотта! – скандировала публика, отбивая ладони в экстазе.

Геллан хотел было одёрнуть Дару, уберечь от напора, но их завертел вихрь возбуждённых тел и протолкнул в середину, в самую гущу. Ему только и оставалось держать девчонку за руку, чтобы не потерять.

А на сцене появилось неземное создание – дева в серебристом балахоне, расшитом разноцветными каменьями. Длинные волосы двумя широкими прядями обрамляли выразительное лицо и спускались до талии, отливая металлическим блеском.

На миг стало тихо.

– У неё и впрямь волосы как из серебра, – чётко произнесла Дара, но голос её потонул в крике сотен глоток. Толпа бесновалась, впадая в экстаз. Качалась из стороны в сторону, дыша в унисон, живя единым порывом.

А затем дева тронула струны китарры – и мир провалился.

Глава 10. Везде чужой

Лимм

Лимм шёл к Верхолётному замку не спеша, пешком. Кривил губы, представляя, как обрадуется ему чернь. Но Верхолётный – его дом, пусть он никогда не жил в нём. Да и надо было где-то остановиться на время. Рассиживаться Лимм не собирался: слишком много дел, и везде не мешает твёрдая рука, чтобы руководить, строить планы и осуществлять взлелеянное.

Верхолётную Долину обошёл стороной. Нет желания пока туда соваться, слушать меданий рёв. Возможно, они вообще ему не понадобятся – жалкие людишки с низменными интересами и желаниями. Грязь, которую можно очистить без сожаления, когда придёт время. А пока пусть живут и радуются, что ему не до них.

Лимм без страха вступил на Небесный путь. Невидимая дорога для него не помеха: он видел её. Тайное для многих открыто драконам, настоящим владельцам этих мест.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сколько времени прошло, сколько бурь отбушевало. Он не любил горы. Возможно, потому что родился не здесь и не мог проникнуться духом этих мест. Слишком мрачно и сурово вокруг. Не хватало размаха, как на его взгляд, но с этим придётся смириться пока что. Размах ждал впереди, ради этого можно немного потерпеть неудобства.

Древняя мейхоновая стена не открылась перед ним. Стояла корявым уродищем и молчала. Лимм не обиделся. У мейхона – своя память. Нужно освежить, чтобы снискать доверие.

Он полоснул ножом по запястью и приложил руку к стене. Мейхон молчал, не спешил, считывая информацию. Открыл проход, словно нехотя, через силу, признавая кровь, но как бы сомневаясь в правильности решения.

Будь он помоложе, подумал бы, что у мейхона есть мозги. Но у горной породы нет и не может быть ума.

Кровь потекла щекотной струйкой по ладони. Немного переборщил с надрезом. Лимм поморщился, но останавливать не стал: предстояло ещё открыть дверь замка.

Замок думал дольше. Не спешил впускать хозяина внутрь. Хорошо что Лимм умеет ждать. Розовое марево щупало его, как придирчивый купец – кусок ткани. Пусть. Осталось совсем немного потерпеть.

Естественно, его не ждали. Он смотрел в круглые глаза прислуги, что собралась как по команде, стоило только кому-то одному увидеть чужака.

– Леррана больше нет, – сказал жёстко. – Я теперь ваш новый властитель. Настоящий и полноправный динн замка и Верхолётной долины. Лиммуарий из рода Северных драконов.

Никто не дрогнул. Наверное, ошалели от неожиданности. Не склонили головы перед ним, но не беда.

– Я не нуждаюсь в особых условиях. Мне сгодится то, что есть. Хорошая комната с большой кроватью. Сытная еда в привычное время и старательность в исполнении обязанностей. Вряд ли я задержусь долго. Люблю путешествовать. Но порядок тоже люблю. Поэтому кто не доволен, может собираться. Желающих служить всегда больше, чем тех, кто предпочитает гордо умирать с голоду.

Никто не проронил ни слова. Наконец-то, опомнившись, опустили головы. Что-то мелькнуло в некоторых прекрасных очах, но он предпочёл пока не показывать норов и ставить на место наглецов.

Лимм прошёлся по замку, особо не разглядывая интерьер и комнаты. Выбрал покои для себя и тут же, не раздеваясь, растянулся поверх одеяла. Устал. Бессонная ночь не прошла даром. Да и крови потерял немного.

Не собирался, но уснул, машинально наложив вокруг себя контур. А то неизвестно, на что способны мирные и забитые на первый взгляд слуги.

Спал сладко и без сновидений, а проснулся от того, что носом пошла кровь.

– Не может быть, – пробормотал, марая ладонь в красное. – Этого никак не может быть!

Он прикладывал ладони к стенам и шипел сквозь зубы:

– Я твой хозяин! Я твой владыка! Ты обязан покориться своей крови!

Стены обманчиво молчали, но по дрожи он понимал: замок его впустил, но не принял. Упорство грозит превратиться в проклятье, как сталось с Лерраном.

В голове никак не хотели соединяться несовместимые вещи: проклятье не может быть наложено на собственную кровь! Геллан тому пример! Его стены не тронули, в отличие от младшей сестрёнки, рождённой от чужой ведьмы и простого смертного.

Лимм понимал: он может упорствовать, как угодно бороться, но ничего не изменится: замку не понравилась его кровь, поэтому он наложит проклятье и вышвырнет вон, дай ему только волю.

Лимм шипел и злился, бесновался, размахивая руками и выплёвывая проклятия, но знал, что придётся менять планы. Шараканова древняя магия, взбесившаяся, видимо, от скуки или давшая трещину от прошедших столетий, не хотела его признавать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Надо не упорствовать, подобно твердолобому Леррану, отступить. Но ему нужно остаться в этих местах, чтобы завершить начатое. Что ж, сложные задачки от Обирайны только разогревают азарт и аппетит. Лимм не собирался сдаваться только потому, что старая развалина щёлкнула его по носу.