Спекулянт - Самохин Генадьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
("The National Interest",США)
***
Москва. 18 июля. 1897 год.
Головоломка начинала складываться. Ответной атаки следовало ожидать, и ее ждали - мир, где вращаются огромные суммы, не прощает ошибок. Денис ошибся, но опыт столетнего будущего был неплохим помощником. Все необходимые меры были приняты, все защитные схемы расписаны до мелочей.
Финансовые войны сродни уличным дракам. Бей первым, добивай, чтоб не поднялся. Нехитрые истины, действенные во многих ситуациях. Дал противнику прийти в себя - жди обратку. Черников ждал.
Торговый дом не был акционерным обществом, и с этой стороны угроз не опасались: слабым звеном оставался банк. И руководство. В отсутствии Дениса бразды правления были возложены на неопытного Хвостова. Сделать уже ничего было нельзя - оставалось только ждать.
Если же захватчик окажется сильней... Ну что ж, банков много - Юлька одна. Тот, кто начал атаку, тот и был заказчиком похищения - в этом Денис уже не сомневался. Но прокол был не только у него - противник также оказался небезупречен. И допустил жестокую ошибку. Был сделан хороший ход - мозговой центр обороняющихся оказался вдали от места основной баталии. Но, не надо было трогать Юльку - теперь у Дениса появился личный интерес...
***
Вечером следующего дня, в просторной зале двухместного гостиничного люкса, где Денис разместил Ерофеева и Платова, шло оперативное совещание. Долгая беседа с Михаилом Павловичем розыскных плодов не принесла. От полицейских известий тоже не было и оставалось надеяться только на собственные силы.
- Докладывай, Степан Савельевич, - кивнул Денис своему главному детективу, уже привычно что-то рисуя во время раздумий. В этот раз рисовалась фантастическая зверушка.
- Собственно, докладывать особо нечего, - ответил отставной сыскарь. - В Москве есть три банды, которые занимаются этим промыслом. Одну - взяли месяц назад жандармы из управы. Другая отбыла на гастроли - по слухам, но из достоверных источников. Третьи - как в воду канули.
- Может, стоит сосредоточиться на их поиске? - доставая из кармана пачку ассигнаций спросил молодой человек. - Твои товарищи от подработки не откажутся?
Во многих вещах Денис до сих пор мыслил категориями двадцать первого столетия. Ерофеев смущенно замялся.
- Жалованье у них конечно невеликое, да только они и так готовы расстараться, - он с трудом сформулировал дипломатичный ответ. Объяснять своему шефу, что старая полицейская дружба весит больше, чем денежный куш, он не стал.
- Степан Савельевич, - до молодого человека дошел его промах. - Мы не подношение им даем, а просим помочь, в свободное от службы время. Любая работа должна оплачиваться.
Софистика входила в число обязательных дисциплин переговорщика еще в той жизни.
- Ну, ежели так, то тогда оно, конечно же, - выдал лингвистически выверенную фразу вконец растерявшийся сыщик.
- Вот и отработай это направление до конца, - подытожил Денис. - И в расходах не ограничивайся.
- А у тебя, Павел Антонович, - обратился он к штабс-капитану. - Есть что новенького?
Идея, пришедшая в голову молодому человеку, во время поездки в карете с шефом охранки, для осуществления требовала либо хороших знакомых, либо банального подкупа.
Отставной офицер российской армии, отправленный на выполнение столь ответственного задания, опыта в мздоимстве не имел. Хорошие знакомые в нужном ведомстве также отсутствовали. Поэтому он лишь смущенно развел руками и доложился:
- Денис Иванович, они все-таки к министерству в-внутренних дел относятся. Опасаются.
- Ладно, это я возьму на себя, - после некоторого раздумья сказал Денис. - А ты, Павел Антонович, поступаешь в распоряжение Ерофеева. Если выйдете на след банды, поможешь провести разъяснительную беседу.
- С-слушаюсь, - отрапортовал повеселевший Платов.
Умение быстро и качественно разговорить "языка" было неотъемлемой частью подготовки пластунов. В отличие, от непривычных для боевого офицера заданий по подкупу должностных лиц.
- Денис Иванович, - обратился к шефу Ерофеев. - А в столице как дела?
- В столице? - задумчиво переспросил тот. - В столице пока все по плану...
Из ежечасных, пространных петербургских депеш было ясно, что атака неизвестного для широкой публики рейдера явно захлебывалась. Противник, особо не изощряясь, перенял тактику захвата у торгового дома. Первым действием он убрал из столицы Дениса. Затем, через подкупленных газетчиков, появились статьи о плачевном состоянии дел Первого купеческого банка, в результате чего в кассы потянулись толпы вкладчиков.
Далее последовала крупная игра на понижение на петербургской бирже. Акции банка упали более чем на тридцать процентов.
Защитные действия также не отличались особыми изысками. Две заранее открытые кредитные линии в крупных столичных банках позволили справиться с истеричным наплывом вкладчиков. Более того, во всех отделения банка появились объявления, что режим работы касс продлен до полуночи. В итоге, уже сегодня вечером, напуганные было вкладчики, видя беспроблемные погашения по депозитам, робкими ручейками потянулись обратно.
Установилось шаткое равновесие, которое Денис собирался нарушить завершающим аккордом: завтра должна была начаться массированная скупка собственных акций кредитными деньгами. По предварительным подсчетам, операция по защите собственных активов, должна была принести не менее трех миллионов рублей.
Все это было неплохо, но главным оставалось освобождение Юльки. Для этого требовалось ее найти...
Денис очнулся от раздумий, взглянув на очередное собственное творение: на белом листе бумаги рыцарь в черных доспехах, отдаленно напоминающий самого творца, истреблял двурогое панцирное чудище. Истреблял явно не рыцарским способом: отломив собственный рог чудища, он производил действие, которое в старину именовалось "сажанием на кол". Будущие современники Дениса назвали бы это по-другому...
***
Москва. Центральная телефонная станция. 22 июля. 1897 год.
Сонечка привычно рыдала на своем рабочем месте. Нет, не из-за принца. Принца она дождалась - он прискакал на вороном коне, запряженном в выездные дрожки столичной инспекции Управления телеграфов и почт. И место было другим: не облезлый стол одного из телеграфных узлов столицы, а отдельный кабинет помощника управляющего коммутаторной станции. Когда ее принца с повышением перевели в Москву, телеграфная барышня уехала вместе с ним...
А слезы проливались от любви. Такой, что перехватывало дух, и сердце начинало сбоить от переполнявших его чувств. Любви, про которую не пишут даже в замечательных книгах с яркими обложками, которые она покупала в солидных букинистических магазинах. В лавки старьевщиков г-жа Лисовская больше не заходила.
Она так обрадовалась за молодого господина с зелеными глазами, когда узнала, что он дождался свою принцессу. И разрыдалась, узнав о случившей трагедии... Нет, Сонечка обязательно ему поможет. Пусть даже ее уволят, она сделает все, о чем попросил ее этот несчастный господин...
Коммутаторная принцесса вздохнула и вытерла слезы вместе с дорогой французской тушью. Надо напоить чаем ее подопечного. И от булочек он не должен отказаться - она сама их пекла. Интересно, когда он кушает? Как пришел на смену, так и сидит в уголочке, не пошелохнувшись. И второй - такой же. Где их только таких берут...
Отставной унтер-офицер Шабанеев, один из бойцов Дениса, не испытывал никаких неудобств от долгого ожидания. В пластунах, а позднее - в охотничьей команде, засады случались и более продолжительными. И в намного худших условиях. Поэтому он просто ждал, слегка прикрыв глаза, в полностью расслабленной позе.
И к любовным романам он был равнодушен. Он, вообще, плохо читал - по слогам. Поэтому полученную инструкцию просто зазубрил. Унтер-офицер был одним из первых, кто услышал в этом мире термин "прослушка"...
***
Москва. Малый Никитский переулок.
Особняк Рябушинских. 22 июля. 1897 год.
Сегодня истекал пятый день, обозначенный похитителями. Когда напряженно ждешь неизбежного события, оно все равно происходит внезапно - резкая трель телефонного аппарата, установленного в личном кабинете Рябушинского заставила всех вздрогнуть.
Денис снял уже привычно изогнутую трубку параллельного телефона одновременно с хозяином.
- Алло, центральная, - раздался в мембране мелодичный женский голос. - Номер одиннадцать двадцать два? Дом Рябушинских?