Связующие нити (СИ) - Ксения Татьмянина

Сам же Трис не придавал этой обаятельной черте никакого значения. Он этим не злоупотреблял, не гордился, не смущался, — просто не замечал.

В этом случае я о взаимных чувствах не знала, — я не знала, нравится ли Тристану во мне что‑то особенно, как мне в нем. Никакими талантами и обаянием я не славилась, волшебством тем более, и могло так быть, что особенно ему не нравилось ничего. Но от этого я не страдала.

Глава 13.Керамист

Сыщик двери снова не нашёл. С Ирен поговорить не удалось, и на нашем совете возник горячий спор о том, стоит ли восстанавливать этот мост. Я сама колебалась, потому что вспомнила одну свою собственную печальную историю с дружбой. Зарина тоже была неуверенна. Пуля меняла своё мнение, как и Нил, и только Вельтон твёрдо сказал с самого начала:

— Если всё так, как ты говоришь, то девчонки сами рассорятся через какое‑то время.

— А смысл?

Вельтон показал в сторону стеллажей:

— Посмотри по всем прежним делам, не было такого, чтобы агентство отказывало пришедшему в помощи, если была у людей связующая нить! И с каких это пор, ты, Трис, стал предвидеть будущее?

— Я вижу этот мост, — произнёс Тристан, — есть легкие конструкции, есть тяжёлые, есть такие, как произведения искусства, а есть… как этот, — изломанный, с проплешинами арматур, не крепкий. Нормально бы, кажется, но взглянешь и подумаешь, — кто выстроил здесь этого урода?

— Успокойся. И не выкабенивайся, архитектор.

— Доброй ночи…

Зарина всплеснула руками и после нескольких секунд ступора первая из нас ответила:

— Добрый…

В открытых дверях стоял мужчина, нерешительно посмотрел на нас, нерешительно оглядел комнату, и как‑то качнулся назад, собираясь уйти.

— Куда же вы? Проходите.

— Да я… не уверен даже, зачем зашёл.

Мужчина стал крутить в руках свою кепку и переминаться с ноги на ногу. Ему было точно за пятьдесят, лицо крестьянское, только что ни бороды, ни усов не было. Глаза глубоко посаженные смотрели с прищуром, и поблёскивали, как у мыши.

— Чаю хотите? — Спросила Зарина и взяла из‑за стола Пули её термос с чаем.

— Да, пожалуй. Хорошая у вас конторка, — он прошёл и сел на диван, не снимая куртки, только кепку из рук выпустил и положил рядом. — Название только не пойми какое.

— А то, не без этого…

Пока Зарина наливала ему в чистую кружку чай, мы потихоньку разошлись по своим местам. Пуля ни словом не пикнула про свой термос.

— Кого потеряли‑то, а? Отчего ноги домой не идут?

— Да я один живу. Один. В школе вот задержался, печь днём включил, а время рассчитать забыл. Пришлось со сторожем до самой ночи вот просидеть.

— Как вас зовут?

— Виктор.

— Здесь все свои, Виктор.

Мужчина отхлебнул чаю и прищурился, закачал пальцем.

— Я знал, знал… я второй день хожу мимо. Я знал, что это моя дверь!

Настройщик разговаривала с новым человеком так, словно бы сразу знала, как с ним нужно разговаривать. С нескольких первых фраз девушка принимала стиль речи посетителя, умела к месту хмыкнуть, к месту схмуриться, или сделать выражение лица "да — да, я тоже бы в это не сразу поверила", притом, что собеседник ещё не успел высказать своего отношения к сказанному, а она попадала в точку.

Виктор оказался керамистом, ему было пятьдесят пять, и уже десять лет он был в разводе, — жена и взрослый сын жили отдельно.

История, о которой он до сих пор не может забыть, случилась когда ему было сорок. Школа отправила его в командировку в другой город, там проходила большая ярмарка, и на ней он должен был показать работы учащихся, и заодно мог попродавать что либо из своих изделий. Было лето, хороший солнечный день, лотки растянулись в несколько рядов и зрителей было много. Напротив Виктора расположилась молодая девушка с мягкой игрушкой, судя по табличке, из местной школы рукоделия, и тоже продавала свои работы и показывала детские. Всё бы ничего, да пошёл дождь, — с утра солнце, а ближе к двум часам полило. Народ кто чем позакрывал товар, да побежал прятаться под козырьки ближайших построек, одна лишь девушка заметалась, пытаясь быстренько подгрести под себя валяных из шерсти медвежат, мышат и кукол, и закрыть их собой.

— Дарю зонтик только за поцелуй!

Виктор поспешил на выручку со своим зонтом. Самому вымокнуть было не страшно, и керамика ни как не могла пострадать от воды. На счёт зонтика он, конечно, пошутил, отдал его просто так и вернулся к себе, но, что самое удивительное, — после того как кончился дождь, зонт девушка отдала обратно и поцеловала Виктора в самые губы. До конца ярмарки он больше не мог оторвать от неё глаз, а когда приехали автобусы и он уносил свои коробки, чтобы возвращаться домой, заметил, что она тоже на него смотрит и что лицо у неё расстроенное.

— Поверите ли, — продолжал свой рассказ посетитель, — я всю дорогу назад оправдывал себя, что я умный для мальчишеских выходок и приключений, не молодой, женатый, у меня сыну уже тогда восемнадцать исполнялось… я ехал домой, и это было самым правильным. А через месяц в нашу школу пришла маленькая посылка. Адрес наш, а кому, было написано "учителю керамики".

— И что там? — выдохнула Зарина, распахивая глаза.

— Там маленькая куколка из лоскутков и записка с именем и адресом, а в конце слово "напиши". Я догадался, что город и название школы она запомнила с моей таблички, и как‑то смогла найти более точный адрес… Ох, сказать, что я начал думать тогда, вспоминать не хочу. Ну, кто я такой? Самый обыкновенный мужик, горшки кручу, всю жизнь это делал. С детишками стал работать, с женой уже двадцать лет как, всё притерлось, я даже в молодости глупостей не совершал, и фантазии у меня не было, а тут… а тут словно приглашение… — Виктор стал крутить в ладонях пустую кружку из‑под чая, как крутил кепку. Видимо, вращение предмета в руках его успокаивало. — Не мог я ни на что такое решиться тогда, постарел уже, а девушка во мне обманулась, придумала. Глупо это всё, вот, что я тогда думал.

Слушая, я поймала себя на том, что сижу и улыбаюсь. Я была влюблена во все зонтики на свете, и который раз испытывала огромное счастье и облегчение оттого, что создала, а не упустила свой счастливый случай в свой судьбоносный день.

— Брак мой разваливался, я долго закрывал на это глаза, но с женой у нас было слишком мало понимания. Всё стало более явным, когда сын стал студентом и уехал учиться, и больше нас ничего не связывало. Я слишком боялся перемен, но жизнь стала невыносимой и для меня и для неё, и мы разъехались. Вернее я ушёл, — забрал чемодан с вещами и документами, первое время жил в подсобке в школе, потом снял комнату. Так и живу.