Волга (июль 2007) - журнал Русская жизнь

При этом нижняя терраса набережной Козловки прекрасна - чисто Ялта. Она пропитана невинно-бесстыдной пляжностью, свойственной многим курортам, здесь матроны безмятежно вносят в магазины свои многоярусные тела, прикрытые лоскутками купальников, редкий мужчина в брюках - почти непременно милиционер, а на службу ходят в резиновых шлепанцах. Летом население Козловки увеличивается на треть: приезжают почти четыре тысячи родственников и друзей аборигенов. Самое парадоксальное, что для этих четырех тысяч в районе набережной не создано решительно никакой инфраструктуры - ни кафе, ни лоточной торговли, ни прочих выгодных заведений. Голая зона. Впрочем, уже через сутки собственное раздражение от невозможности выпить кофе на набережной стало казаться мне отвратительным буржуйским капризом. Не до кофия тут.

Теплоходы стоят в Козловке долго, по шесть часов: часто манкируя и домом купца Волчкова, и музеем Лобачевского, и мемориалом погибшим с отключенным Вечным огнем, туристы рвутся на пляж. Впрочем, сайт kozlovka.ru сообщает, что недавно музей посетил некий математик и до того заслушался экскурсовода, что корабль задержали на сорок минут.

За лето швартуется 60 теплоходов - городу копейка, бабушки несут землянику и пуховые платки. «Александра Свешникова» провожали песней «Как провожают теплоходы», она неслась вслед, временами перебивая радио- голос из рубки, приглашающий отобедать.

Отремонтированная (точнее, подремонтированная) набережная - краса и гордость Козловки. Абсолютный свежак. Белоснежная беседка. Но не было козловчанина, не сообщившего мне про показуху и потемкинскую деревню к недавно прошедшему Дню республики и визиту президента Федорова, вбухали бешеные деньги, а что было-то, вы б видели, ой! помойка! вы б утопли! Что было, нетрудно догадаться, на двадцать метров свернув с дороги, обрамленной наряднейшими бело-зелеными оградками, по которой проводят туристов к Лобачевскому. Отличный асфальт обрывается ровно в середине переулка, и начинаются затейливо вздыбленные буераки со слюдяными лужицами в складках - и в страшную жару вода не успевает высохнуть. «Но это ж хорошо, а? - спрашивала я. - С чего-то надо начинать?» - «Оградки-то заберут, - говорили горожане, жмурясь то ли от солнца, то ли от чего другого, - вот увидите». - «А набережную?» - «Набережную оставят».

В мемориальном доме-музее Лобачевского нет ничего от Лобачевского, кроме самого дома. Он стоял на другом месте, и перевозили его неоднократно, после смерти великого математика здесь попеременно размещались постоялый двор, волостное управление, волисполком, участковая больница. Бронзовый Лобачевский до того похож на молодого Александра Блока, что глаз поневоле ищет рядом портрет Любовь Дмитриевны. Усадьба в Слободке была любимым из имений Лобачевского, как он называл ее - «игрушка», купленная в 1838 году для большой уже семьи, вместе с 1100 десятинами земли и 101 крепостной душой мужеска пола. Игрушка оказалась презанятной (авангардное аграрничество, разведение овец-мериносов на средства от продажи пожалованного императором перстня с брильянтом, хитрые мельницы) и в конечном итоге разорительной. Верхний этаж музея отдан этнографии (на диво изящные, благородных фасонов старые чувашские платья) и современности (вырезки из газет о героических козловчанах). Здесь же - потрясающий парк-дендрарий, с возрожденными кедрами и дивными цветами, кусок другого мира. Впрочем, полярных миров здесь много, они не воюют, они всего лишь искрят.

III.

- Напишите - Козловка живет хуже всех в России!

Так буквально закричала интеллигентного вида женщина, распознав во мне «журналиста с Москвы». Ее поддержала другая. Подошел мужчина в шортах, заговорили все разом. Я услышала историю до слез обыкновенную: про смерть комбината автофургонов - один из крупнейших в стране, в годы войны выпускал У-2, мощное градообразующее предприятие. Жилье, клубы, путевки - все как положено. Едва-едва стали подниматься после 90-х, появились заказы, - пришел частный инвестор, и нет завода; по общему сюжету это похоже на классический рейдерский захват. До перестройки на заводе работали 2500 человек, перед закрытием - 800; выбивали многомесячную зарплату через суд и прокуратуру; некоторые до сих пор стоят на бирже труда. На заводе, впрочем, несколько малых предприятий, сотни две рабочих делают пластиковые окна и прочую ерунду. Остальные уволенные умеренно пьют (в Козловке пьянство регулярное, но какое-то негромкое, с тихим голосом), мелко подрабатывают или мотаются в столицы на халтуру.

Валентина Алексеевна, бывшая ранее на заводе начальником отдела кадров, работает дежурной в гостинице, ее зарплата - две тысячи рублей. Людмила, приятная дама средних лет, тоже дежурная, получает столько же за работу школьным сторожем. Осенью ожидается у работников образования повышение - и Людмила, может быть, станет городским средним классом, выйдет на зарплату в 4,5 тысячи. А цены на ЖКХ - как в Москве.

Но у Людмилы другая печаль.

- Почему Козловку опять превращают в деревню? Мы же город, мы районный город! Военкомат у нас забрали в Урмары, почтовое управление тоже забрали. Чтобы в военкомат попасть, надо десять километров ехать до Тюрлемы, где железная дорога начинается, и потом еще на электричке, - ну почему?

- Ничего себе, - говорю. - Тяжело…

- Понимаете, не просто тяжело. - Она искала слово. - Это ужасно унизительно!

У Козловки также отняли налоговую инспекцию и энергосбыт. По повесткам или всяким недоразумениям со счетами козловчане ездят еще дальше, в город с невероятным названием Цивильск (от реки Цивиль): пятьдесят километров, час на автобусе, билет - с полсотни рублей. За медицинской книжкой - тоже в Цивильск, да не один раз.

Эта рурализация (деурбанизация) тревожит козловчан не меньше, чем поиски заработка. Козловка стала городом ровно сорок лет назад, в 1967 году, - важнейшая веха в ее биографии! Про деревню, принадлежавшую бывшему вятскому губернатору Желтухину, «где грузят много хлеба и построено много анбаров», мир узнал из радищевских «Записок путешествия из Сибири» - в 1797 году. Александр Николаевич останавливался здесь и отметил, что «простяков» (чуваш и черемис) обманывают; также зафиксировал цены на стерлядь. В XIX веке гремела Козловская ярмарка - одна из крупнейших в Поволжье. А с 1938 года Козловка индустриализовалась, стала гордо именоваться рабочим поселком, дослужилась до города - и вот на тебе, уводят столоначальников! Неудивительно, что город затосковал.

IV.

- Ну рыба-то где? - спрашивала я у Колумба. - Почему на Волге нельзя купить рыбы?

- Можно. Морскую…

Рыбзавод в Козловке есть, там перерабатывают привозные брикеты: скумбрию, ставриду. Правда, в магазинах встречаются лещ вяленый и лещ холодного копчения - эка невидаль, он и в Москве встречается. На городском рынке в ответ на вопрос о рыбе советуют постучаться в такой-то дом, там вроде ловили мужики с утра. Тема рыбы не раскрыта. Но промысловая апатия имеет корни скорее исторические: и в те экологически безупречные времена, когда в Волге водились осетры и стерлядь, их тоже не очень-то ловили. На рыбе специализировались живущие на другом берегу марийцы, заезжие нижегородцы, купцы арендовали места в здешних затонах, на ярмарке продавали до 150 пудов за раз. «О рыболовстве, как оно ни сподручно козловчанам, они не имеют, можно сказать, никакого представления», - писал этнограф В. К. Магницкий в 1877 году. Ловля не велась, по его мнению, «в силу неразвитости самих жителей», никаких способов ловли, кроме удочки и садка, не постигших. Так что нынешнее безрыбье - почтенная традиция, и сетовать здесь не на что.

Колумб - настоящая фамилия мэра, а зовут его Валентин Николаевич. В его кабинете - портреты двух президентов: Путина и Федорова. Не портреты маслом, но благородные цветные фотографии, в скромных рамках, «как живые». Под их теплым, лучистым прищуром и происходил наш разговор.

Валентин Николаевич рассказал, что вывод военкомата и прочих инстанций - не его инициатива, а общий по стране процесс укрупнения и централизации органов, который, несомненно, создает гражданам неудобства. Рассказал, что больше всего его волнуют низкие заработки горожан, в среднем те самые 4,5 тысячи. Что молодежь уезжает из города, причем не в Чебоксары - там ловить нечего, а в Казань, Москву и Петербург. Работает вахтовым методом, в основном на стройках. Что в рамках нацпроекта, однако, сносят ветхие дома и строят новые, делают прекрасные дороги. Что безработные отказываются от работы, потому что надо работать восемь часов, а не получать свое минимальное пособие.

- Весь бюджет города, со всеми дотациями, - четырнадцать миллионов. Что вы хотите? - грустно спрашивает мэр.

Но двести лет предыдущего экономического процветания Козловки - прямая заслуга Волги. Сейчас все идет к тому, что Волга снова может стать «маткой-Волгой», «градообразующим предприятием», на этот раз не торгово-транспортным, а туристическим; кажется, сам ландшафт уже настоялся в ожидании и орет: зови инвесторов, обустраивай курорт. И песок отличный, и вода прозрачная (промышленному упадку благодаря), горы дивные, виды открыточные, и мифология, и культурный слой - все готово.