Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вставать было тяжело, но Семен заставил себя подняться на ноги. Почему? Да потому, что стоило хотя бы попытаться выбраться отсюда. Иначе из него сделают отбивную, но вытрясут все секреты генштаба, даже те, о которых он представления не имел. А потом не поверят и затопчут окончательно. Или поверят, но все равно хлопнут. За ненужностью. А раз так…
Священник, стоявший слишком близко и не ожидавший от избитого, да еще и со связанными руками пленного резких телодвижений, попал под раздачу вне очереди. Бить головой далеко не так легко, как это показывают в боевиках, но уж если умеешь это делать… Семен умел, и в результате, потеряв равновесие, священник сделал два неверных шага назад, споткнулся о лавку и, перевернув ее, с грохотом рухнул на пол. Сверху ему на макушку с глухим стуком грохнулась его собственная миска, которую он, падая, зацепил рукой. Все это Семен отметил краем сознания, потому что сейчас было уже не до того – гетман вскочил, демонстрируя завидную реакцию, и уже тянул руку к сабле. Хорошо еще перед трапезой он положил ее не на свою лавку, а на соседнюю, о которую споткнулся поверженный монах. И в результате оружие оказалось на полу, а это, в свою очередь, давало секунду форы. Гетман же умел мордовать безоружных, вполне возможно, и рубиться умел знатно, однако японско-китайскому бою ногами его явно никогда не учили. Будь на ногах сапоги – тут бы его история, возможно, и закончилась, но и босиком получилось неплохо. Во всяком случае, в угол гетман летел красиво, и полки на себя обрушил с грохотом.
Руки, по-прежнему связанные за спиной, мешали, но окно, распахнутое настежь, к счастью, позволяло выбраться без проблем даже крупному по местным меркам Семену. Наружу он вывалился, правда, мешком, но ничего себе не сломал и даже почти не ушибся. И в этот момент его увидели.
– Пся крев!..
Что этот поляк здесь делал, Семен не знал и знать не хотел. Подсечь ноги, вбить крик в глотку вместе с зубами… Поздно, поздно! Когда надо, местные вояки умели реагировать с завидным проворством. Во двор ввалился один, получил ногой по гениталиям и сложился, второй – и вылетел обратно, а потом третий, четвертый, десятый. И последнее, что чувствовал Семен перед тем, как провалиться в спасительное небытие, это десяток ног, с чувством обрабатывающих его по всем частям тела.
Очнулся Семен от холода. Колотило так, что зуб на зуб не попадал. А еще он решил, что ослеп. Во всяком случае, перед глазами стояла полная, совершенная темнота, и лишь через несколько минут Семен понял – дело не в глазах, просто вокруг глухая ночь. Стало быть, несколько часов провалялся, не меньше. Все тело болело так, будто на нем оттанцевал «Лебединое озеро» груженный камнями слон. В общем, вывод следовал однозначный – даже когда Семен потерял сознание, пинали его долго и с чувством. Но аккуратно пинали – опять ничего не сломано, хотя ребра и помяты. Дышать больно, но терпимо. Только голова болит аж до тошноты, сотрясение мозга ему как минимум обеспечили.
Защитная реакция организма – штука хитрая и непредсказуемая. То ли блокируя неприятные ощущения в пострадавшей голове, то ли отвлекаясь от ноющей боли в мышцах, мозг непроизвольно начал анализировать все, что происходило сегодня. Не так и много случилось, надо сказать, так что на-гора результат он выдал быстро. И осознав сделанные выводы, Семен и впрямь отвлекся от сиюминутных проблем. Было из-за чего.
По всему выходило, что убить его должны были как минимум трижды. В первый раз – когда он потерял автомат и вместо того, чтобы достать нормальное оружие, принялся геройствовать с колюще-рубящими железками. Один против шестерых – и все они имели огнестрел. Изрешетили бы его походя, и делу конец. Однако полезли в рукопашную. Зачем? Семен не видел смысла в их поведении. Впрочем, можно списать нелогичности на шляхетскую спесь и врожденный дебилизм. Ну и на то еще, что они не ожидали нарваться на противника с такой серьезной подготовкой, как у него. Так что – случайность, принимается. А дальше?
Тот умник, который все же справился с Семеном. Кто он, кстати, и откуда? Впрочем, неважно. Здесь кого только нет. Итальянец, француз, испанец – там всюду были сильные фехтовальные школы, как дуэльные, так и прикладные, хорошо приспособленные для боя толпа на толпу. Семен не льстил себе, он был и остался хорошо натасканным любителем. Против человека, с детства учившегося убивать и закрепляющего уроки в реальном бою, шансы выстоять минимальны. А Семен к началу схватки оказался разгорячен боем и потерял всякую осторожность. Результат закономерен. И возникает вопрос: почему он еще жив?
В бою на длинномерном оружии убить противника легче, чем взять его живьем. Особенно если противник не полный лох, а силен и кусач. Соответственно, и напрягаться с пленением будут, только имея на то веские основания. Ну да ладно, может, совпадение, и противник ему попался из тех, что играют в благородство. Или обет дурацкий на нем висит. Вроде как у Стругацких, где непобедимый дон Румата не имел права никого убивать. Так что совпадение, принимается. Но потом-то, потом!
Когда он бежал от их недоделанного гетмана, его должны были убить при любых раскладах. Конечно, отоварить до потери сознания не ожидающих такой прыти от связанного и избитого пленника самоуверенных мерзавцев не так и сложно. Разумеется, требуется некоторая доля везения, но в общем и целом ничего запредельного. Завалить случайно встреченного на пути солдата, самого обычного, особыми талантами не блистающего, тоже реально. Но затем ввалилась толпа, и они знали, что творится что-то не то. Следовательно, были при оружии и готовы пустить его в ход. А значит, что? Значит, махнул бы первый же поляк саблей, и на том одиссея бравого хроноразведчика могла считаться законченной по причине выбивания главного героя из числа живых. Однако никто оружия в ход не пустил, предпочли завалить возмутителя спокойствия голыми руками, пускай и ценой некоторого вреда для собственного организма. И снова – почему?
Да и когда его, Семена, били, обработку вели явно с расчетом не причинить организму жертвы серьезного вреда. Что гетман, который бил умело и больно, но
