Ваенга моего отца - Виктория Ивановна Алефиренко

Мама любила итальянскую музыку, замирала при звуках «Вернись в Сорренто» или «Санта Лючии», отцу же надо было что-нибудь попроще: «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер…» – вот это в самый раз!

– Будете меня хоронить, пусть оркестр играет эту песню! – однажды пошутил он.

Одно несомненно: они оба – и мама и отец были красивы – мама утонченной интеллигентной красотой и прирожденной грацией движений, отец – зелеными выразительными глазами, замашками «ведущего», и крестьянской основательностью во всем.

***

Село Лебяжье, аэродром «Котлы», 1950 год.

Я родилась через четыре года после войны, в селе Лебяжьем, в гарнизоне под Ленинградом, где был расположен военный аэродром морских летчиков. Отец в тот момент был в санатории – ведь летчиков отправляют «поправлять здоровье» несмотря на семейные обстоятельства – даже скорое рождение ребенка. Ждали родители, естественно, мальчика, а родилась девочка. Так как имя было уже придумано, то мама и назвала меня Викторией.

Затем в летной жизни отца был военно-морской аэродром Кагул на прекрасном прибалтийском острове Эзеле (Сааремаа) – именно отсюда наша авиация в начале августа 1941 г бомбила столицу фашистской Германии.

***

Военные летчики жили в те времена хорошо, недостатка в деньгах не было. Мама, как и все жены офицеров, не работала, а воспитывала нас с сестрой. Помнится, она была большой модницей – имела много красивых платьев и, конечно, шубу – этот обязательный атрибут офицерской жены. До сих пор помню на ощупь – колючую отцовскую шинель и мягкую шубу мамы.

От отца мне достались зеленые глаза, авантюризм в крови и легкий, веселый характер. Мамочка же поделилась со мной хорошей фигурой, умением выбирать реальную цель в жизни и настырно её добиваться. Но речь, впрочем, не обо мне.

В Ригу с острова летали все, и жены в том числе – да простит меня летное начальство – в магазин, в поликлинику с детьми – на чем же еще было добираться? – конечно, на военных самолетах.

В черных шинелях с голубыми просветами на погонах, весело возвращались морские летчики домой с полетов – все живы! Отец брал меня на руки, а я впитывала маленькой детской душой запах исходивший от его шинели – запах надежной мужской силы и самолетов. Накрывали столы, садились ужинать. Мы, дети крутились тут же, слушая «разбор полетов», который сопровождался взмахами рук:

– Я захожу ему в хвост, а он уходит вниз и вправо! – показывал ведомый отца, капитан дядя Коля Мячин, изображая самолет сжатой ладошкой.

От этих рассказов замирало сердце, уйти было невозможно – хотелось слушать еще и еще. Атмосфера военного летного мира принадлежала не только нашим отцам – это был и наш, ребячий мир – мир, в котором мы жили – с кучей приевшихся шоколадок из лётного пайка на столе в общей кухне и огромными шарами-зондами, которые детвора запускала в небо за неимением детских шариков. Я росла среди летчиков морской авиации, летчиков особой касты, считающих, что все в жизни преодолимо – в трудных ситуациях они не разводили руками, а действовали. Теперь и я так поступаю.

      И помню, хорошо помню, как застывали около ограды аэродрома наши мамы с немым вопросом в глазах, когда кто-то не возвращался из полета. Откуда они это узнавали – загадка, но узнавали раньше, чем в дом приходил комэск с черной вестью.

Отец до сих пор стоит перед моими глазами, как живой – я слышу запах его скрипучей кожаной лётной куртки, чувствую сильные руки, вижу зеленые глаза и звезды на голубых погонах.

***

Именно здесь, на этом острове родители сделали первое крупное приобретение – автомобиль «Победу», с которой связана одна, довольно смешная история.

«Победу» – писк советской автомобильной промышленности 50-х годов отец приобрел сразу, как только эта мысль пришла в голову. Автомобили в то время разрешали покупать по особым спискам, но он, ас-истребитель морской авиации, прошедший войну и имеющий заслуженные награды, входил в этот список, а оклад позволял делать и такие покупки.

И вот машина стоит под окнами офицерского семейного общежития, сослуживцы тоже любуются ею и, конечно, желают проехаться.

Однако она еще не обкатана и вероятно, поэтому капризничает – а может, просто водителю, впервые севшему за руль автомобиля, пока не хватает умения? Ведь надо же – с истребителем отец управлялся лихо, был с ним, можно сказать, на «ты», а Победа как бы слегка «взбрыкивала».

      Выбрав свободный денек, они с однополчанином Николаем Мячиным посадили в машину жен – Ниночку с Ириной, и отправились кататься. Ехать было особо некуда – эстонский остров Эзель был небольшой, но факт поездки на «гражданской» машине радовал.

      Иван сел за руль, рядом разместился Николай. Сзади восседали – именно так – «восседали» – две молоденькие разодетые девицы. Такие праздничные моменты в скучной аэродромной жизни жен летчиков происходили нечасто, и они собирались тщательно. Одинаковые прически соответствовали последнему слову моды 50-х: «спереди пулемет, сзади – авоська» – туго завитые кудри торчали надо лбом устрашающе, сзади же были уложены в незаметную сеточку. Однако других причесок в тогдашней моде не было и ничего странного в этой одинаковости девчата не видели. Ребятам же эти нюансы были непонятны вообще – в модных прическах они не разбирались.

Дамы восседали на заднем сидении, важно поглядывая по сторонам в небольшие оконца. Мягкая обивка кабины ласкала глаз и руку, прибалтийское солнце ярко светило сквозь стекла машины – причин для грусти не было…

…Причин для грусти не было вообще – война закончилась, а вместе с ней закончились и те ужасы, которые непременно сопровождают все войны. На фронте ли в тылу ли – доставалось каждому. Но воспоминания эти ушли куда-то

далеко, молодость брала свое. Жены были юными и жизнерадостными – с ними было легко и весело. Денег мужья получали достаточно, а принадлежность к элитному классу военно-морских летчиков избавляла от множества неприятностей, творящихся в стране – неприятностей, о существовании которых они даже не подозревали. Короче, никаких житейских проблем не было.

…Только когда кто-то из пилотов не возвращался из полета… – но об этом нельзя даже думать – такая у летчиков была примета…

      С места тронулись резво. Прокатились вдоль гарнизона, проехали сосновую рощу. Машина шла – как летела – легко и послушно. Но на песчаной дороге начала чихать, а потом заглохла.

– Приехали! – засмеялись девицы, не ведая, что ждет их впереди.

Иван покрутил какие-то ручки, машина тронулась с места, но метров через сто встала опять – говорю же вам – капризничали «оне».

– «Водила»! – ехидно сформулировала свою мысль Ирка Мячина.

– Ты бы, Ванечка, сначала ездить научился, а уж потом приличных женщин кататься приглашал! – надула губки Ниночка.

Николай же не обратил эти ехидства никакого внимания –