Какой простор! Книга первая: Золотой шлях - Сергей Александрович Борзенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лука чувствовал себя на седьмом небе. Никто из его друзей не отважится повторить его подвиг, никто не узнает о его любви к Шурочке — тайну, которую он доверил трубе.
Снизу долетел едва слышный крик. Лукашку звали, пора было спускаться на землю. Вдруг из-под его рук, едва не задев лицо, вылетела напуганная птица. Судя по ее слепому полету, это была сова. Лукашка огляделся и увидел в углублении из-под выпавшего камня гнездо с пятью жалкими птенцами. Лука взял одного из них, положил в карман.
Еще раз он окинул взглядом необыкновенно расширившийся на высоте горизонт и с птенцом в кармане спустился вниз, к нетерпеливо ожидавшим его товарищам. Всем было страшно в темноте, но никто не уходил, чувствуя, что это первое испытание их храбрости.
Лука показал птенца.
— Надо ему голову свернуть, — предложил Кузинча.
— Давайте положим его назад в гнездо. Совы полезные птицы, они уничтожают мышей, — назидательно сказал Ваня Аксенов.
— Что ж, клади, если ты такой храбрый, — сказал Лука, протягивая ему птенца.
Ваня взял совенка, положил его за пазуху и полез наверх.
Вернулся он минут через двадцать, радостный и возбужденный.
От основания трубы расходились набитые камнями и пылью узкие подземные ходы, в которых недавно пылало жаркое пламя, обжигавшее глиняные кирпичи. Идти по этим ходам можно было только согнувшись. Ваня Аксенов осветил своим фонариком землю. На толстом слое ворсистой пыли отчетливо проступали следы крупных ног. Лука видел, как товарищи замешкались, никто не хотел идти впереди. Он улыбнулся, взял из рук Вани фонарик и пошел первым. За ним, придерживаясь друг за друга, двинулись остальные.
Пахло сухой пылью. Воздух был спертый и неприятный.
— Чисто тебе пещеры в Киевской лавре, — проговорил Кузинча, который ходил на богомолье с бабкой.
«Катакомбы», — подумал Лука. Он недавно прочитал «Камо грядеши». Было приятно сознавать, что он так легко преодолевает чувство страха, ему даже хотелось столкнуться с Пятисотским, чтобы проверить себя, свою выдержку в минуту опасности, свою находчивость и сообразительность. И хотя ничего не случилось, это приключение доказывало, что чувство страха побеждено, подтверждало их отвагу.
…Вернулись на завод и после обеда играли в разбойников. Семь человек под предводительством Луки были разбойники, восемь во главе с Ваней — карабинеры. Играли на утилизационном заводе, в саду, за хозяйственными службами, изгородями и заборами; есть где спрятаться и побегать. Все пойманные разбойники отводились в охраняемую тюрьму — ветхую, заброшенную баню. Самым интересным в игре считалось, когда кому-нибудь из разбойников удавалось освободить из тюрьмы посаженных туда товарищей, которых карабинерам приходилось снова отыскивать и ловить. Никто, кроме Шульги, не мешал ребяческим забавам, а так как Шульга днем спал, то воскресные игры никем не нарушались.
Лука, чтобы безошибочно следить за общим ходом игры, заранее распределил места, в которых теперь спрятались ребята. Кузинча лег на кормушку в конюшне, и его присыпали сеном; Губатый спрятался на крыше бани, надеясь в удобный момент, как только зазевается часовой, открыть дверь тюрьмы; остальные залегли на чердаках, на сеновале, спрятались в сломанных экипажах; Лука облюбовал себе самый высокий тополь, окруженный пышными кустами дикой смородины.
Дарья видела, как он поднялся по бледно-серому глянцевитому стволу и схоронился в желтой, еще густой листве.
Игра началась. Со своего наблюдательного пункта Лука видел, как вывели из конюшни Кузинчу, по дороге он вырвался, взобрался по лестнице на крышу сарая, в двух шагах за ним гнался карабинер. Кузинча спрыгнул вниз, на навозную кучу, но там его уже ждали, схватили за руки, отвели в баню и задвинули засов.
Не прошло и пяти минут, как с бани осторожно спустился Губатый, рванул засов, но, не успев открыть дверь, сам попался в руки часового.
Один за другим ловились разбойники, и вскоре непойманным оставался только Лука. С восторгом наблюдал он за тем, как искали его по всему двору, заглядывали под крыльцо, шарили по кустам, лазили в погреб, перевернули сотню бочек из-под соленой рыбы. Несколько раз Ваня звал его, кричал, что игра окончена. Лука не поддавался на хитрость.
Наконец Дарья, наблюдавшая за ребятами из окна, шепнула Ване:
— Ой, Ванюшка, посмотри, какая птица на осокоре сидит!
Ваня посмотрел, заулыбался.
— Слезай! — крикнул он приятелю. — Теперь все равно никуда не денешься.
— Поймай, тогда слезу.
Зная упорство Лукашки, Ваня неохотно полез на дерево, но чем выше он взбирался, тем выше поднимался Лука. После подъема на трубу высота дерева казалась ничтожной. Испугавшись за жизнь мальчишки, Дашка крикнула:
— Слезай, не кочевряжься, все равно не уйдешь!.. До неба не доберешься, в облаках не спрячешься.
Все карабинеры собрались под деревом, даже часовой ушел от бани.
Лезть выше нельзя было, дерево трещало и качалось, и Лука стал продвигаться в сторону по толстой, гнувшейся под его тяжестью ветви. Какая-то птичка, приняв его за охотника, у самого лица резала воздух, отвлекая Луку от гнезда.
«Ну зачем время переводить даром!» — хотел сказать Ваня, но не сказал, а, задрожав, плотно прижался к скользкой коре дерева: ветвь, на которой балансировал его дружок, с треском обломилась у самого ствола, и Лука, даже не вскрикнув, рухнул вниз с десятиметровой высоты.
Карабинеры закричали, закрыли глаза, а Лука, перевернувшись в воздухе, упал ногами в середину гибкого, мягкого, как сено, куста дикой смородины, оцарапав лицо и руки. С похолодевшим сердцем выбрался он из гибких ветвей, перепрыгнул через изгородь и распахнул двери бани.
С криком восторга пленные разбойники разбежались во все стороны. Игра продолжалась до первой звезды, украсившей потемневшее небо.
IX
Среди заводских рабочих Лукашку заинтересовал Яков Аносов. Пухлое, женственное тело, узкий разрез каких-то безнадежных глаз, круглое курносое лицо Якова привлекли его внимание.
Скуратов говорил:
— Сделал его бог, да и модель закинул.
Был когда-то Яша здоровым парнем, копну хлеба поднимал на вилы, первым косарем славился на всю губернию. Село свое, опоясанное лазоревым поясом речки, вспоминал только в снах. Снились зеленая крыша горизонта с флюгерами ветряков и золотые волосы ржи, расчесываемые густым гребнем теплых дождей. Четыре года служил Яков в одном из имений Кирилла Георгиевича Змиева, ни в чем плохом не был замечен. На пятый год службы сын хозяина — Георгий, самовлюбленный, до времени истрепавший себя молодой человек, забулдыга и дебошир, женился.
