Избавитель. Том 2 (СИ) - Соколов Макс

— Переживешь эту ночь, и выбирай любую, — сообщил Керан. — Каджи нужны воины. Долг мужчин — рождать сыновей. Если хорошо себя покажешь, сможешь взять себе жену для хозяйства, но все даль’шарумы должны набивать животы дживах’шарум своего племени.

Вид множества женщин в откровенных одеждах волновал Джардира, и он жадно разглядывал юные лица, отчасти опасаясь увидеть собственных сестер. Наставник подвел его к подушке за огромным столом, и мальчик лишился дара речи.

Он в жизни не видел столько еды! Изюм и финики, пряные шашлычки из барашка и рис! Кускус и исходящее паром мясо в виноградных листьях! У него заурчало в животе, он разрывался между голодом и похотью.

— Поешь как следует и отдохни, — посоветовал Керан. — Сегодня ты встанешь среди мужчин.

Он хлопнул Джардира по спине и вышел из шатра.

Джардир неуверенно потянулся к шашлычку, но кто-то выхватил мясо у него из-под носа. Он возмущенно обернулся и увидел Хасика.

— Тебе повезло той ночью, крыса, — процедил Хасик. — Молись Эвераму, ибо одной удачи мало, чтобы выжить в Лабиринте.

Джардир с другими воинами отправился в Шарик Хора, чтобы получить благословение Дамаджи на грядущую битву. Он ни разу не бывал в храме из костей героев, и его величие превзошло все ожидания.

Все в Шарик Хора было сделано из отбеленных и покрытых лаком костей даль’шарумов, павших на алагай’шарак. Двенадцать кресел Дамаджи на великом алтаре стояли на берцовых костях и опирались на стопы воинов. Подлокотники некогда держали копья и щиты. Отполированные грудные клетки, в которых прежде бились сердца героев, стали сиденьями. Спинки были сделаны из позвоночников, гордо противостоявших ночи. Подголовники — из черепов воинов, сидящих рядом с Эверамом на Небесах. Двенадцать кресел окружали трон Андраха из черепов кай’шарумов, капитанов на алагай’шарак.

Десятки огромных люстр были сделаны из сотен черепов и позвонков. На сотнях костяных скамей молились прихожане. Алтарь. Потиры. Величественный купол потолка. Бесчисленные воины защищали этот храм в жизни и пошли на его строительство в смерти.

Массивный неф был круглым в сечении, и в его стенах была сотня маленьких ниш с целыми скелетами на костяных пьедесталах. То были шарум ка, первые бойцы города.

На виду у дама воинами племен командовали кай’шарумы, но после заката солнца кай’шарумами руководил шарум ка, назначенный андрахом. Сейчас шарум ка был Каджи, как и Джардир, чем мальчик ужасно гордился.

Руки у Джардира тряслись, настолько его впечатлило убранство храма, где все было пропитано честью и славой воинов. Отец Джардира погиб во время набега Маджах, не на алагай’шарак, и здесь его не было, но мальчик мечтал, что когда-нибудь его собственные кости упокоятся в этом святом месте, тем самым почтив память отца через много лет после принесенной им жертвы. Ни в этом мире, ни в том нет большей чести, чем присоединиться к тем, кто отдал жизнь много лет назад, и тем, кому еще предстоит получить и отдать жизнь, быть может, через несколько столетий.

Даль’шарумы стояли навытяжку, пока Дамаджи молили о милости в грядущей битве Эверама и Каджи, первого Избавителя.

— Каджи, — взывали они, — Копье Эверама, Шар’Дама Ка, объединивший мир, избавивший нас от алагай в первую эпоху! Обрати свой взор на этих отважных воинов, которые сегодня ночью выйдут на вечную битву, чтобы сразиться с Гай на Ала, пока Эверам бьется с Най на небесах. Надели их мужеством и силой, чтобы они непреклонно стояли в ночи и увидали рассвет.

Керан выбрал для Джардира самые маленькие и легкие меченый щит и копье, но мальчик все равно чувствовал себя карликом. Ему было двенадцать, и самый младший из собравшихся воинов был на пять лет старше. Джардир встал рядом с ними, не подавая виду, будто его что-то смущает, хотя и самый низкорослый воин возвышался над ним.

— В первую ночь в Лабиринте най’шарума привязывают к воину, — объяснил Керан, — чтобы он не лишился присутствия духа при первой атаке алагай. В этот миг может дрогнуть даже самый отважный воин. Назначенный тебе воин станет твоим аджин’палом, побратимом. Ты должен подчиняться каждому его слову, и вы будете связаны до самой смерти.

Джардир кивнул.

— Если ты переживешь эту ночь, на рассвете к тебе придет дама’тинг, — продолжил Керан.

Джардир испуганно взглянул на наставника.

— Дама’тинг? — переспросил он. Алагай он не боялся, но дама’тинг до сих пор вселяли в него ужас.

Керан кивнул:

— Одна из них предскажет твою смерть. — Он невольно содрогнулся. — Лишь с ее благословения ты станешь даль’шарумом.

— Они говорят, когда ты умрешь? — перепугался Джардир. — Я не хочу это знать.

Керан фыркнул:

— Ничего они не говорят. Будущее известно только самим дама’тинг. Но если тебя ждет смерть труса или слава, они узнают это еще до того, как ты снимешь бидо.

— Смерть труса меня не ждет, — отрезал Джардир.

— Пожалуй, — согласился Керан. — Но тебя может ждать смерть глупца, если не будешь слушать аджин’пала, забудешь об осторожности.

— Я буду внимательно слушать, — пообещал Джардир.

— Хасик вызвался быть твоим аджин’палом. — Керан жестом подозвал воина.

За два года после прощания с бидо Хасик заметно подрос. В свои семнадцать, окрепший на доброй еде даль’шарумов, он был на фут с лишним выше Джардира и в два раза тяжелее.

— Не бойся, — улыбнулся Хасик. — Я позабочусь о верблюжьем ублюдке.

— Верблюжий ублюдок сбил своего первого алагай на три года раньше тебя, Свистун, — напомнил Керан. Улыбка Хасика стала немного натянутой.

— Он принесет славу племени Каджи, — согласился Хасик. — Если выживет.

Джардир вспомнил, как хрустнула рука и что пообещал ему Хасик. Он знал, что Хасик будет пристально следить за ним. Достаточно малейшего неповиновения, и воин убьет его, прежде чем он снимет бидо и станет равным.

Поэтому Джардир принял оскорбление, как принимал боль, и оно прошло насквозь, не причинив вреда. Он не позволит сбить себя с пути, когда слава совсем близко. Если он переживет эту ночь, то станет самым юным даль’шарумом на памяти поколений, и в Недра Хасика!

Их отряд ждал в засаде на втором уровне. Посреди небольшого просвета была замаскирована яма. Скоро алагай будут ждать в ней смертоносного рассвета. Джардир покрепче сжал копье и поудобнее перехватил щит. Но тяжелее всего казался поводок. Лодыжка мальчика и талия Хасика были связаны четырехфутовым ремешком. Джардир неловко переступил с ноги на ногу.

— Не будешь поспевать — заколю и обрежу поводок, — пригрозил Хасик. — Ты не встанешь на моем пути к славе.

— Я буду твоей тенью, — пообещал Джардир.

Хасик хмыкнул, достал из-за пазухи фляжку, выдернул пробку и как следует приложился. Затем он сунул фляжку Джардиру.

— Выпей для смелости.

— Что это? — Джардир взял фляжку и принюхался. Пахло корицей и еще чем-то едким.

— Кузи, — ответил Хасик. — Сброженное зерно и корица.

— Дама Хеват говорит, что употреблять сброженные зерна или фрукты запрещено Эведжахом! — удивился Джардир.

Хасик засмеялся:

— Даль’шарумам в Лабиринте разрешено все! Ночь почти опустилась!

Джардир с сомнением посмотрел на него, но остальные воины в засаде пили из похожих фляжек. Мальчик пожал плечами, поднес фляжку к губам и сделал большой глоток.

Кузи обожгло горло, Джардир закашлялся, выплюнул часть едкой жидкости. Внутренности горели огнем, в желудке словно извивалась змея. Хасик засмеялся и хлопнул его по спине.

— Теперь ты готов к встрече с алагай, крыса!

Кузи подействовало быстро, взгляд Джардира остекленел. Солнце опускалось все ниже, Лабиринт утопал в тени. Джардир следил, как небо из красного становится пурпурным и черным. Он почувствовал, как алагай встают за стенами города, и содрогнулся.

«О Каджи, Копье Эверама, — взмолился он, — если я действительно твой потомок, надели меня отвагой, чтобы я почтил память твою и своих предков».