Впереди - Берлин ! - Николай Попель

Шалин протянул мне приказ.

В нем говорилось:

"Три года мы бились с Советами. Армия проявила великий воинский дух. Настал решающий час войны. Мы не можем позволить русским наступать дальше. Потеря Кельце означала бы утрату важнейшего опорного пункта на подступах к Восточной Германии и поставила бы под угрозу окружения радом-сандомирскую группировку. Лишившись этого крупного узла железных и шоссейных дорог, мы дали бы Красной Армии свободный выход на оперативный простор левобережной Польши и поставили бы под угрозу Лодзинский промышленный район и Верхне-Силезский угольный бассейн.

Приказываю: группе армий "Северная Украина" ликвидировать русские плацдармы в районах Баранув и Магнушев. А. Гитлер"{3}.

- Это Горелов радировал, в штабе захватил,- пояснил негромко Катуков.

- Из показаний ясно,- продолжал Шалин,- что танковые группы немцев должны были атаковать нас на плацдарме с флангов, выйти остриями клиньев в район переправ, разрезать плацдарм на три части и уничтожить остатки армий. Поворот нашей армии на север сорвал оперативные расчеты противника. Мы спутали ему все карты, но зато наткнулись на подготовленную к контрудару сильную группу противника. Гитлеровский командующий Бальк вместо кулака растопыренными пальцами ударил, но и у нас не лучше. У Горелова даже батальоны поодиночке дерутся: Бочковского наглухо закрыли. Бочковский и сам командир бесшабашный, и людей приучает к этому.

Катуков даже головой покачал.

- До последнего снаряда батальон бился. Горелов бросил на выручку свой резерв. Наши остервенели, и - на таран! "Тигров" молотили: сбоку зашли и по гусеницам. Не забыли с сорок первого, как таранить! Спасли батальон Бочковского. Трудно нам, очень трудно, но все-таки грызем, лезем вперед.

- "Гансы" снова появились? - спросил я Катукова. "Гансами" мы иногда называли реактивные шестиствольные минометы немцев.

- Дивизионами, даже полками бьют. Жуткое оружие: выпустят разом несколько десятков мин - ни земли, ни неба не видишь. Нашего Геленкова послал, - лицо Катукова растянулось улыбкой. - Эх, Кириллыч, ты хоть когда-нибудь видел бой "катюши" с "Гансами"?

- Не довелось.

- Не жалей, еще придется. Все на маневре! И те и другие на третьей скорости вылетают на позицию, залп - и назад, заряжаться. И снова на позицию, только уже на другую. Залп - и опять их нету. Кто угадает вернее, куда противник примчит к следующему залпу, тот выиграл. Ну, Геленков - спец, большой спец! Один недостаток - слишком смел!

- Уж и слишком!

- А знаешь, какая неприятность у него со знаменем?

У меня все внутри похолодело: потеря знамени влекла за собой расформирование части и отдачу под суд командира и замполита.

- Машина со знаменем попала под мины шестиствольных Загорелась. Замполит...

- Майор Прошкин?

- Да. Бросился в огонь, знамя спас. Обгорел, в госпиталь его отправили. Как ты думаешь, попадет?

- Ничего не будет. Раны на знамени - это украшение ему: не в тылу спасалось, а в бой с честью шло.

- Да еще выиграли бой! - обрадованно согласился Катуков. - Геленков ни одной "катюши" не потерял, а на той стороне крепко что-то рвануло. И "гансы" примолкли.

Катуков повернулся к Шалину.

- Ну так что ж, Михаил Алексеевич? Какой делаете вывод из обстановки?

Шалин немного помолчал.

- Товарищ командующий, есть приказ! - отрапортовал вошедший офицер.

Сандомирское побоище

По приказу фронта с 14 августа 1944 года мы должны были во взаимодействии с армией генерала Пухова снова повернуть армию, ударить на восток и юго-восток, окружить и уничтожить Сандомирскую группировку и соединиться с войсками генерала В.Н. Гордова, захватившими небольшой плацдарм на Висле севернее нас.

Если раньше плацдарм своей формой напоминал крюк, как бы закинутый из-за Вислы за Сандомир, то сейчас он должен был превратиться в петлю, охватывавшую этот исторический город. Командармам Катукову и Пухову фронтом была поставлена задача: затянуть узел вокруг лучших немецких дивизий, оборонявших Сандомир. Было над чем подумать! Линия фронта увеличивалась в несколько раз, а количество танков и артиллерии уменьшилось: потери! Снабжение пока шло через узкие коридоры, простреливаемые с двух сторон.

Наши бригады, разрезанные Вальком, все еще дрались поодиночке.

- Кого же повернуть фронтом на юго-восток? Полог палатки откинулся, и знакомый голос с неподражаемым акцентом заполнил все ее углы:

- Разрешите доложить. Прибыл после выздоровления из госпиталя...

- Бабаджанян! - вскочили мы с Катуковым.

- Привет вам из прекраснейшего города мира - из солнечного Еревана! - сиял черными глазами и белыми зубами командир 20-й бригады Амазасп Хачатурович Бабаджанян. - Как здесь чудесно! В Ереване - хорошо, а в бригаде - лучше!

- Тебя здесь Золотая Звезда заждалась, - поздравили его.

- А что я вам говорю! Конечно, здесь хорошо! Как моя бригада? Какие изменения?

- Твой комбат Геллер пошел начштабом в бригаду Костюкова.

- Режете! Последний старый комбат ушел! Одна молодежь, а меня нет в бригаде!

- Не торопись: тебе после госпиталя, наверное, отдохнуть, поправиться надо.

- Ни в коем случае, товарищ командующий! Я здоров, как... - Бабаджанян умоляюще поднял руки и вдруг страстно бросил: - Как конь, который без дела застоялся! Пустите, прошу вас, в бригаду!

- Разрешаю. Михаил Алексеевич, ознакомьте его с обстановкой. Думаем повернуть твою бригаду и бригаду Костюкова к юго-востоку, вдоль железной дороги на Сандомир. Смотри...

Несколько лаконичных шалинских фраз, несколько штрихов на карте, и Бабаджанян четко представил себе смысл и цель своего маневра в общем ходе операций. Он еще не успел выйти, как в палатку вошел, сияя хитрыми глазами на круглом лице, начальник политотдела 21-й механизированной бригады Петр Иванович Солодахин.

- Почему здесь, а не в бригаде? - сурово встретил его Катуков.

- Послан комбригом.

- Докладывай.

- Бригада продвигается медленно, но мы перерезали противнику последнюю железную дорогу на Сандомир. Нет у них теперь ни железных, ни шоссейных. Только транспортные "юнкерсы" летают на юго-восток.

- Напрасно радуетесь. Фронт приказал занять Ожарув, а вы только до дороги дошли.

- Товарищ командующий! Одиннадцать атак за день отбили! Танков у них - не сосчитать, артиллерии - сотни стволов, десятки тысяч снарядов на нас выпустили, шестиствольными жгут. Тылы у нас почти отрезаны. Боеприпасы и горючее на исходе, о прочем не говорим. Мины нам особенно нужны, там всюду овраги и ямы. Сверху бродят немецкие танки, а мы внизу. Или наоборот. Немцы из оврагов "фаустами" бьют, а наши саперы набирают мешок мин и проползают низом к танковым путям мины ставить. Но сейчас и противотанковые мины кончились. Комбриг Костюков послал меня за боеприпасами. Говорит, политработу за тебя сами провести сумеем, ты горючего, снарядов и мин привези. Я захватил с собой раненых, еле по коридорчику прошли - бьют с двух сторон. Там сейчас такое... Солодахин замолчал, но тут же нашел нужное сравнение: - Хуже, чем на Курской дуге.