Битва на Калке. 1223 г. - К. А. Аверьянов

В этом плане весьма показателен следующий случай. Летом 1899 г. в Архангельской губернии А.В. Марковым в трех вариантах была записана и названа им (со слов сказателя) былина «Камское побоище». Поскольку в ней упоминалось среди прочих имя некоего Самсона Колыванова, исследователь увидел в основе былины рассказ об историческом событии из новгородского прошлого — одном из неудачных походов новгородцев в Югру в 1357 г., закончившемся поражением новгородской дружины и гибелью ее предводителя Самсона Колыванова, о котором в Новгородской четвертой летописи кратко сообщается: «Самсона Колыванова убиша на Югрѣ, съ другы»[86]. А.В. Марков нашел и объяснение названия былины: «Если в названии „Камское побоище“ можно видеть указание на речку Каму, левый приток реки Конды, впадающей слева в Иртыш недалеко от его устья, — то наша былина точнее летописи определяет место битвы»[87].

Но это резко противоречило прежним выводам представителей исторической школы о том, что под «Камским побоищем» следует понимать. «Калкское побоище», то есть битву на Калке[88]. В.Ф. Миллер в своих замечаниях на статью А.В. Маркова о Камском побоище писал: «Трудно допустить такой процесс эпической обработки исторического новгородского похода в Югру, чтобы от всего события в эпический рассказ отложилось только одно имя предводителя новгородской дружины Самсона Колыванова и ничего другого, ни одной реальной черты события, притом настолько громкого, что оно было занесено в скудную словами Новгородскую летопись». Превращение «Калкацкого побоища» в «Камское» он объяснял трудностью его произношения для северного крестьянства, где функционировала былина[89].

Авторитет В.Ф. Миллера как главы исторической школы в это время был настолько высок, что А.В. Маркову в итоге пришлось отказаться от своего мнения. Гипотеза, что былина «Камское побоище» является отражением сражения на Калке, воспроизводилась в литературе до 1950-х гг., пока С.Н. Азбелевым (1926–2017) не была показана слабость аргументов сторонников этого мнения[90].

Возвращаясь к вопросу — был ли реальный Александр Попович, живший в начале XIII в., изначально фольклорным персонажем, укажем на главную ошибку деятелей исторической школы в фольклористике. Они не учитывали того, что имена самых знаменитых русских богатырей были достаточно распространены.

Знакомство с историческими источниками позволяет задать вопрос — а того ли богатыря Илью Муромца обследовала комиссия Минздрава УССР в 1988 г.? Известно, что первое упоминание о мощах Ильи Муромца относится к 1594 г., когда в Киеве побывал посланник императора Священной Римской империи Рудольфа II Эрих Лассота (ок. 1550–1616), оставивший описание достопримечательностей Киева. В Софийском соборе его внимание привлек придел с могилами богатырей: «В другом приделе церкви была гробница Ильи Муромца [Eliae Morowlin], знаменитого героя или богатыря [Bohater], о котором рассказывают много басен. Гробница его ныне разрушена, но в том же приделе сохранилась гробница его товарища». В Антониевой пещере Киево-Печерского монастыря он видел «великана и богатыря, названного Чоботком [Czobotka]». Эрих Лассота даже сообщает историю этого прозвища Чоботок (чобот — сапог). «Как говорят, когда-то внезапно напали [на богатыря] неприятели как раз тогда, когда он надел было один из сапогов своих. Не имея под рукой другого оружия, он в то время оборонялся от них другим сапогом, еще не надетым, и перебил им всех своих врагов, почему и был назван Чоботком»[91]. Примечательно, что для Эриха Лассоты Илья Муромец — в приделе Софийского собора и великан Чоботок — в Антониевой пещере — разные богатыри.

Данное свидетельство породило две версии. По одной, прототипом Ильи Муромца был воин по имени Чоботок, родившийся в Муроме в 1188 г. После тяжелого ранения в бою он «роздал нажитые богатства на украшение храмов» и постригся в монахи, приняв новое имя — Илья. Другая версия, основываясь на том, что в Южной Руси его называли не Муромцем, а Моровлянином, говорила о том, что его родиной мог быть городок Моровийск неподалеку от Карачева. Высказывались и другие предположения.

Что касается Добрыни Никитича, то помимо дяди князя Владимира Святославича исследователи в летописях с X по XII в. нашли еще шесть Добрынь: новгородского воеводу Добрыню Рагуиловича, новгородского посадника Добрыню, До-брыню Галичанина и новгородского архиепископа Добрыню Ядрейковича. К прототипам богатыря также причисляли киевского боярина Добрынку и суздальского боярина Добрыню Долгого.

Относительно Алеши Поповича исследователи также указали на несколько возможных прототипов помимо Александра Поповича, убитого на Калке. Один из них, как уже говорилось, был современником князя Владимира Святого, другой действовал при Владимире Мономахе. Последнего отождествили с соратником князя Ольбегом Ратиборичем, о котором в «Повести временных лет» под 1095 г. говорится, что по княжескому приказу он убил приехавшего на переговоры в Переяславль половецкого хана Итларя, расстреляв его из лука сквозь дыру в крыше. Ольбег был сыном известного боярина Ратибора, упоминаемого летописью в 1079–1113 гг., сначала как посадника в Тмутаракани, а под конец жизни на важнейшей должности киевского тысяцкого. В.Л. Янин (1929–2020) указывал, что летописец знает детей Ратибора — Фому и Ольбега, но, возможно, это были два имени одного и того же лица[92]. Судя по годам жизни его отца, к 1095 г. Ольбег был довольно молодым человеком, и его имя могло трансформироваться в уменьшительное Олешу, а затем — в Алешу.

Былинный Алеша Попович прославился двумя главными подвигами — победами над Идолищем Поганым и Тугарином змеем. По мнению Б.А. Рыбакова (1908–2001), Идолище, по всей вероятности, является искажением имени хана Итларя через форму «Итларище Поганый»[93]. Наиболее известна былина с участием Алеши Поповича — «Алеша Попович и Тугарин», где богатырь вызывает на состязание и убивает Тугарина Змеевича. Еще в начале XX в. В.Ф. Миллером была высказана догадка, что былинный «Тугарин змей» имел исторического прототипа — половецкого хана Тугоркана, убитого в 1096 г.[94] Он происходил из рода Шаруканов, фамилия которых как раз означала «змея».

Очевидно, именно Ольбега Ратиборича, жившего на рубеже XI–XII вв., и следует признать прототипом былинного Алеши Поповича, но никак жившего столетием позже ростовца Александра Поповича, уменьшительное имя которого, как известно, Саша[95].

Ошибкой Д.С. Лихачева и представителей исторической школы в фольклористике стало то, что они объединяли в единое целое разных людей, живших в различное время, но носивших одинаковые имена и прозвища. С таким же успехом можно было бы причислить к древнерусским Поповичам и жившего в XX в. советского космонавта П.Р. Поповича (1930–2009).

Каким же образом в общерусских летописях XV в. появились ранее не фиксировавшиеся сведения об участии ростовца Александра Поповича в битве на Калке? Ответ — на удивление прост. Нет сомнений, что у каждого княжеского двора имелся собственный архив, в котором откладывались различные договоры с соседями, фискальные документы,