Мой невыносимый телохранитель (СИ) - Манило Лина

Первый дурман радости проходит, я вижу кровь на его одежде, вскрикиваю и пытаюсь пальцами нащупать раны, но Тимур не даёт мне касаться себя: обхватывает одной рукой мои запястья, фиксирует, прижимает к груди и наклоняется низко-низко. Я сглатываю — меня стремительно утягивает в тёмную непроглядную бездну его взгляда.

— Я целый, не волнуйся. Пойдём, — Тимур указывает подбородком в сторону открытой двери, я иду за ним, но боль в колене возвращается. — Что такое? Нога твоя?

— Ты помнишь, — меня захлёстывает волной радости. Она бесконечным потоком разливается внутри: Тимур помнит о моей детской травме, из-за которой всё-таки пришлось бросить любимую гимнастику. — Нет, Тимур, всё хорошо. Это просто… это неважно.

Но Тимур даже не слушает меня: одним мощным рывком подхватывает на руки и выносит прочь из комнаты. Мы с ним — словно герои какого-то дешёвого боевика, но я прижимаюсь к широкой груди, стараясь изо всех сил не думать, откуда на нём кровь.

Это всё неважно — я обязательно когда-нибудь потом об этом спрошу, но только не сейчас, когда вокруг творится настоящий хаос.

— Элла, прикрой глаза, — шепчет Тимур, стремительно неся меня через заваленный чем-то двор.

И я на самом деле пытаюсь, изо всех сил, но разве можно удержаться и не посмотреть по сторонам?

Я вижу того самого мужчину, который так настойчиво требовал от меня видео. Узнаю его по тяжёлым ботинкам, но теперь он вряд ли сможет причинить хоть кому-то вред. Он валяется мордой в землю и наверняка совсем не дышит. Меня утешает одно: он был очень плохим человеком — хорошие девушек не бьют и не решают потом, каким способом избавиться от жертвы.

— Он живой, — угадывает мои мысли Тимур и, чёрт возьми, это самая лучшая новость. Я бы не хотела, чтобы мой невозможный и благородный мужчина брал на себя такое. — Ты же видела, как я умею вырубать людей, не убивая их?

Я задираю голову и вижу, что он усмехается. Честное слово, вокруг ад, а этот невероятный человек находит время подшучивать надо мной. Вот только…

— Ты видел меня, что ли? Тогда? Во время тренировки?

Тимур молчит, пока мы не оказываемся у серебристого Опеля. Вокруг бегают и суетятся люди, подъезжают две полицейские машины, а люди в белых халатах возятся с потерпевшими чуть поодаль. Всё это я замечаю, когда Каиров осторожно ставит меня на землю и распахивает заднюю дверцу.

— Ты так очаровательно пряталась в тот день и охала каждый раз, когда я размахивал пистолетом или отрабатывал какой-нибудь бросок, — снова усмехается и ерошит и без того растрёпанные волосы. На шее кровавая полоса, от края тёмной футболки кто-то оторвал здоровенный кусок, а обувь заляпана чем-то тёмным.

— Ты такой великолепный притворщик, — восхищаюсь, и этот разговор здорово отвлекает меня от всего, что произошло за последнее время.

Потом на меня обязательно навалятся ночные кошмары, воспоминания, снова проснётся злость на папу, но пока что жмусь к Тимуру, вдыхаю его аромат — мужской, терпкий, насыщенный, родной и думаю только о том, что мне очень сильно повезло встретить однажды Каирова.

— Я хочу уехать домой, — шепчу в горячую шею, ловлю губами рваный пульс.

— Хорошо, я обязательно тебя к отцу отвезу, — кажется, в его голосе сквозит разочарование, и я, наплевав на боль, становлюсь на носочки и шепчу ему в губы:

— Нет, к тебе домой. Отвезёшь?

К свиданию с папой я пока… не готова. Блин, я даже думать о нём сейчас не могу спокойно, не то что в глаза посмотреть. Потом.

Но уехать сразу не получается даже за всё золото мира и при огромном желании: нас осматривают медики, у меня берут показания суровые блюстители порядка. Я терпеливо отвечаю на все вопросы, боясь выпустить из видимости Тимура.

Мне просто необходимо видеть его постоянно, потому что кажется: он исчезнет и всё снова повторится.

Я терпеливо, медленно и чётко отвечаю на все вопросы, пока шустрая медсестра ощупывает мою ногу, а после ловким и отточенным движением разрезает ставшие грязными брючки до самого колена и смазывает опухшую конечность специальной мазью.

Нет, я по своей глупости пошла в лес за грибами.

Да, я отдавала себе отчёт, что это опасно.

Нет, Тимура Каирова в доме не было, он ничего не знал.

Да, это были люди конкурентов отца, им необходимо было всеми способами заставить папу отказаться от поста мэра.

Нет, меня никто сильно не бил, не насиловал, но определённо к сотрудничеству вынуждали.

И так далее и тому подобное в десятый раз по двадцатому кругу. Но всё-таки наступает момент, когда мне желают поправляться, больше отдыхать, набираться положительных эмоций и предлагают ехать с богом. Но в процессе беседы я не только отвечаю на вопросы, но ещё и узнаю, что в моём телефоне был встроен жучок, и я понимаю, что это мог сделать лишь один человек — Тимур.

Он тем временем параллельно общается с другим полицейским, и я со страхом жду, что вот-вот на него наденут наручники, грубо схватят за шею и впихнут в один из “бобиков”, но нет — спустя минут пятнадцать Каиров возвращается ко мне и занимает место водителя, а я сажусь рядом.

— Всё закончилось, Элла. Закончилось, — говорит, обхватывая мой затылок рукой. Придвигается ближе, его лицо оказывается в миллиметрах от моего, и дыхание наше смешивается. — Я очень за тебя испугался.

Это всё, что он говорит прежде чем поцеловать так, как мне не снилось даже в самом порочном сне.

16 глава

Машина Тимура срывается с места и уносит нас всё дальше от этого жуткого места. Губы болят после поцелуя, подбородок исцарапан тёмной щетиной, и эти в чём-то даже болезненные ощущения возвращают меня в привычную и очень желанную реальность. Делают живой, избавляют от гнёта чужой грубости.

Оборачиваюсь только раз, чтобы убедиться — всё осталось позади. Что бы ни ждало меня — нас — в будущем, это будет другое. Без страха и ужаса. Без насилия.

Я держу руку Тимура, сплетаю наши пальцы, хватаюсь намертво — боюсь. Что отпустит, что передумает и всё-таки вернёт меня отцу.

— Он отказался от поста, — говорит Тимур, вглядываясь в тёмную дорогу за окном.

Я киваю и прикрываю глаза. Господи, неужели всё действительно закончилось? Но на языке вертится вопрос:

— Неужели нельзя было раньше? Пока всё не стало вот так?

Тимур сжимает зубы так крепко, что, кажется, они вот-вот раскрошатся в пыль, а на шее бьётся жилка.

Всё, не хочу больше об этом думать. Потом, всё потом.

— Я люблю тебя, — говорю, а Тимур останавливается на перекрёстке и целует меня в растрёпанную макушку. — Не надо, я грязная.

Смущаюсь, пытаюсь отстраниться, выпутаться — неловко, но Тимур хмурит брови и качает головой.

— Я как бы тоже не персиками пахну, — в голосе тёплая усмешка, а я смеюсь.

— И правда, но мне и так хорошо.

— И мне тоже, потому не выдумывай.

Мы едем бесконечно долго, а пальцы Тимура всё крепче сжимают руль. Он напряжён, хмур, молчалив, но мне всё равно радостно быть рядом. Я счастлива.

Когда кажется, что наш путь домой никогда не закончится, а дорога будет виться перед колёсами бесконечной извилистой лентой, Тимур выворачивает руль.

— Куда мы? — смотрю по сторонам, пытаюсь в темноте за окном рассмотреть хоть что-то знакомое, а Тимур тем временем глушит мотор.

— Выходи, — приказывает, а в уголках глаз морщинки разлетаются тонкими лучиками. — Элла, пожалуйста, я больше не выдержу.

Взгляд обжигает, а в голосе столько порочного обещания и неприкрытой жажды, что внутри меня настоящее пламя. Оно вспыхивает мгновенно, за долю секунды и сжигает меня до тла. Я больше ни о чём не хочу спрашивать, говорить о чём-то нет никакого желания. Есть лишь мы с Тимуром и жажда друг по другу, когда не остаётся места на размышления и глупые споры.

Хочется лишь слушать и, склонив голову, покоряться.

Пока я дрожащими пальцами пытаюсь справиться с ремнём безопасности, Тимур распахивает свою дверцу и, обогнув машину, оказывается с моей стороны. Тянет на себя ручку, ловко щёлкает карабином и подхватывает меня на руки. Он такой восхитительно сильный, такой невероятно прекрасный сейчас. Любимый. Желанный. Самый необходимый.