Счастливого дня смерти 2. Убийственный карнавал - Кота Нодзоми

Убийцы встали друг напротив друга.

Наконец-то я понял. Только сейчас до меня дошло, почему эти двое не ладят. «Парень, который как никто другой не знает ценность жизни» и «Девушка, которая как никто другой знает ценность жизни». Они никак не смогут поладить. Смысл существования одного прямо противоположен смыслу существования другого.

– Я убью тебя! Убью, потому что я люблю себя и этот мир. Я никому не позволю помешать моему счастью. Жизнь заключается в том, чтобы убивать так, как душе угодно! – сказала убийца Юрары Канасавы в первом преступлении – Ан Мукудори.

– Я не убью тебя! Я никогда и никого не убивал. В этом мире нет никого, кроме меня. Все остальные – лишь фикция. Я абсолютен, – сказал убийца Юрири Канасавы в третьем преступлении – Куруи Асакура.

Комнату заполнил дух борьбы, порожденный этими зверями.

Одна достала десять ножей, восемь из них зажала между пальцами рук, два – во рту.

Другой – без оружия. Разжал кулак, сжал кулак, разжал, сжал. Одну руку он поднял вверх, другую – опустил вниз и приготовился.

Я буквально на себе ощутил их неимоверную силу. На спине выступила испарина, сердцебиение участилось. Сердце Хайны тоже бешено билось, дыхание перехватило.

Плохо дело!

Нужно бежать отсюда. Иначе и нас затянет в эту мясорубку. Нет, не успеем!

Для начала – кошачьи ушки!

Если на Хайне будут кошачьи ушки, Куруи ее и пальцем не тронет!

Я с невиданной скоростью надел Хайне ушки.

Вскоре после этого в сторону «Наслаждающегося убийцы» и «Неубивающего убийцы» полетели...

– Freeze.

...стулья.

Убийцы были прижаты стульями практически за секунду до взрыва. И Куруи, и Ан лежали на полу лицом вниз между четырех ножек. Стулья превратились в клетки, в которых заперли свирепых зверей. Это мог сделать только один человек.

– Ты что творишь?! – закричала Ан из-под стула человеку, сидевшему на нем. Сайленту.

– Прости, Ан. Но нельзя вам с Куруи драться. Пусть он и мертв, но правило есть правило... К тому же из-за вашей ссоры могут пострадать и другие, – весело сказал наемный убийца, сидя на стуле.

– Мерзкий отаку. Куруи, вас это тоже касается. Во время еды ведите себя тихо.

На стуле, который прижал Куруи, сидела Канари. В тот момент, когда Сайлент бросил в них стулья, чтобы остановить, он сел на стул Ан, а Канари – на стул Куруи. Это был экспромт, но провернули они это слаженно.

– Слезь! Будешь мне мешать, я и тебя уберу!

– Сопляк. Если будете продолжать в том же духе, я останавливать вас не собираюсь...

Канари задрала легкую юбку. Ее обнаженные стройные бедра опоясывали черные ремни. Кобура. Из кобуры она вынула два черных предмета. Револьвер и автоматический пистолет. Казалось, они были слишком большими для маленьких ручек Канари. В состоянии ли была эта хрупкая девушка стрелять из них?.. Несомненно, это глупый вопрос.

– Ничтожества. Куруи, Ан. В бою один на один мне вас не одолеть, но пока вы будете выяснять отношения друг с другом, я могу пустить каждому из вас по пуле в голову, стоя в сторонке, то есть совершить подлое, но полезное дело, – сказала она как всегда с добрым выражением лица и взвела курок. Борец за добро и справедливость взяла их на мушку.

– Сдохни. Хотите умереть? – спросила «Справедливый убийца» Канари Морихара. На волоске от смерти эти двое потеряли дар речи и стиснули зубы. Даже убийцы не хотят расставаться с жизнью.

– Придурки. Это шутка. Никого из вас я во сне не видела, – Канари улыбнулась, убрала оружие и встала со стула. Потом вернулась на свое место и продолжила ужин.

– Вы оба стояли одной ногой в могиле. Ну и жалкий у вас видок.

Сайлент тоже встал и поставил на место стулья, сдерживавшие зверей. Ан и Куруи, видимо, с чувством ужасной неловкости, нехотя сели на свои места.

– Э-это было здорово, Мэ!..

– Э-это было здорово, О!..

Раздались восторженные голоса близнецов. Это действительно было здорово. И этим все сказано.

Но...

Уж лучше бы вы все это творили в каком-нибудь другом мире...

– Хочу домой... – заворчал я и посмотрел на Хайну.

– Хай-ня.

А, она же до сих пор с ушками.

Глава 5: Глотать

Анкетирование

Ваше имя?

– Канари Морихара.

Вам доводилось убивать людей?

– Да.

Зачем Вы убиваете?

– Ради мира во всем мире. Я убиваю лишь тех людей, которых видела в вещем сне.

Вы помните, скольких людей Вы убили?

– Восемьдесят пять.

Вы помните свою первую жертву?

– Хорошо помню. Это была офис-леди с длинными волосами. Я видела будущее, в котором ее сын убивал маленьких детей. Я убила восемьдесят пять человек и помню каждого из них.

Вы согласны с тем, что людей убивать нельзя?

– Да.

Почему?

– Убийство – это наихудшая человеческая глупость.

Что Вы думаете о других убийцах?

– Хуже них никого нет.

Что Вы думаете о себе?

– Мне трудно назвать себя хорошим человеком. Если посмотреть со стороны, то я – злодейка. Однако я стараюсь ради мира во всем мире.

Спасибо, что уделили время.

            После ужина мы вернулись в комнату, и я продолжил размышлять над вторым преступлением. Над делом об убийстве организатора самоубийств Ёмидзи. Но сколько бы я ни ломал голову, ни к чему не пришел. Преступник – один из той шестерки, но кто?

            – В чем дело, Ю? – обратился ко мне, погруженному в раздумья, жизнерадостный голос.

            – Думал над вторым преступлением. Но все без толку. Ничего не понимаю, – сказал я, подойдя к Хайне, развалившейся на кровати, и погладил ее по голове. Морщась от удовольствия, она приподнялась.

– Вот о чем ты думал?.. А... – ударила в ладоши. – Вот зачем ты спрашивал меня о времени смерти Ёмидзи и выяснял, есть ли у всех алиби!

Она улыбнулась, показывая тем самым, что все поняла, а меня это слегка обеспокоило.

– Что? Хайна, неужели... Ты ходила со мной полдня, понятия не имея, чем я занимаюсь?

– Угу. Ты ведь мне ничего не говорил. Я думала, ты просто хотел зайти ко всем в гости.

– …

Дура. Полная дура. Да, я ничего не говорил, но догадаться же можно было. Блин, из нее получилась бездарная помощница. Я знал, что она умом не блещет, но не думал, что настолько.

– А зачем ты это делаешь?

– Время убиваю. Только убийца Ёмидзи неизвестен, вот меня это и заинтересовало. Ага. Просто убиваю время, поэтому и не занимаюсь этим всерьез. Хотя так и не понял, кто преступник... Но это потому, что я не занимаюсь этим всерьез. Если б занялся всерьез, то сразу бы понял.

Звучит как оправдание. Чем больше говорю, тем более жалким становлюсь.

– А? Что? Подожди... – Хайна выставила обе руки вперед, показывая, чтобы я остановился. Затем с озадаченным видом кивнула и с удивлением спросила.

– Ю, ты что, не знаешь, кто убил Ёмидзи?

Я не поверил своим ушам, своим слуховым нервам, той части мозга, которая отвечает за слух.

– Что?

Что ты сейчас сказала?

– Ха-хайна, повтори еще раз.

– Эм... Ю, ты что не знаешь, кто убил Ёмидзи?

Я не ослышался.

– Эй, Хайна. Будь осторожна с грамматикой. Ты так говоришь, будто знаешь, кто убил Ёмидзи.

– Да, знаю, – произнесла Хайна фразу с легким пренебрежением, как будто хотела спросить: «А почему ты не знаешь?»

Эй, эй-эй, погодите!

– Хайна, спрошу еще раз. Ты знаешь, кто убил Ёмидзи?

– Да.

– Тогда почему не сказала?

– Думала, ты знаешь...

– Вот как... Ладно, а как давно ты поняла это?

– Эм, с утра, когда мы увидели, что Ёмидзи мертв.

– То есть с самого начала.

Поняла, кто преступник, с первого взгляда – она что, великий детектив? Она это, как его, – детектив, который всех раздражает и в конце повествования говорит: «Я знал все с самого начала».

Нет, стойте. Еще неизвестно, права Хайна или нет.

– Хорошо, раз вы так говорите, я выслушаю вас, детектив Хайна.

Все равно ее логические выводы – плод работы не шибко умной головы. Уверен, ее логика ошибочна и тупа. Ну и кто же убил Ёмидзи?

– Хочу сдохнуть...

После того, как я выслушал Хайну, я забился в угол комнаты. Мне было очень стыдно. Я полдня проводил расследование и теперь выгляжу идиотом. Логика Хайны оказалась верна. Это я тупой.

– И чем я все это время занимался?..

– Ю, твое расследование не было напрасным. Наверное. Благодаря тебе, я смогла подтвердить свою догадку.

Хайна меня пожалела.

Падший я человек.

– Не вешай нос, Ю. Каждый может потерпеть неудачу.

– Перестань. От твоей доброты мне лучше не становится...

– Да ладно, говорят же: дома сидеть – ничего не высидеть.

– Смысл совсем другой.

Она думает, что «дома сидеть – ничего не высидеть» означает «конь о четырех ногах, да спотыкается». То, что ты сказала, совсем не значит, что «сидишь ты дома, и в этом ты мастер, но иногда тебе не везет, вот ничего и не высиживаешь».