Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

Вмиг жесткая хватка на горле сдавливает меня в металлических тисках монстра. Душит. Давит. А он свирепеет прямо на глазах.

— Не вздумай, Тата! Я достану тебя даже из под земли, поняла? Не ищи спасение. Его для тебя не существует!

Рывком отшвыривает меня в сторону и, потеряв равновесие, я болезненно ударяюсь задницей о пол. Задницей, которая еще пылает острым огнем от жестоких ударов зверя.

— Иди в комнату и жди меня там.

Хаджиев по голодному осушает стакан с виски и громко опускает его на столешницу, сразу вынимая из пиджака портсигар.

Привычное спокойствие монстра трещит по швам, в то время как я принимаю его немые удары уничтожающего взгляда.

Я вытащила его нутро наружу.

Что же творится в твоей голове, Марат Кадырович?

Поднимаюсь на ноги и порывистыми движениями натягиваю трусы, чувствуя как меня штормит. Хотя я и глотка спиртного не сделала.

— Ты обещал! Обещал ответить! — перехожу на крик и неуверенно шагаю ему навстречу. — Сдержи свое слово, Марат! — останавливаюсь и стараюсь смягчить свой тон. — Я ведь не прошу многого. Мне достаточно узнать, что он жив и ему ничего не угрожает.

— Что ты за женщина такая? — смыкает губы в жесткую линия и отворачивается к окну, а на скулах аж желваки выступают. — Почему не можешь просто заткнуться и уйти?! — отрицательно качает головой, вновь простреливая меня суровым взглядом. — Кажется, я просил тебя не повышать на меня голос?

— Ты не выполнил свое обещание!

— Так же как и ты свое. Думаешь, провоцировать меня хорошая идея?

Так вот в чем проблема. Его все таки зацепила моя выходка.

— А что? Не понравилось? — едва не прыскаю со смеха, но тут же продолжаю со всей ненавистью, что сейчас бурлит в моих венах. — Представь себе, я тоже могу использовать свое тело по назначению. И знаешь, что? Мои руки справляются куда лучше! — пытаюсь произнести каждое слово с непозволительной дерзостью, но голос предает меня. Обида оказывается сильнее. Она практически выжигает все мои внутренности.

Нет моего Тимки. А этот подонок соврал, чтобы я не создавала проблем в его отсутствие. Чтобы ждала как преданная собака у дверей.

В глаза мне смотрит. Непрерывно. Сжигает до тла. И тут же возрождает из пепла. Все еще сам дышит как бык заведенный красной тряпкой.

— Повторишь это, когда будешь насаживать себя на мой член, — чеканит сквозь зубы. — В комнату ушла. Считаю до трех. Раз…

Глава 18. Держу слово

Поверить не могу, что он отлупил меня… Он! Чужой! Ни кем мне не являющийся человек, изрешетил мою задницу мозолистой ладонью.

Даже родной отец на меня руку не поднимал!

Воспоминание о любимом родителе стальным сверлом, раскаленным металлом пробирается прямо в сердце. Размозжает и без того изувеченный орган. Выжигает его в груди без права на вздох…

«Папочка… если б ты только был жив. Ничего бы этого не было. И Тимка был бы рядом и я… И все было бы хорошо…

Но тебя нет…»

Я тону, захлебываюсь в этой непроглядной череде безжалостных событий. Череде испытаний и трудностей.

Я потеряла себя.

В голове полный бардак и все еще шумят стихающие отголоски истерики, но даже сквозь этот шум я слышу звук открывшейся двери, а затем глухие шаги, прежде чем матрас возле моих ног проминается.

Но мне не страшно. Правда? Не страшно ведь? Сколько прошло времени? Час? Два? Вечность? Боль ни разу не успокоилась. Наоборот стала еще острее.

И я буквально задыхаюсь от этого чувства.

Слезы ручьем текут по щекам. Беззвучно. Словно стараются унести все мои переживания прочь. Вот только когда ощущаю на себе прикосновение его грубых пальцев, сердце глухим толчком ударяется в самые ребра и я резко поджимаю под себя колени. Не хочу, чтобы он меня трогал. Видеть его не хочу. Даже запах его чувствовать. НЕ ХОЧУ!

Но разве это чудовище волнует что-то кроме своих желаний?

Эгоистичный ублюдок.

— Не дергайся, — требовательный рык Хаджиева окончательно вырывает меня из надоедливых мыслей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не хочу, чтобы ты меня трогал, — тошнота подкатывает к горлу. — Пожалуйста, Марат, уйди.

Не реагируя на мои слова, он снова укладывает меня животом себе на колени, а я выжата как лимон и даже не пытаюсь сопротивляться. Или просто боюсь. Или просто не хочу.

Аккуратное прикосновение к пульсирующему огнем участку кожи вызывает боль, возвращая в действительность. Закусываю губы и сминаю руками шелковую простынь, сглатывая вязкую слюну.

— Тихо, я не сделаю больно, — гортанно звучит его голос, — только мазь нанесу, — вкрадчиво продолжает это чудовище и кожи касается что-то прохладное, отчего даже глаза закатываются, потому что я ощущаю короткое облегчение.

— Ты должна понять что все в этой жизни имеет последствия. Как и свою цену.

Скотина! Заткнись! Я не желаю тебя слышать…

— Зачем? — выдыхаю в пустоту несуразный вопрос.

— Затем, что ты моя. А свое я никому не отдам. Побегала и хватит.

— Не хватит… — шепчу себе под нос, привыкая к его пугающе мягким касаниям. Он ведь не умеет так… Не способен ни на что, кроме жестокости. Но в опровержение моих мыслей Хаджиев нарочито медленно ведет большим пальцем по ягодице, ниже, вдоль бедра, надавливая сильнее, еще ниже, неуловимо соскальзывая вверх у самой пятки. Одним движением словно смахивает с меня причиненную им же боль.

Дыхание перехватывает, когда сильные руки подхватывают мое тело, на мгновение позволяя уловить как тяжело вздымается его грудь, и бережно возвращают меня на кровать.

— Впредь следи за своим языком, Тата. И за тоном, которым ты говоришь со мной.

Молча сворачиваюсь калачиком, ощущая как бездушная скала возвышается надо мной. Подавляет одним только взглядом, от которого уже майка трещать начинает, грозя разойтись по швам.

— Я не солгал тебе, твой брат жив, — только на этот раз у меня эта новость не вызывает… да ничего она не вызывает. Не верю я ему. И вместо облегчения я получаю все стадии асфиксии.

— Замолчи! — часто дыша, цежу я, прежде чем вскочить на ноги прямо на кровати. Тело пошатывает из стороны в сторону, но, приложив усилия, я все же удерживаюсь на мягком матрасе в выгодном положении. Смотря на него практически сверху вниз. Прямо в его покрытые льдом глаза. Адреналин в крови помогает. — Я сказала хватит пудрить мне мозги! Хватит манипулировать родным мне человеком! — едва не рычу на него, наплевав на последствия своей дерзости. Облизываю пересохшие губы, перед глазами снова размазанные картины из-за пелены слез, но одно я вижу точно. Зверя, который сейчас прожигает меня насквозь кипящими сапфирами. — Мне жаль тебя, Марат, — с шипением выплевываю в его гранитное лицо. — Потому что тебе никогда не понять меня! Потому что твой брат испытывает теплые чувства лишь в сторону гребаного кошелька! Твоего кошелька! Чтоб ты сгнил в этих деньгах!

Схватив за шею, Марат дергает меня на себя, сталкивая нас, вдавливая мое лицо так, что носом до боли царапаюсь об его жесткую щетину.

— А тебе разве было нужно что-то другое? М? Открою тебе секрет: деньги нужны всем, а ты сгниешь вместе со мной! — срывается на громоподобный крик, но в момент берет себя под контроль. — Иногда нужно заткнуться и прогнуться, Тата, потому что на воспитание у меня нет ни времени, ни желания. Мои отношения с братом тебя не касаются! Моя семья тебя не касается! И если я говорю заткнуться, ты затыкаешься и слушаешься меня! Перестань провоцировать свернуть тебе шею! Я сказал тебе ждать. А ты что? Дыркой своей светила? Человека моего работы лишила? Почувствовала себя хозяйкой? Ты просрала ту возможность. А я давал тебе ее! Больше не боишься? Так заставлю, раз только страх делает тебя ручной!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ручной? — выдыхаю ошеломленно в его безэмоциональное лицо. — Ты совсем больной…

— Таким меня сделала ты.

Трясу головой.

— Нет. Не я. Не я, Марат. У тебя денег хоть жопой жуй! Да, я не имела права их трогать. Но… Я… Я ведь вернула тебе все до копейки…