Грехи и молитвы - Ира Малинник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я только проверю — и тут же назад, — сказал себе Томас, направляясь к конюшне. Он не верил в то, что наговорил ему голос, но в силу возраста, хотел лично во всем убедиться, чтобы развеять сомнения и прижать демона к стенке. Ведь не могло же быть, чтобы святой отец оказался подлецом. Демоны всегда науськивают людей друг на друга, а потом питаются их страхом, болью, ненавистью и отвращением.
Вокруг конюшни царила такая же тишина, как и во всей округе. Томас было собрался разворачиваться и уходить, но голос властно приказал: «Войди внутрь.»
И, словно в ответ, откуда-то из черноты конюшни раздался полувсхлип.
Томас распахнул двери, и лунный свет ворвался внутрь, безжалостно освещая стоги сена, денники, темные головы лошадей и две тени на полу. Одна тень, большая и грузная, была сверху, прижимая маленькую к земле, словно пытаясь впитать ее в себя, поглотить без остатка. А маленькая тень тихо плакала, изредка опуская кулачок на спину большой тени, но большая тень давила и давила, не обращая никакого внимания на слабые удары.
Крик Томаса привлек внимание большой тени, и она повернулась к нему, обнажая лицо священника, который был в Градаре проездом. На лице его застыла хищная злоба зверя, а по лбу крупными каплями стекал пот.
— Как ты узнал? — прохрипел мужчина, и его секундное замешательство позволило тени маленькой вынырнуть из-под его тела и вылететь на улицу, а потом дальше и дальше, домой, к свету и спасению. Томас узнал ее по толстой светлой косе — то была дочь плотника, с которой он дружил с самого детства. Он успел заметить немногое: только лишь растрепанную косу да заплаканные глаза. А потом он повернулся к мужчине, который все так же оставался на земле, словно готовясь к прыжку.
— Меня направил Господь, — ответил Томас, и голос внутри радостно засмеялся. Но только молодой священник хотел продолжить молитвой, голос внутри резко оборвал его:
«Он не одержим, мальчик. Он просто грешен».
— Чего ты хочешь? — священник уже поднялся и в спешке отряхивал рясу. — Чего ты хочешь за молчание? Может, замолвить за тебя словечко в Ватикане? Или ты хочешь мой кошелек? Ну, не молчи! Не заставляй меня ждать!
Томас молча подошел к деннику, где стояла небольшая гнедая кобылка, и открыл его.
— Уезжай сейчас же.
Губы мужчины задрожали, и на секунду, Томасу почудилось, что Астарот ошибся, что этот человек все же одержим, потому что никогда раньше он не видел в глазах обыкновенного мужчины столько злобы, страха и похоти. А потом он посмотрел на него по-новому, не как святой отец прихода, но как обычный человек.
И увидел невысокого полного мужчину с мясистыми руками и бегающими глазами. Увидел, как суетливо он взнуздал коня и как тяжело ему дается любое движение. А еще он увидел десятки молодых девушек, таких же, как дочь плотника, молящих о помощи и зажатых в тиски, из которых прежними им уже не выбраться.
Томас отвернулся и не оборачивался до тех пор, пока не стих стук копыт по дороге, уводящей людей от Градары. Затем он пошел домой и там провел мучительно бессонную ночь, а наутро, первым же делом отправился к плотнику.
Он не знал, что будет говорить его дочери, но, увидев ее, понял, что слова не нужны. Он лишь молча распахнул объятия, а она так же молча упала в них, и только там, в его руках, позволила себе задохнуться от рыданий, душивших ее всю ночь. А он гладил ее по аккуратно собранной косе и шептал, что в произошедшем нет ее вины, и Господь видел все, а значит, его ждет кара.
С того дня, внутри Томаса что-то навеки изменилось. Он не растерял свою веру в людей, но знал, что среди самых достойных всегда может встретиться самый страшный грех. И каждый раз, встречая новых людей, в голове Томаса всплывали слова Астарота — единственные, которые он сказал ему в ту ночь, после отъезда священника.
«Грех есть во всех людях, но прорастает он не в каждом».
— Я понимаю, о чем вы говорите, — лицо Дарио помрачнело. — Я и сам сталкивался с такими людьми. Но я человек простой — мне нужна опора, что-то, во что я могу непреложно верить, доказательства Божественной воли. Для меня это — Ватикан и его сила. А для вас?
— Боюсь, у меня такой опоры нет, — улыбнулся ему Томас. — Я верю в Господа и в то, что все происходит по воле Его. Мне не нужны доказательства, потому что тот, кому они нужны, не истинно верует. Разве я не прав?
— Пожалуй, что правы, — Дарио нахмурился. — То есть, вы считаете, что сила Господня есть в каждом человеке, и одинакова она и в простом рыбаке, и в Папе Римском?
— Именно, — Томас улыбнулся, — потому как Господь не делит людей на чины, а относится ко всем с одинаковой любовью и заботой. Для Него все равны, и все могут чтить Его, и слово каждого будет услышано.
Его спутник на некоторое время замолчал.
— Знаете, я ни от кого еще не слышал таких слов, — сказал, наконец, Дарио. — Священники повсюду божатся, что только с их помощью можно донести молитву до Господа. А вы утверждаете, что вздумай я помолиться прямо тут, в поле, и Господь меня услышит.
— Я верю в это, — кратко ответил Томас. — Я не говорю, что это истинная правда, но это то, во что я верю. И если вы тоже в это поверите, ничего дурного не произойдет.
Некоторое время они ехали в молчании, думая каждый о своем. И только Томас хотел предложить спешиться на обед, как откуда-то сбоку раздался голос:
— Сеньоры!
Томас натянул поводья, и его Каштан послушно остановился, опустил голову и принялся пощипывать редкую траву, растущую вдоль обочины. Дарио стал рядом, и весь его вид выражал готовность встретить незнакомца и защитить Томаса, если возникнет такая необходимость.
Из-за придорожных кустов показался мужчина, одетый в простой дорожный плащ. В одной его руке был посох, в другой он сжимал тощую котомку. Более при нем ничего не было, а внешний вид мужчины говорил о крайней степени усталости.
«Паломник», вдруг подумал Томас. Он не знал, сам ли догадался об этом или ему подсказал Астарот, но в правильности догадки не сомневался.
— Сеньоры, как хорошо, что я вас встретил! Меня зовут Лука, и я совершаю
