Мины замедленного действия: размышления партизана-диверсанта - Илья Старинов

Наконец я встретился с работником ЦК, который курировал партизанскую войну и был в свое время в польском штабе партизанского движения, где мы с ним познакомились. Я ему рассказал о наших идеях. Он при мне позвонил Булганину — министру обороны, который меня принял, выслушал и связался с начальником нашего института Филиппом Яковлевичем Соловьевым, ну и последний согласился организовать у себя подготовку слушателей по вопросам партизанской борьбы. В военном институте МВД была создана группа организации и тактики партизанской борьбы на кафедре тыла.

Заместитель министра Внутренних Дел генерал армии Иван Иванович Масленников,[37] который знал меня по Калининскому фронту, очень одобрил наши действия и всячески содействовал работе. В свое время Масленникова из окружения вызволили именно партизаны. Поэтому он очень помогал нам и в разработке пособий.

Помню, как в мае 1952 года, беседуя со мною по новой задаче для слушателей военного института на тему: «Переход войск, оказавшихся в тылу врага в силу сложившейся обстановки», он заметил:

Вполне согласен, что когда командный состав знает основы организации и тактики партизанской борьбы, ему не страшно окружение. Ведь в большинстве случаев окружения как такового нет, и войска, оказавшиеся в тылу врага в силу сложившейся обстановки, могут самостоятельно вести партизанские действия, как это не раз было в годы гражданской войны.

Нам помогали энтузиасты. В это дело включился Евгений Иванович Косовский — бывший начальник связи УШПД.

У нас появились первые слушатели. Мы разработали курс лекций. Я выпустил закрытую книгу о партизанской войне на тему: «Взаимодействие партизан с войсками действующей армии».

Читал лекции в академии Фрунзе, где мои конспекты были изданы отдельной книгой под редакцией начальника кафедры военной истории генерала Воробьева. Нашлись такие энтузиасты, как Григорий Иванович Бояринов, Борис Андреевич Плешкунов, Борис Федорович Баранов, Леонид Ефремович Колпаков, Дмитрий Андреевич Шапошников, Анатолий Исаевич Цветков, Владимир Николаевич Андреанов. Это были выпускники Военного института, часть которых позднее составила костяк Курсов усовершенствования офицерского состава.

В. Н. Андреанов, окончив институт и перейдя на работу в КГБ, продолжал развивать наши идеи.

После смерти Сталина 5 марта 1953 года и ареста Берии, Масленников покончил с собой. Появился новый начальник института, не имевший никакого отношения к партизанам, некий Рохальский. Не видя перспектив этого дела, он пришел к выводу, что надо курс закрыть. Курс закрыли и я опять оказался только начальником кафедры тыла. Но мне уже было 55 лет, пенсия тогда была очень солидной — 350 рублей. Кроме того я еще зарабатывал лекциями по линии общества распространения «Знание». Мне хватало, чтобы содержать жену и двух детей и я вышел в отставку. Жили безбедно.

Глава 10. В институте Марксизма-Ленинизма

В отставке я занялся написанием мемуаров, созданием повести «Не в плен, а в партизаны». После XX съезда, когда в институте Марксизма-Ленинизма организовался отдел истории Великой Отечественной войны, я предложил свои услуги. Меня приняли туда старшим научным сотрудником.

Работать было очень сложно: несмотря на разоблачение культа личности, в институте всячески стремились обелить Сталина. Тут мне довелось многое узнать о его делах.

Фактически руководил работой нашего отдела П. Н. Поспелов. На одном из собраний в 1962 я выступил и сказал, что надо не просто кричать «Ура-ура», а говорить о том, что победил в войне советский народ благодаря своему мужеству и преданности Родине, несмотря на ошибки руководства. После этого через месяц-два меня из института уволили. Впрочем, мне выдали грамоту, якобы за выполненную работу, но будто бы о партизанах больше писать не надо. Лет через десять в какой-то юбилей мне вручили вторую грамоту в благодарность за работу в этом институте.

Еще в период работы в институте в августе 1959, меня пригласили в Чехословакию. Это была 15-я годовщина чехословацкого восстания. Мне вручили орден Чехословакии, орден Егорова. Этот был тот самый Егоров, который в свое время был начфином, а позднее, в отряде у Федорова заместителем по диверсиям. Когда его забросили в Чехословакию с группой всего в 22 человека, то через месяц у него было уже 2 тысячи. Он явился одним из «детонаторов» словацкого восстания. И вот мне за подготовку партизанских кадров Чехословакии вручили орден Егорова. С самим Егоровым мы встретились раньше, когда я был в Германии. Больше того, чешские партизаны тогда захватили много машин и меня наградили «Опелем». Что еще?

Эта поездка заставила меня вернуться к воспоминаниям. Писал много, но мои заметки не были никому нужны.

Так продолжалось до тех пор, пока 6 сентября 1963 года не появилась статья Овидия Горчакова «Тайна полковника Старинова». А. И. Аджубей, главный редактор «Известий» согласовал публикацию с Н. С. Хрущевым.[38] С разрешения Хрущева очерк о взрыве дома, где в свое время размещались первые секретари Украины и, где был убит генерал фон Браун, командующий 68 немецкой пехотной дивизией и начальник гарнизона города Харькова, был напечатан. Первый раз об этом было написано открыто.

(Содержание статьи редакция решила привести здесь, так как газета с этим тестом стала давно редкостью).

Дело, с которым полковник Старинов прибыл 1 октября 1941 года в Харькове, было настолько секретным, что генерал-лейтенант Невский, начальник инженерных войск Юго-Западного фронта, не доверяя телефону, доложил о нем члену Военсовета ЦК КП(б)У Н. С. Хрущеву:

— Полковник Старинов? — переспросил Никита Сергеевич. — Как же, слышал, слышал… Герой Испании. Взорвал в тылу Франко не один эшелон. Сегодня из Москвы прилетел?

— Машиной приехал, — ответил генерал-лейтенант. — Едва успел проскочить. — Генерал подошел к большой карте на стене. — Вот здесь между Курском и Орлом. А через час на шоссе вырвались немецкие танки.

С минуту член Военсовета и начальник инженерных войск молча смотрели на карту. Она еще недавно висела в Киеве, пока не захлестнули его 19 сентября синие стрелы, обозначавшие направление ударов противника. Теперь эти синие стрелы нацелены на кружок, над которым стоит слово «Харьков».

Еще 28 июля Гитлер объявил, что для Германии «промышленный район вокруг Харькова важнее, чем Москва». Положение на фронте оставалось угрожающим. Из-за неразумного упрямства Сталина Военному Совету Юго-Западного направления лишь с величайшим трудом удалось избежать катастрофы. Теперь Сталин приказал «перейти к жестокой обороне». Но уже было ясно: Харьков не удержать…

Когда в кабинет вошел невысокий человек лет сорока, Никита Сергеевич отложил в сторону бумаги и встал навстречу:

— Так вот вы какой, полковник Старинов!

Гимнастерка ладно сидела на плечистом полковнике. В черных петлицах инженерных войск — четыре шпалы, на гимнастерке орден Ленина! (за Испанию) и два ордена Красного Знамени.

— Задача, поставленная передо мной начальником генштаба, докладывал Старинов, — такова: массовыми минно-взрывными заграждениями содействовать нашим войскам. В мою оперативно-инженерную группу входит подразделение под командованием подполковника Яковлева — тринадцать специалистов. Это командный состав. Штаб фронта выделил в мое распоряжение пять батальонов.

— Маловато, — сказал Никита Сергеевич, — Ну, а какая техника у вас?

Новейшие управляемые мины. Их конструктор — талантливый молодой инженер Файнберг.

— Каковы ваши планы?

Начальник Генерального штаба маршал Шапошников привел в качестве примера известную операцию «Альберих», проведенную немцами во Франции в годы первой мировой войны. Разумеется, у нас масштабы иные. Нам нужно устанавливать мины на глубины до двух метров. Лопатой это сделать невозможно, а буров у нас нет.

Я позвоню Епишеву в обком. Харьковские рабочие сделают для вас буры. Что вы собираетесь минировать?

— Аэродромы, важнейшие объекты города, автодороги.

Полковник Старинов тут же приступил вместе с генерал-лейтенантом Невским к составлению плана заграждений. По размаху и объему минноподрывных работ этот план впятеро превосходил «Альберих», а времени на его выполнение отводилось вдвое меньше. Полковник Старинов разработал в ту бессонную ночь первую в военной истории комплексную минно-заградительную операцию в сочетании с действиями партизанского подполья.

План этот показался настолько обширным командующему, что он не без колебаний подписал его. Никита Сергеевич же, к которому полковник Старинов пришел под вечер 3 октября, еще больше расширил план, внеся много дополнений и наметив к заминированию целый ряд новых объектов. И первым среди них был дом на улице Дзержинского, 17. Дом известный всем харьковчанам. Дом, в котором жил тогда Никита Сергеевич.