Я выжил в Холокосте - Дэниэл М. Коуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тибор пересек Атлантику на корабле Marine Flasher, войсковом транспортном корабле, переделанном в бюджетный океанский лайнер. Статья в журнале Time описывала корабль как «плавучую ночлежку» с забитыми каютами и недостаточным количеством туалетов, но при этом настоящий дар божий для нищих пассажиров, плывших на нем за счет благотворительных организаций.
Беженцы на борту корабля Marine Flasher, Бремен, Германия. Фотоархив Яд ва-Шем
Тибор никогда раньше не был в море. Он слышал истории про тошноту и морскую болезнь, а потому, как только корабль отчалил, бросился есть лимон. Но океан был спокоен в течение всего переезда – так спокоен, что Тибор не стеснялся набивать живот во время каждого приема пищи. Он никогда не видел столько еды в одном месте; три бесконечных шведских стола на завтрак, обед и ужин. Он всегда приходил в столовую первым и уходил последним.
Во время одной из таких посиделок он выяснил, что последняя подружка Имре, Глория Пикарек, была с ним на борту. И хотя он не слишком хорошо ее знал, он мог понять, почему брата так влекла ее стройная атлетическая фигура и манящая улыбка. Чего он точно не понимал, так это почему Имре предпочел ее Дэйзи Поллак, красотке с несгибаемым духом и обсидиановыми глазами, которые так пленили его, что Тибор желал быть постарше, лишь бы обладать ей.
Возможно, это было как-то связано с тем, что Дэйзи родилась и жила в Будапеште, а Имре в глубине души был деревенским мальчишкой. Как и многие скорые на язык горожане, Дэйзи привыкла говорить то, что думает, даже если это шло в разрез с мнением Имре. Однажды за ужином она пожурила Имре за то, что он ел картошку пальцами.
– Что с тобой такое, – жаловалась она, – почему ты не пользуешься вилкой?
Ирэн и Тибор посмеялись, но Имре это так задело, что он замолчал. Потом, доев, внезапно встал и молча ушел. В тот вечер его никто больше не видел. Тибор, Ирэн и Дэйзи пошли на танцы, а Имре заперся у себя в комнате.
Скорее всего, Имре просто было стыдно за свое поведение, ибо на следующий день он накатал Дэйзи письмо на шесть страниц, в котором извинялся и признавался ей в любви. Правда, Тибор и Ирэн он про письмо не рассказал. Когда Тибор спросил его, почему тот не ложился всю ночь, Имре ответил что-то про боль в животе. Если бы Дэйзи не рассказала про письмо Ирэн, Тибор так бы никогда и не узнал про него. Тибор не знал, какой вывод сделать из этого случая, хотя потом, в ретроспективе он понял, что этот случай указывал на серьезные различия между ними.
Глория Пикарек была девушкой совсем другого рода. Она никогда не критиковала Имре, а тем более кого-то еще на людях. Если Дэйзи была спонтанной и прямой, ближе по темпераменту к Ирэн, Глория была сдержанной и мягкой. И хотя Тибор был в этом неуверен, но полагал, что ее хладнокровие было результатом невыносимых ужасов Освенцима.
После того, как немцы отняли Глорию у родителей, ее отец попытался передать ей декоративную булавку, семейное наследство: хотел было просунуть ее между забором из сетки рабицы, но у него не вышло. На следующий день Глорию с сестрой отправили собирать разбросанную одежду. Разбирая и складывая тряпки, она обнаружила папину булавку. Чуть позже узнала, что людей, которым принадлежала эта одежда, отправили в газовую камеру.
После гибели родителей у Глории осталась только сестра. Девушки поддерживали друг друга в Освенциме, но после освобождения сестра стала крайне угрюмой, отказывалась есть и вскоре умерла. Глория так и не смогла побороть ощущение, что в чем-то провинилась перед сестрой.
Будучи полячкой, Глория получила право эмигрировать задолго до Тибора, но она была уже совершеннолетней, а таких желающих было гораздо больше. Ее имя появилось в списках довольно неожиданно. Прежде чем кто-нибудь успел написать Тибору, что Глория уезжает из Поккинга, ее уже отвезли в портовый город Бремерхафен. Их встреча на Marine Flasher была чистой случайностью.
9
Когда Тибор впервые увидел очертания Манхэттена, он выбросил содержимое своего чемодана в море. Одного взгляда хватило ему, чтобы понять: одежду из армейских одеял ни в коем случае нельзя носить в этом лесу из небоскребов, возвышающихся вдали. Люди решат, что он дурачок. Весело смотрел он на плохо скроенные рубашки и брюки, качающиеся на волнах и исчезающие вдали.
Однако Тибор отпускал не просто безразмерные и неудобные вещи. Он избавлялся от любых следов старого мира, от запретов, законов, традиций, насильно налагаемых на него с самого детства. Наконец увидев Америку, он пообещал себе, что ничто из мира его отца никогда больше не вернется в его жизнь. Включая религию. Ни один из ее императивов не работал здесь, в новом мире. Даже если он и будет надевать ермолку на молитву, соблюдать шаббат или отмечать Святые Дни в синагоге, то будет делать это когда и как захочет, а не так, как скажет ему Тора или раввин. Эта глава его жизни закончена.
Но как только Marine Flasher пришвартовался к острову Эллис, уверенность Тибора куда-то внезапно улетучилась. Издалека этот бегемот, этот левиафан манил его, но когда корабль в самом деле коснулся американской земли, абстрактные заботы сменились вполне конкретными. Нью-Йорк бугрился прямо перед ним, массивный и горделивый, и парень понятия не имел, как будет зарабатывать здесь на жизнь. Он же не американец. Он не знает языка. Он нищий иммигрант, без навыков и перспектив. И зачем он выбросил весь свой гардероб в море?
Гул неразборчивых голосов эхом гулял по станции на острове. Поначалу Тибор сомневался, что кто-то из этих незнакомцев вообще заговорит с ним. Но вскоре его поприветствовал венгерский сотрудник «Джойнта». Агент вполне буднично объяснил, что у Тибора есть выбор: он может отправиться под опеку родственников либо остаться с «Джойнтом», которая найдет ему место для проживания и, рано или поздно, какую-нибудь работу. Тибор понимал: ему очень повезло, что у него есть тети и дяди в окрестностях города, но он также знал, что если они станут его опекунами, ему придется подчиняться им следующие пять лет. С другой стороны, если он останется с «Джойнтом», они проследят, чтобы о нем позаботились до тех пор, пока он не сможет самостоятельно зарабатывать. Почти всем его родственникам было под шестьдесят, и они наверняка были невероятно скучными, а потому Тибор решил остаться.
Как только все документы привели в порядок, корабль двинулся в сторону дока на Вест-сайде. Отсюда Тибора и еще целый автобус юных иммигрантов отвезли в отель «Бродвей» на Тридцать седьмой улице. Менеджмент отеля немедля проводил сотню прибывших во влажный подвал, битком набитый бойлерами, стиральными машинами и гигантскими трубами: это был шумное, электрическое подземелье, похожее на моторный отсек корабля, только гораздо больше. Прежде чем Тибор сумел оглядеть пространство, его уже поставили в общую очередь. Сначала опрыскали от вшей. Шевелюра у него была как у Чайковского; парикмахер быстро это исправил. Затем портной сделал замеры. У Тибора точно не было вшей, когда он приехал сюда, ему нравились длинные волосы, а его новый гардероб состоял из чужих ношеных вещей. Но вместе с этим произошло что-то крайне важное: всего за несколько часов Тибор изменился. Он поглядел на себя в зеркало и увидел в отражении молодого человека, который легко мог сойти за американца!
В похожих на общажные комнатах отеля было достаточно кроватей, но мало достойной работы. С никаким опытом и мизерным знанием языка Тибор понимал, что у него никаких преимуществ. Зато он здорово выглядел и у него была милая улыбка; представитель менеджмента отеля как-то отозвал его и предложил ему десять баксов за то, чтобы он убирал посуду и грязь со стола. Тибор согласился без промедления.
Прошло четыре дня. К Тибору пришел его двоюродный брат Иззи – широкоплечий мужчина лет тридцати, настоящий американец; созревший гражданин, поступивший на службу во флот и встретивший войну на подлодке. Теперь у него была хорошо оплачиваемая работа: он управлял отделом упаковки на одежной фабрике недалеко от центра города. Тибор ему завидовал.
Когда Иззи увидел, как Тибор несет грязную посуду, он сказал: «Зачем тебе это? Ты сможешь делать куда больше, работая на меня».
Иззи взял Тибора на фабрику, где мужчины резали огромные куски ткани, а женщины управлялись со швейными машинками, и понял, что его наняли в качестве мальчика на побегушках. Он был своего рода конвейером, который сначала переносил недообработанные тряпки от резальщиков к портным и гладильщикам, а затем забирал их, развешивал или упаковывал. Платили всего ничего. Единственным бонусом были миловидные итальянские девочки, работавшие на соседней обувной фабрике, которые заглядывались на Тибора и даже предлагали ему ланч. Тибор, впрочем, стыдился брать у них еду; мама учила его ничего не брать у женщин, не отдавая хоть что-то взамен. Поэтому Тибор тратил большую часть зарплаты на конфетки и всякие безделушки.