Моль - Виктор Свен

— Культуру? О какой культуре вы говорите?

— О марксистско-ленинской, — не совсем уверенно ответил Решков.

— А вы убеждены, что такая существует?

— Мне хочется быть убежденным, чтобы…

— Чтобы, — подхватил Кулибин, — хоть чем-то успокоить свою потревоженную совесть. Вы пробуете — но у вас ничего не получается. И вы знаете, почему не получается. И я знаю. Я не пытаюсь что-то доказывать, я просто свидетельствую: спутаны разные понятия. Одно подменяется другим. Ваша партия, поставляющая «хороших чекистов», совершенно зря толкует о марксистско-ленинской культуре. Такой культуры не может быть. Чекистам вообще не нужна культура. Им нужна ленинская цивилизация. Им нужны пулеметчики, инженеры, надзиратели, коменданты, сотрудники Лубянки, командиры карательных отрядов.

— Нужны, выходит, такие… такие, как я… как Решковы Леониды Николаевичи.

— Да, — спокойно подтвердил Кулибин. — И они у вас есть и будут в достатке. Обучить пулеметному, шоферскому, чекистскому делу не так уж трудно. Но это не культура. Между прочим, во время Первой мировой войны во французских частях были зуавы. Французское командование явно радовалось, что из этих примитивных, полудиких африканцев весьма скоро получились прекрасно обученные искусству убивать людей из очень сложных машин, называемых скорострельными винтовками и пулеметами. Французов это устраивало, но французы никогда не заикались о том, что зуавы приблизились к культуре. Их приобщили к цивилизации, а цивилизовавшись — они стали жестокими, отличными и, главное, не рассуждающими и хладнокровными убийцами. Цель была достигнута. Кстати, вспомните свой собственный Октябрь. Кто утвердил его и кто привел к власти вашу партию партию Ленина, или, по ленинскому выражению, «партию — профессиональных революционеров»? Вы, конечно, тут же начнете протестовать, скажете, что Дзержинский, Лацис это, всё-таки, не африканцы. Согласен. После такого моего согласия вы добавите, что Россия кинулась в революцию «за землю, за волю, за лучшую долю». Под знаменами Октября. И что знамена эти были в руках Ленина, Дзержинского, Троцкого, Лациса. Тоже согласен. С напоминанием, что от этих знамен отшатнулись бросившиеся к земле, воле и лучшей доле. Вы знаете, что сам Октябрь превращался в абстракцию. Но не превратился! — можете вы воскликнуть, Леонид Николаевич. И я опять с вами соглашусь. И соглашаясь — утверждаю: не Россия создала Октябрь! Она тут ни при чем. Считать Октябрь русским нельзя. Октябрь — дело чужих рук. Дело цивилизации. Ленин, Дзержинский, Сталин (это только отдельные имена) быстро поняли, что разбежавшуюся Россию можно вернуть под знамена Октября силой, чуждой России. Ну, там, венгерскими, латышскими, китайскими, чешскими и прочими интернациональными, чекистско-карательными частями, полками, дивизиями, расстреливавшими Россию в розницу и оптом. Да вы и сами знаете, что фундамент Октября заложили китайцы. Венгры и прочие — достраивали его. А китайцы? Откуда они взялись? Вам ли, Леонид Николаевич, объяснять, что во время Первой мировой войны Россия ввезла сотни тысяч китайцев… как это делала и Франция со ввозом африканцев. Но Франция приспособила африканцев к искусству убивать немцев. Россия ввезла китайцев для другой цели: для рытья окопов против немцев. Китайцы занимались земляными работами, весьма не сложными, чаще всего обыкновенными лопатами. Китайцев радовала затянувшаяся война: не надо ложиться голодными спать. Пока война — идет казенная пища и серебряные рубли, вручаемые царскими чиновниками. Всё ясно: «Моя работай — твоя плати». Эту психологию китайцев «моя работай — твоя плати» учли деятели Октября, уже готовые было побросать свои знамена. Деятели увидели спасение в китайцах. Они обучили их искусству владеть русской винтовкой образца 1891 года и револьвером наган. «Моя плати, — сказал Октябрь китайцам, — твоя стреляй». И вы двинули против России обученных китайцев, и китайские части стали первыми и отборными вашими отрядами, показавшими последующим чекистским полкам, как надо наводить ужас жестокостью и хладнокровным убийством. Вот кто привел к победе того, что называется «русским Октябрем», солнцем мирового коммунизма, согревающим «нового человека». Китайцы, Леонид Николаевич, стояли у колыбели вашего «нового человека». Поблагодарите их за это и перестаньте говорить о культуре.

Решков как будто бы собирался возразить Кулибину, но в этот момент раздался телефонный звонок..

— Что? — с некоторой тревогой спросил Решков. — Хорошо. Через десять минут буду.

Повесив трубку, Решков сказал:

— Владимир Борисович, не уезжайте. Я вернусь скоро. Подождите. К тому же — и поздно. Мы еще поговорим. А спать… ну, вот на этом диване. Хорошо?

И он ушел, необычно крепко пожав руку Кулибину.

Ковры, уют квартиры, часы, в чуткой тишине уверенно зачеркивающие секунды — всё это теперь воспринимал Кулибин как-то по-новому. Вот только что был здесь Решков со своей судьбой, и эта судьба бросала тени на всё, вплоть до тщательно навощенного паркета, на котором, так казалось Кулибину, еще должны храниться чьи-то следы, чужие, посторонние, никакого отношения не имеющие к сегодняшнему дню.

Разрозненные, мельтешащиеся мысли Кулибина были настолько сбивчивы, что он сам, при всем своем желании, не смог бы их восстановить. А когда, видимо в полночь, вернулся Решков, Кулибин не сразу пришел в себя и даже с удивлением взглянул на хозяина.

— Мне пришлось задержаться, Владимир Борисович, — сказал Решков. — Себе я налью водки, а вам… выпейте и вы, вот этой безобидной водички, некогда называвшейся «церковным вином».

— Выпью, — улыбнулся Кулибин. — Меня, ведь, тоже надо причислять к тому «некогда».

— Может быть, — согласился Решков. — Даже наверняка: вы из того «некогда» смотрите на меня, и на сегодня. А сегодня… Нет, я вам подробно расскажу, Владимир Борисович. Для ваших блокнотов… для той… ну, той, еще не написанной книги. Вот что случилось недавно, несколько часов назад… Вы готовы слушать?

Кулибин кивнул головой.

— Сперва справка, — начал Решков, — о том, что ВЧК была довольна работой Медведева, начальника московского уголовного розыска. В особенности его ценил Петерс. Как-то докладывая Ленину о положении в Москве, да и во всей стране, Петерс сказал, что если бы можно было бы найти по одному такому, как Медведев, на каждый город бывшей Российской империи, то дело Октября восторжествовало бы в ближайшие месяцы. Вспоминая об этой беседе, Петерс не забывал добавлять, что нужно «найти по одному Медведеву на каждый город». И вот произошло событие. Сегодня. Недавно. Петерс нервно шагал по своему кабинету, пробуя воспроизвести то, что случилось в том самом уголовном розыске, которым руководил Медведев. Но восстановить всю картину события не удалось. Известно было лишь то, что один из лучших агентов, Атаманчик, застрелил помощника Медведева, двоих сотрудников ранил, четвертую пулю послал в Медведева, но промахнулся.

«Вот тебе и хваленый МУР! — выругался Петерс, и открыв дверь своего кабинета, крикнул: — Дежурного!»

Дежурный появился немедленно.

«Уполномоченного по МУРу — ко мне. Понял? — стучал кулаком по столу Петерс. — Сюда… В кабинет!»

Дежурного уже не было, но Петерс всё еще продолжал бушевать. Когда же раздался стук в дверь, он, словно забыв о своем распоряжении, со злостью спросил:

«В чем дело?»

Стук прекратился.

«Да входи же!»

В полуоткрытой двери стоял дежурный.

«Что»? — спросил Петерс.

«Уполномоченный МУРа прибыл».

«Давай сюда!»

Когда уполномоченный вошел, он увидел своего начальника, углубившегося в чтение каких-то бумаг.

«Явился по вашему распоряжению, товарищ Петерс».

«А, это ты! — Петерс поднял голову. — Садись! Что там такое у вас стряслось? И где твой глаз был?»

Уполномоченный принялся рассказывать. Прежде всего об агенте Атаманчике.

Ну, конечно, Владимир Борисович, уполномоченный не забыл напомнить Петерсу, что Атаманчик и раньше роптал на жестокость допросов и, даже, осмеливался ворчать, что выносятся ненужно дикие приговоры.

«А ты знал об этом? — спросил Петерс уполномоченного. — Ага! Знал! Так почему же твой Атаманчик ходил по земле? Что? Крестьянский сын? Выглядел преданным? Много их таких, которые выглядят. Что? Атаманчик скрылся? Ага! Ви-но-ват… Теперь „виноват“, когда гад выскочил из рук! Ладно, ладно, — уже более милостиво сказал Петерс, — сиди и выкладывай подробности».

А подробности, — продолжал Решков, глядя в глаза Кулибина, — примерно, таковы. В подвалах МУРа — полным-полно. Медведев всегда сам проверяет списки арестованных. И крестиком отмечает офицеров. Чтобы самому посмотреть на каждого. Перед ликвидацией. И на этот раз, Владимир Борисович, Медведев не изменил своему принципу. Вот и вводят к нему одного. Такой… корнет. А Медведев перед ним стоит, нагайкой по голенищам своих сапог хлопает. Ну, тут, конечно, и сотрудники. И Атаманчик. Медведев и спрашивает, вроде бы по-дружески, негромко: