Эдгар По (биография) - Эдгар По

К тому времени Эдгар получил образование, каким могли похвалиться далеко не все его ричмондские сверстники. С покупкой нового дома и появлением у Аллана притязаний на более высокое положение в обществе изменились его взгляды и на будущее Эдгара. Ораторские способности юноши (в школе он не раз выигрывал состязания в красноречии), его склонность к литературе и интеллектуальным занятиям заставили Аллана всерьез задуматься о преимуществах,

которые сулила карьера юриста - ведь многих она в конце концов привела в палаты конгресса. Не забывал он, разумеется, и о редкостных дарованиях Эдгара. Имелось и еще одно немаловажное обстоятельство: чтобы учиться в университете, Эдгару пришлось бы уехать из Ричмонда, а именно этого в силу весьма, как мы убедились, серьезных причин Аллан и желал больше всего. Так или иначе, речь об этом заходила все чаще и чаще, и в марте 1825 года Эдгар оставил школу г-на Берка, чтобы под руководством репетиторов начать подготовку к поступлению в Виргинский университет. Занятия продолжались всю весну, лето и осень 1825 года, и По с нетерпением ожидал того момента, когда переступит порог Виргинского университета. Несмотря на то что настроение его омрачали продолжающиеся семейные неурядицы, значительные перемены, которые принес собой переезд в новый дом, не могли не доставлять ему удовольствия. Круг его знакомств стал много шире - в своем стремлении занять подобающее их богатству место в обществе Алланы старались вести как можно более светский образ жизни, устраивали частые приемы и вскоре прославились гостеприимством и хлебосольством. Справедливости ради надо сказать, что Джон Аллан не скупился на расходы, и щедрость его в этом смысле отрицать нельзя. В доме их постоянно кто-нибудь гостил; у Эдгара тоже нередко бывали друзья - обычно молодежь затевала веселые игры в саду или на галерее, а по вечерам все собирались у телескопа. Разумеется, Эдгар приглашал сюда и Эльмиру Ройстер. Густая роща на склоне холма была единственной свидетельницей их уединенных прогулок.

Алланы были теперь приняты в лучших дома Ричмонда и числили среди своих знакомых таких влиятельных людей, как судовладелец Томас Тейлор, городской судья Маршалл, полковник Эмблер, доктор Брокенбро и многих других "джентльменов, принадлежавших к высшему ричмондскому обществу" и знаменитых своими обедами и вечерами игры в вист. Двери их были открыты для молодого По, и, постоянно посещая эти салоны, он скоро усвоил манеру говорить и держаться как истый комильфо. То была Виргиния стародавних времен, времен изысканной учтивости и "тонкого обращения".

Безусловно, мысль о том, что Эдгар может в один

прекрасный день оказаться наследником крупного состояния, будоражила умы ричмондских маменек, у которых были дочери на выданье - ведь в браки в те дни вступали довольно рано, - однако По испытывал все большую склонность к Эльмире и сделался частым гостем в ее доме, оставив очень мало надежд другим невестам. Он имел обыкновение приходить к Ройстерам ближе к вечеру и проводить долгие часы в гостиной с Эльмирой. Она играла на пианино, и под его аккомпанемент они пели дуэтом - у Эдгара был звонкий юношеский тенор. Иногда он брал в руки флейту. инструмент, которым владел весьма искусно. Порою, но не слишком часто, Эдгара сопровождал Эбенезер Берлинг, хотя Эльмира, кажется, его недолюбливала. Беседы их нередко касались общих знакомых, и однажды, когда она повторила очень грубое замечание, услышанное ею от одной из подруг, Эдгар высказал удивление тем, что она может общаться с девушкой, воспитанной столь дурно. Случай этот надолго запомнился Эльмире. В один из таких вечеров между ними произошло решающее объяснение, и, отправляясь в университет, По увозил обещание Эльмиры стать его женой обещание, которое было сохранено в тайне ото всех, вероятно, потому, что обе семьи не одобряли их отношений. Позднее Эльмира вспоминала, что По был застенчив, но очень хорош собой, с большими темно-серыми глазами на бледном одухотворенном лице. Манеры его казались ей исполненными горделивого благородства - чувствуется по всему, что красивый и изящный молодой человек совершенно вскружил ей голову. Они часто говорили о книгах и поэзии, и, может быть, по обычаю тех дней он оставил в ее альбоме несколько стихотворных строчек. Когда наскучивали другие развлечения, Эдгар брал карандаш и рисовал для нее портреты знакомых и всякие забавные картинки. Портрет самой Эльмиры Ройстер, сделанный рукой По, дошел до нас через многие годы свидетельством счастливых часов, проведенных ими вместе.

Приближающийся отъезд Эдгара переполнял сердце миссис Аллан печалью. Конечно, от нее не укрылось стремление мужа во что бы то ни стало удалить Эдгара из дома, и с чисто женской интуицией она, наверное, предчувствовала уже близкую развязку. Здоровье ее быстро ухудшалось, и мысль о том, что ей

предстоит остаться одной, без поддержки, с жестоким и властным мужем, была невыносима. Возможно, она уже догадывалась о его намерениях в отношении Эдгара и понимала, что, хотя денег у Аллана было теперь больше, чем когда-либо, желания оказывать благодеяния он уже не испытывал. Наступили тяжелые времена; конфликт между Джоном Алланом и его воспитанником обострился до предела. Чувствуя, что Эдгару необходимо без промедления уехать из дому и все же не находя в себе сил расстаться с ним так скоро, она решила сопровождать сына в Шарлотсвилл, чтобы помочь ему устроиться в университете.

Как попрощались тогда По и Джон Аллан, мы точно не знаем, однако будем надеяться, что между ними хоть на миг сверкнула искра былой привязанности. Во всяком случае, в наказах и наставлениях с одной стороны и обещаниях с другой недостатка не было. Подали один из недавно купленных Алланом экипажей, нехитрый багаж Эдгара погрузили на запятки и закрепили ремнями, старый кучер Джим взобрался на козлы, и карета, увозившая Эдгара Аллана По и Фрэнсис Аллан, выехала со двора большого дома на Мэйн-стрит. Чернокожий возница вспоминал потом, что и Эдгар, и миссис Аллан казались очень грустными. Было это в феврале 1826 года, накануне дня св. Валентина.

Глядя на проплывавшие мимо дома, Фрэнсис Аллан, возможно, вспомнила, как пятнадцать лет назад она ехала с маленьким сиротой по той же улице в наемном экипаже, и ласково сжала руку Эдгара, сидевшего, как и тогда, подле нее. Себя, во всяком случае, ей не в чем было упрекнуть: она дала ему все, что могла бы дать настоящая мать. То была последняя страница очень важной главы в книге жизни Эдгара По. Щелкал кнут кучера, лошади бодро бежали по дороге на Шарлотсвилл, и вскоре ричмондские башенки и порталы скрылись за заснеженными холмами, и вместе с ними исчезла в дымке невозвратного прошлого юность Эдгара По с ее горестями и радостями, с путешествиями и приключениями, с первым чувством любви, с "Еленой", Эльмирой и Зачарованным садом.