Эдгар По (биография) - Эдгар По

В бытность свою в университете По поклонялся Бахусу достаточно редко, и побуждали его к тому обстоятельства, воздействия которых избежал мало кто из его однокашников. Во-первых, употребление вина было одним из обычаев того времени, и дань ему в университете платили щедро и охотно. Кроме того, По был, видимо, не чужд известной бравады, свойственной многим в его возрасте, когда так не терпится доказать всему миру, что ты "настоящий мужчина". Да и вообще, По, видимо, претендовал на роль молодого светского льва, ибо уже успел повидать мир, был родом из "столичного города", каковым южане считали Ричмонд, и, ко всему прочему, "богатым наследником". И поэтому он стремился соответствовать идеалу блестящего джентльмена, который, как ему казалось, видели в нем товарищи. Наконец, и это, наверное, главное, вино помогало хотя бы на время отогнать тяжелые думы и забыться, оно будоражило кровь и прибавляло уверенности в себе, даже в малых количествах оказывая на По действие необычайно сильное. Нервы его были столь чувствительны, что один лишь глоток, который в другом вызвал бы не более чем легкое возбуждение, производил поразительную перемену в его речи и поведении. Бокала хватало, чтобы привести его в опьянение; два или три совершенно отуманивали его рассудок; если же возлияния продолжались и дальше, то он очень скоро превращался в живую карикатуру на самого себя, в пародию на гения, в зловещее знамение духовной деградации. Заканчивалось все физическими и душевными муками и угрызениями совести "погибшего", но неизъяснимо остро переживающего свое падение человека. Обо всем этом говорится здесь в предвосхищение событий, случившихся гораздо позднее. В университете он не испытывал еще столь сильной тяги к вину, чтобы она могла отразиться на тогдашней его жизни, однако именно там эта пагубная склонность впервые дала о себе знать.

Но далеко не все свое время обитатель комнаты э 13 посвящал картам и веселым застольям, как стали утверждать с немалой долей преувеличения позднее. Ибо он обладал натурой совсем иного свойства - будь это иначе, двери некогда принадлежавшего ему жилища не украшала бы сегодня бронзовая дощечка с надписью:

Edgar Allan Рое

MDCCCXXVI

Domus parva magni poetae(1)

---------------

(1) Эдгар Аллан По, 1826, Скромное жилище великого поэта (лат.).

Запершись в своей каморке, он проводил долгие часы, погруженный в чтение любимых поэтов - Шелли, Китса, Кольриджа и Вордсворта, - не забывая также и давних своих увлечений - Байрона и Мура. Здесь же начал обретать форму замысел "Тамерлана", за строками которого вставало видение Эльмиры, какой она жила в его мечтах, незримо сопровождая его в скитаниях по диким склонам и долинам Аллегантских гор, - их, очарованный "Кубла Ханом", он назвал "горами Белур Таглай". Но почему же оставались без ответа его письма? Быть может, он уже догадывался о правде?

В мечтах заветных видел я

Ее очей немое изумленье,

Когда немного лет спустя,

(Так сердца страстное томленье

Желаний торопило исполненье),

Она узнает в том, кто славой

Себя покрыл в сражениях кровавых,

(Молву о ком несли по всей земле

Победы, что он в битвах одержал,

Кто, мнилось ей, погиб в огне,

Его сжигавшем, и кто прочь бежал,

О клятвах позабыв и обещаньях,

Их юности питавших упованья),

Ее Алексиса, стремящегося вновь

К подруге дальних дней желанной,

Чтобы, былую воскресив любовь,

Наречь ее супругой Тамерлана.

О да! Он докажет ей свою верность! Ей, которая думает, что он забыл о своих клятвах. Он вернется, когда добудет славу, и сделает ее своей супругой и владычицей покоренных им царств. Как это прекрасно! Сколько в этом юной веры и... наивности! Все великие свершения были еще впереди, а пока его ум жадно впитывал драгоценную мудрость, заключенную во многих и многих старинных томах, давших ему пищу для причудливых фантазий, переполняющих его стихи. Иногда он приоткрывал для друзей занавес, скрывавший этот волшебный мир: "По любил читать из разных поэтов, а также , и свои собственные сочинения, приводившие его друзей в восторг и весьма их развлекавшие; внезапно в нем случалась какая-то перемена - и вот в руке его уже кусочек угля, которым он прямо на наших глазах с необыкновенным искусством рисует на стенах своей комнаты странные и фантастические, а порою и страшные фигуры, поражая нас игрой своего многоликого гения и заставляя задаваться вопросом, кем же он станет в будущей своей жизни - поэтом или художником?" Те, кому довелось тогда слышать По, запомнили его на всю жизнь. Между двумя глотками яблочного пунша, взрывами смеха и неумелых юношеских проклятий, анекдотами о местных кокетках, забавными историями о чудачествах профессоров и рассказом о последней дуэли, По читал что-нибудь из только что написанного, вкладывая всю душу в каждое слово и жест, и голос его, низкий и мелодичный, проникал в самое сердце слушателей; трепетал и колебался огонь свечей, и но стенам метались длинные тени. Потом обменивались мнениями об услышанном. "Однажды По прочел друзьям какой-то очень длинный рассказ, и те, желая над ним подшутить, стали обсуждать достоинства произведения в весьма ироническом духе, заметив, между прочим, что имя героя - Гаффи - встречается в тексте слишком часто. Гордость его не могла снести столь откровенной насмешки, и в приступе гнева он, прежде чем ему успели помешать, швырнул рукопись в пылающий камин; так был утрачен рассказ незаурядных достоинств и, в отличие от других его сочинений, очень забавный и напрочь лишенный обычного сумрачного колорита и печальных рассуждений, сливающихся в сплошной непроницаемый мрак". С того дня в ближайшем его окружении за ним надолго закрепилось прозвище Гаффи, которое никогда не доставляло ему особого удовольствия. Что ж, как и следовало ожидать, гордый Алексис, которому суждено было вернуться обласканным славой победоносным героем, превратился в Гаффи! Кличка эта перекочевала вслед за ним в Вест-Пойнт, однако звучит она необидно и есть в ней даже что-то ласковое - друзья, должно быть, любили По. "Каким бы ни стал он в последующие годы, - говорит один из его университетских однокашников, - в университете он был, насколько позволял его своевольный нрав,

верным и добрым товарищем. В ту пору в нем не было и тени неискренности".

Невзирая на все соблазны и сумасбродства студенческих дней, то было время, когда на благодатную почву упали семена, давшие потом великолепные исходы. Быть может, не кто иной, как влюбленный в географию и историю профессор Лонг впервые пробудил в По интерес к диковинным обычаям и экзотической природе дальних стран, детальное знание которых он впоследствии обнаруживал, и страсть к изысканиям в самых неожиданных областях, откуда им почерпнут материал для многих произведений, написанных в стиле "фантастического реализма", которым он столь искусно владел. Не мог не привлекать его и профессор Такер, умевший прикосновением волшебной палочки воображения вдохнуть жизнь даже в сухие статистические таблицы и демографические трактаты - как раз в то время он писал рассказ "Путешествие на Луну", выдержанный в манере, из которой его ученик кое-что позаимствовал для своих новелл "История с воздушным шаром", "Необыкновенные Приключения некоего Ганса Пфааля" и других подобных вещей. Нередко бывая в домах своих профессоров, По, наверное, имел возможность обсудить с ними и такую проблему, как полет на Луну. Тема необычайно его занимала, и говорить об этом он готов был до бесконечности. Китс тосковал о Луне точно ребенок. Эдгар По, в ком поэтический талант сочетался со знанием математики, воображал, что уже ее достиг.