Отряд - Андрей Посняков

- Государь… - обернувшись по сторонам, Митрий понизил голос. - Слышь, Иване… Все спросить хочу - не решаюсь… - Парень замялся.

- О грамотах? - понятливо усмехнулся Иван. - Тех, что из монастыря Сен-Мишель выкрали… Дмитрий говорил - фальшивые они, помнишь?

- Угу… А если… - Митька еще раз оглянулся и говорил уже так, что было еле слышно слова.

- А если не фальшивые? - Молодой дворянин чуть приподнялся в стременах, улыбнулся. - И что с того, Митька? Теперь-то какая разница? Дмитрий-то уже коронован! Законный государь. И что с того, что, может, обман все и прав он на престол никаких не имел? Что, у Бориса Годунова большие права были? Но ведь царствовал же, и не так уж плохо… просто не повезло ему. А Дмитрий, мне кажется, не самый плохой царь, правда, не без недостатков. Да ведь один Бог безгрешен! Дмитрий же старается править по чести. В приказах порядок навел, жалобы людские самолично - два раза на седмице - разбирает, со всеми запросто - ну, это ты и сам знаешь. Университет собирается открыть - так что мы с тобой, Митрий, скоро московскую Сорбонну увидим! Ну, расточителен, правда, и не без щегольства… И по девкам… Помнишь, я рассказывал, он с князем Михайлой в лупанар, в кибитки приезжал к веселым девкам? Да разве ж то большой грех? Тем более молод государь, не женат. Ты французских королей вспомни! У каждого, окромя жены, еще с десяток любовниц, а то и больше! И все об том знают, и ничего, еще больше своего государя любят.

- Не забывай, у них вера другая, - возразил Митрий. - Да и привык народ русский, что государь - навроде Господа Бога. А значит, святым должен быть, безгрешным. Иначе не примут… Вот и Дмитрий… После обеда не спит, обычаи православные нарушает… Что с того, что хороший царь? И в самом деле, хороший, да вот только, кажется, не воспримет его люд московский. Царь царем должен быть - жестоким, кровожадным, чтоб все боялись!

Иван вздохнул:

- То верно. Жаль, не знаем мы других стран обычаев. Отринули в благоглупой своей гордыне: мы, дескать, Третий Рим, а остальные все нам и в подметки не годятся. Нет чтоб чему доброму поучиться - не грех ведь и в России университеты открыть, Академию Наук даже! О том и государь неоднократно боярам говаривал, невежеством упрекая!

- Зато они его и терпеть не могут… Говорят, латынянам продался.

- Говорить все можно… Глазам своим верь - не слухам. Ну, костел разрешил, так ведь католиков на Москве много, должны ж они где-то молиться? Вон лютерские немцы храм выстроили, а католики чем хуже? А что в католическую веру народ русский будут переводить - то ложь несусветная, к тому ж и неумная. Дмитрий что же - совсем без мозгов, задумать такое? Ну, деньги из казны тратит, оно, конечно… Казакам да наемникам заплатил честно - до сих пор все пропить не могут. А вот города русского ни одного никому не отдал! Даже крепостицы малой… А говорили… Нет, Митрий, я так мыслю - не самый плохой государь Дмитрий, даже получше многих! И мысли у него правильные. А что щеголь да бабник… Так ты Анри французского вспомни!

- Да, - Митрий кивнул. - Непросто сейчас государю. Трон занял недавно - ни с кем нельзя ссориться - ни с наемниками, ни с казаками, особливо - с боярами, их он зря раздражает.

- Да не раздражает… Вон и Шуйских простил, и всех, кто при Борисе в опале был, из ссылок вернул… Думаю - зря, наверное. Чиновную сволочь прижал - молодец, а вот с боярами-то потруднее будет.

- Эвон, смотри-ка! - Митрий кивнул вперед, на мчащегося во весь опор всадника в красном польском кунтуше с золоченым шнуром. Парни едва успели отвернуть лошадей… А всадник вдруг взвил коня на дыбы, обернулся:

- А! Эвон кто тут ездит!

- Государь! - разом прошептали приятели и от неожиданности поклонились на французский манер - не слезая с коней, лишь сняли шапки.

- Вот, правильно! - улыбнулся Дмитрий. - А то надоело уже: куда ни придешь, все в ноги кидаются да лбом об землю бьются. Прям ужас один! Дикие какие-то люди… И эвон… - Он с силой ударил ногой в забор, отчего сразу же повсюду залаяли псы. - Оград настроили, собак завели - не подойди, не сунься! Святая Богородица дева, как же я ненавижу эти московитские заборы! Кажется, здесь повсюду они, повсюду - и на улицах, и в сердцах, и в душах. Разрушил бы, приказал… да понимаю - рано. Порядок в городе нужно установить, всех лиходеев, разбойников выловить - да на далекие севера, в Югру, в Пермь, повыслать. Вот, кстати, как Земский двор себя чувствует?

- Да ничего, государь, - друзья опять поклонились. - Служим.

- Ошкуя поймали? Что удивляетесь? О том уж вся Москва давно судачит.

- Э… ловим, государь.

- Долго, парни, долго! Смотрите, ужо, не пожалую… Не посмотрю на знакомство… Ох эти заборы! - Дмитрий вдруг застонал и обхватил голову руками. - Ох эти души московские… Закоснели в чванстве своем, и переделать их - никакой жизни не хватит.

- Главное начать, государь, - негромко произнес Митрий.

- Что ты сказал? - Царь вскинул глаза и вдруг улыбнулся. - Ах да, начать… Ну, конечно, кто же, если не я?

Дмитрий, казалось, смеялся, но темно-голубые глаза его смотрели серьезно, строго.

- Вы ловите, ловите ошкуя-то, - поворачивая коня, напомнил он. - Я Овдееву накажу, чтоб каждодневно докладывал. Ну и прочий лихой люд забывать не надо - разбойников, прохиндеев, мошенников. Целыми шайками уже на Москве орудуют и живут, говорят, припеваючи. Выловить и пересажать! - Царь нервно махнул рукой. - Всех! Впрочем, это не вам, начальникам вашим заданье. Эх… День-то какой славный! И солнышко, и не жарко. И чего безлюдно так? Спят все, что ли?

Иван улыбнулся:

- Вестимо, государь, спят. Как же не поспать после обеда?

- Хм, спят они… - Дмитрий презрительно усмехнулся. - А вы что же не спите?

- А у нас дел невпроворот, некогда.

Царь вдруг расхохотался:

- Вот и мне некогда. А все остальные, видать, все успевают… Либо ни к чему не стремятся. А потом жалуются - бедно, мол, живем, обнищали все, подачек от государства просят. Эх, приучил Годунов! А вы не спите, а пошевеливайтесь - тогда только из нищеты и выберетесь… Ну, погодите! - повернувшись в седле, Дмитрий погрозил плеткой заборам. - Дайте срок, ужо расшевелю ваше сонное царство! И заборы сроете, и клумбы-цветники разобьете, и детей в университеты отправите… а то и за границу. Вот, кстати, вы ж, кажется, в Сорбонне учились?

- Да, государь.

- Вот и заходите ко мне, скажем… ммм… на той неделе! Поговорим. А пока - прощайте, некогда с вами.

Стегнув коня плетью, царь ускакал, разбрызгивая грязь по заборам. А приятели, переглянувшись, подозвали пробегавшего мимо парнишку:

- Эй, паря, где тут хоромы Гермогена Ртищева?

- Это парсунника-то? - ковыряя в носу, переспросил мальчишка. - А эвон, где ворота нараспашку. Вы заходите без опаски - собаки там нет… Зато есть сторож с пищалью, коль с воровством каким пришли - выпалит! - Парень с уважением покачал головой. - Третьего дня Петруху Драчливы Руки прострелил насквозь. Так и помер Петруха-то, кончился. А хотел, вишь ты, дровишек украсть да пропить. Не наш он был, Петруха-то, с Остоженки, наши-то все Гермогена-парсунника знают - уж никто за ворота не сунется. Да и брать у него нечего - злата-серебра не нажил, все на парсуны свои извел.

- На парсуны… - задумчиво повторил Митька. - Знать, хороший человек Гермоген. Художник!

«Хороший человек» проживал в хоромах небольших, но славных, из аккуратно рубленных в лапу тесаных бревен. Две избы на подклете соединялись переходом - сенями, к которым было пристроено высокое резное крыльцо с галереей, к сеням же примыкала и высокая - в три этажа - повалуша, или светлицы, как ее называли по-новому. Кому спальня, кому крепость, а здесь, судя по большим стрельчатым окнам, - художественная мастерская. Все строения были крыты дорогим смоленым тесом, более дешевая дранка использовалась лишь для амбара и бани. Во дворе чисто, чинно, никакой живности - гусей, кур, уток - не видать, как и не слышно, чтобы где мычали коровы либо блеяли овцы.

- Кто такие, зачем? - Едва приятели заглянули во двор, сидевший на галерее седенький мужичок без лишних слов наставил на них длинный ствол увесистого, узорчато изукрашенного ружья - мушкета - с недешевым кремневым замком.

- Иван Леоньтев сын с Дмитрием, приказу Земского служилые люди, к господину Гермогену Ртищеву по важному делу.

- Господин Гермоген давно уже не принимает никого ни по каким делам, - улыбнувшись, поведал сторож. Он говорил по-русски довольно чисто, но все равно чувствовалось, что это не был его родной язык. И борода не русская - небольшая, аккуратно подстриженная, остренькая, - да и одет в короткий польский кафтан.

- Не принимает? - усмехнулся Иван. - А ты, мил человек, передай, что мы служили с его покойным братом, думным дворянином Андреем Петровичем!

- Вы - люди Андрея Петровича?! - положив на лавку пищаль, изумился старик. - И - по важному делу?

- По важнейшему!