И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

– А бежали, как я погляжу, из шатра доктора, да? – комиссар своим орлиным взглядом стал рассматривать лицо Иштвана.

– Т-так точно, вы правы…я хотел взять средство какое-нибудь от боли в голове. Однако доктора Скотта не оказалось на месте…и…

Иштван запнулся. Сказать правду нельзя было, иначе комиссар пойдет проверять, а потом может вообще закрыть цирк, как лицо, находящееся на службе в полиции. Но солгать чего-нибудь правдоподобного тоже не получилось бы – вся фантазия вмиг куда-то делась.

– И? – подхватил Обье. – Я слушаю вас, продолжайте.

– И…и я побежал к себе, чтобы успеть взять деньги… – не поняв, что вообще сказал, произнес Иштван.

– Вот как? – удивился комиссар. – С вас за медицинские процедуры и выдачу лекарств берут плату?

– Нет! Вы что, месье! – возразил Иштван. – Просто я не успел вовремя заплатить ежемесячный взнос на содержание лазарета.

– Да? Так давайте вместе сходим, – сказал Обье и только сейчас поднял с земли свою трость, которую обронил при столкновении с Иштваном. – Мы проверим, там ли доктор, или же его нет на рабочем месте.

– Нет! – опять возразил Иштван. – Его там точно нет!

– В таком случае, – ехидно подметил Обье, – зачем вам успевать за деньгами, чтобы заплатить положенный взнос, когда доктора нет на месте, а до закрытия его шатра осталось, насколько мне помнится, – он достал часы и посмотрел на время, – всего десять минут? Признайтесь, что обманули меня и солгали, сударь, и мы забудем об этом.

Иштван с отчаянием понял, что только это и оставалось сделать. Вздымая грудью от яростных вздохов, он схватил Обье за руку, чем несказанно его изумил, после чего наклонился и громко промолвил:

– Месье комиссар, молю, простите меня! Я солгал вам, но не хотел этого!

– Хм, когда вы напуганы, то совершенно не похожи на того Иштвана Золле, что готов лезть хоть на баррикады ради защиты интересов цирка, – сказал Обье и усмехнулся. – Пойдемте со мной, сударь. Время еще не предполагает сна, так что прогуляемся.

Не имея морального права отказаться, Иштван безмолвно последовал за комиссаром. Вечерняя трель птиц сопровождала их в прогулке. Окончательно высохшая дорога более не являлась препятствием для передвижения людей. Комиссар Обье шел очень уверенно, вглядываясь в каждую деталь, что мог заметить. Трость для него служила больше предметом декора, нежели инструментом опоры. Он шел и размахивал ей после каждого удара о землю. Иштван же шел по правую руку от него и старался подражать комиссару в его увлечении все примечать и разглядывать. Он даже позабыл о том, что увидел несколько минут назад в шатре доктора Скотта. Вместо этого мысли Иштвана были заняты другим. В частности, его интересовали одновременно два вопроса, казалось, совершенно друг с другом несовместимые. Первый – почему комиссар ходит без охраны или какого другого сопровождения? А второй – когда успела перестать болеть голова? Ни на один из этих вопросов ответа он не нашел, однако не выпускал их из чертога мыслей до самого окончания прогулки. Третьим же вопросом была вся сложившаяся ситуация. Только пройдя несколько метров, Иштван начал задумываться, почему так по-детски извинялся перед комиссаром. Подобного за собой он никогда не замечал. Может, от волнения, может – из-за страха, а может – от всего сразу. Размышления его прервал Обье, обратившийся к нему с вопросом:

– Скажите мне, Иштван, как долго вы служите в цирке?

– Странный вопрос, должен признать, – сказал Иштван и засунул руки в карманы, готовясь к длительной беседе. – Десять лет как уж миновало. Исполнилось мне восемнадцать – так я сразу в цирке и оказался. Вот – до сих пор живу здесь.

– Как же вы сюда попали?

– Да почти так же, как и все артисты первого класса, – угрюмо ответил Иштван. – Сеньер меня забрал. Тогда «Парадиз» находился с гастролями в Пеште, а я прислуживал в местной богадельне – развлекал инвалидов и стариков своими акробатическими способностями. Однажды мне довелось оказаться на уличном выступлении циркачей, что летом и поздней весной очень часто бывало, и увидеть, как чудесно выступали акробаты. Я загорелся желанием попасть в цирк, но понимал, что не могу этого сделать. Семья моя была бедна, отец получал мизерное жалование, а мать ухаживала за больным братом. Но, как любили тогда говорить, Господь сам разыскал меня… В какой-то из дней к нам домой пришел очень богато одетый старик с охраной из двух здоровяков. Он представился управляющим делами цирка «Парадиз» и предложил мне присоединиться к труппе. Я не понимал сначала, откуда ему стало известно обо мне. Но позже выяснилось, что директор богадельни, зная о моих талантах, съездил в цирк и переговорил с Сеньером, чтобы тот меня забрал. Как вы могли уже догадаться, месье, к нам домой приехал Мишель Буайяр. Он пообещал мне большое жалование, часть которого я смогу отсылать семье. Не думая более ни о чем, я согласился и поехал с ним. С тех пор семьи я не видел, однако каждые три месяца отсылаю им по шесть тысяч франков, которые они уже обменивают на гульдены.

– Очень интересная история, сударь, – сказал Обье. – И вот, за эти десять лет, вы когда-нибудь обращали внимание на природу, что окружает вас постоянно? Что мчится вместе с вами, когда вы путешествуете на поезде, что пробуждается с приходом весны, и засыпает с приходом зимы?

– А как это связано с обстоятельствами моего попадания в цирк? – поинтересовался Иштван.

Обье остановился. Иштван с глазами, полными непонимания, сделал то же самое.

– Вот посмотрите – сейчас вечер, а вскоре наступит прекрасная ночь, – восторженно произнес комиссар, указывая тростью то в небо, то на деревья, то в никуда. – Ночь, как самое лучшее зеркало, показывает нам наши страхи и недостатки. А времена года, как жизненные циклы, постоянно меняются. Но отличие времен года от циклов нашей жизни в том, что циклы всегда разные, а времена года – всегда остаются такими же, как и всегда. Зима остается зимой, а лето – остается летом. Так что же я хочу сказать…А! Влияние внешних факторов на человека способно пролить свет на его личность. Вот, например, вы, сударь, оказались на самом деле весьма трусливым человеком, раз испугались сообщить мне правду о докторе Скотте. А меж тем мне давно известно, что он использует людей, совершивших тяжелые проступки, в качестве испытуемых для новых лекарств.

Иштвана объял смертельный ужас. Сейчас они были одни, посреди безлюдной «квартальной» кольцевой (дороги, что соединяла между собой почти все «кварталы» цирка, за исключением «квартала» уродов и «квартала» со зверьми), к тому же поздним вечером. Что