Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

– Кто такой Квинтана, Чарли?

– Никто. Просто человек. Никто.

– Чарли, с тобой творится что-то страшное.

– Заткнись, Бренда. Дай мне спать.

Молчание.

– О Боже.

– Ну, Чарли. Иди ко мне.

– Обними меня.

– Не плачь.

Молчание.

Они стояли рядом с еврейским магазином, выжидая, пока посетительница не рассмотрит всю кухонную технику. Наконец, она ушла, ничего не купив. И тогда Нокс с Эрни Бушером вошли внутрь.

– Мистер Капп, – сказал Эрни, – я пришел за моим диваном и набором кресел. Мы с другом уже подогнали грузовик.

Каппу было за шестьдесят. Когда он чему-либо удивлялся, его лицо покрывалось сетью глубоких морщин.

– Набор кресел, говорите? Будьте добры, напомните вашу фамилию.

– Бушер, – сказал Эрни. И произнес ее по буквам. – Вы сказали, что к сегодняшнему дню все будет готово.

– К сегодняшнему? В субботу? У нас не бывает доставки в субботу. Вы уверены, что мы говорили о субботе?

– Ну, ну, Капп, – произнес Эрни на октаву ниже. – Кончай свои еврейские штучки. Я заплатил тебе, ты сказал сегодня, так что гони мебель.

Глаза Эрни сузились, на лице заиграли желваки, он сжал руку в кулак, потом разжал ее и сжал снова. Эрни был непредсказуем, он слишком торопился.

Пархатый занервничал.

– Дайте мне минутку, я проверю книгу заказов. Когда вы оплачивали покупку?

– Не морочь мне голову, жидовская морда, гони мебель, пока я тебе кишки в спину не втоптал!

Капп начал бормотать что-то насчет ненужных оскорблений, но Эрни уже не надо было подогревать. Для партийного расследования уже хватало, все записывалось на диктофон. И когда Капп поднял правую руку, чтобы укоризненно покачать пальцем, Эрни перехватил его руку и сломал палец. Для Нокса все происходило слишком быстро, но раз уж началось, так началось.

– Попробуй только выстрелить в моего друга, ты, жидовский сучий потрох, – сказал он очень громко и отчетливо, чтобы диктофон зафиксировал каждый звук, – а как тебе такое угощение?

Одним движением он выдернул цепь, заправленную в брюки вместо пояса и с размаха хлестнул Каппа по плечам. Заточенные звенья цепи рассекли одежду и кожу Каппа. Старик завопил, и Эрни отступил на шаг, чтобы не мешать Ноксу.

Нокс ощутил внезапную радость от своей миссии, но цепь была слишком обезличенной для такой игры. Он двинулся на маленького еврейчика с кулаками.

Эрни Бушер швырнул стол в витрину. Стол вылетел на улицу. Нокс схватил еврея за горло и придавил к стене. Тот барабанил каблуками по стене, не доставая ногами до пола. Размеренно, словно работая с мешком в спортзале, Нокс начал обрабатывать лицо Каппа: правая скула, нос, левая скула, нос, челюсть, нос – вот, нос уже сломался – левая скула, правая скула, нос, нос, нос. При звуке разлетевшейся вдребезги витрины люди на улице принялись разбегаться.

Они облили керосином столики и кушетки, свалили стулья в самом центре магазина и крикнули Уотсону, чтобы тот тащил напалмовые гранаты.

– Нокс, закругляйся! – заорал Эрни. Нокс нанес два последних удара по изувеченному лицу Каппа, потом взвалил низенького жиденыша на плечо и понес его к горе раскуроченной мебели в центре магазина. Он сбросил его с плеча, и Капп упал прямо на край разбитого стола. Позвоночник старика хрустнул, точь-в-точь как расколовшаяся фанера.

Нокс выбежал на улицу к остальным. Уотсон вручил ему напалмовую гранату, потому что это все-таки была миссия Нокса, и Нокс, выдернув запал, швырнул гранату в проем разбитой витрины.

Они перешли на другую сторону улицы и, когда волна жара выхлестнула наружу, отвернулись, защищая глаза. Жар накатил, как сирокко, за ним налетела ударная волна, и все, что было в магазине, включая Каппа, ошметками вылетело через витринный проем. Следом за этой шрапнелью вырвались языки пламени, и все здание взлетело на воздух.

– Черт! – выругался Нокс. Кусок стекла поранил ему руку. – Черт дери!

Чарли Нокс. Человек, который.

Не задает себе лишних вопросов.

Даже если бы и мог, не стал бы задавать. Но он не может. Об этом позаботились. Он не может. Он даже не знает. Что они существуют.

Эти вопросы. И другие вещи в том числе.

Тренировка очень важна для Чарли Нокса. Для Нокса тренировка – это важно. Всегда быть в форме. Быть жестким. Потому что.

Это значит.

Выжить. А иногда чтобы выжить, надо быть жестоким.

Слабость убивает.

И тогда приходят люди в черном и…

Нет.

Их не бывает. Они сон. Они наваждение. Они чувство вины. Они фантомы. Их не бывает. Этих людей в черном, когда разверзается небо, и они входят.

Нет.

Подумай об этом. Нет.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Как?

– Ты знаешь как!

– Тебе показалось.

– Ты все время это делаешь, все время.

– Ничего я не делаю. Заткнись.

– Ты никогда со мной так не говорил.

– Я говорю, как говорил всегда.

– Нет. Ты стал другим. Ты изменился, изменился!

– Заткнись.

– Ты сейчас словно животное, Чарли. Я боюсь тебя.

– Может, это и было нужно. Чтобы ты боялась. Может, это привело бы тебя в чувство.

– О чем ты говоришь?!

– Не ори на меня, а то я могу и врезать.

– Чарли, милый, что ты делаешь? Ты пугаешь меня.

– Не плачь. Извини. Ради Бога, извини. Просто… В подразделении будет очередная чистка.

– Но я-то здесь при чем?

Молчание.

– Чарли?

– Ничего. Прекрати плакать.

– Ты меня любишь?

Том Беквит был лучшим другом Нокса. Они вместе вступили в Партию, их жены постоянно обменивались своими секретами, их дети ходили в походы к периметру. Беквит ненавидел эту жизнь с бесконечной, тупой и бессмысленной работой на конвейере, идиотскими игровыми шоу на головидении, нашивки на рукавах за героизм и убогую ненависть ко всему чужому. Тед Беквит был членом подпольной группировки. Он старался не выдать себя, не показать ненависть ко всему, чем стал Нокс. Раньше Том думал, что когда-нибудь Нокс присоединится к ним. Они прогуляются у периметра, и он все расскажет Ноксу.

– В жизни должно быть нечто большее, чем митинги, тренировки и молебны о здоровье Президента, – сказал бы он Ноксу в тот день. – Должно быть. Мир не ограничен тем, что мы видим здесь, Чарли.

Вот это он и сказал бы Ноксу в тот день. Однако Нокс начал меняться, еще до той ночи, когда он прикончил этого черного бедолагу. Задолго до того. Но в ночь рейда темп перемен ускорился. И теперь вся эта история с Квинтом. Тоже ведь бедолага – он ни с кем и ни с чем не был связан. Просто оказался слишком нерасторопным, чтобы угнаться за конвейером. Но тогда это уже был новый Нокс, который менялся на глазах.

И теперь Беквит знал, что Нокс стал одним