Операция «Гадюка» - Кир Булычев

Телега стучала все быстрее, разгоняясь по Воробьевке, а Пыркин остановился с поднятой рукой.

— Заходи! Выпьем! — кричал он. Потом закашлялся.

Вдруг снова побежал, забыл спросить что-то важное.

— Как Егорка? — услышала она. — Скоро к нам?

— Скоро! — откликнулась Люся. — Очень скоро.

«Он приедет, скоро приедет», — думала она, стараясь не смотреть по сторонам и не видеть редких голых стволов, домов, населенных призраками, серого текучего неба, вечно грозящего несбывшимся дождем.

Навстречу проехал велосипедист, но даже не посмотрел в их сторону. Впереди показался спуск к мосту Окружной дороги.

Люся молчала, зябла. Над головой вели разговор Кюхельбекер с Веней, и Кюхельбекер, как старожил ада, был доволен ролью Вергилия. Ему даже доставляло удовольствие поддразнивать Веню.

— Я понимаю вас, — гудел Кюхельбекер, — в последние дни на том, верхнем свете вы были слишком заняты подготовкой — скорей, скорей… А ваша болезнь в самом деле неизлечима?

— Сейчас не место и не время! — вдруг грозно сказал Веня в лучших традициях Дворянского собрания.

— Вы правы, — мирно согласился Кюхельбекер, — я только хотел подчеркнуть, что коли ваша болезнь так неизлечима, то любая дыра лучше, чем ваш дворец, если в ней можно остаться живым. Вы похожи на смертника, которому только что заменили казнь пожизненным заключением и он идет по коридору к своей новой камере, как на курорт в Мариенбаде…

— Ничего подобного! — сопротивлялся Веня. — Я как хочу, так и решаю!

— Но когда вы входите в камеру, где вам предстоит провести остаток жизни, и видите плохо покрашенные стены, вонючую парашу и тараканов, то вам кажется — лучше уж было кончить жизнь сразу, чем тянуть ее здесь.

— Да помолчи ты! — взвился Веня.

Кюхельбекер вздохнул — видно, решал, как ему реагировать на окрик Малкина. Потом сказал:

— Я мог бы наказать вас, потому что кричать на канцлера суверенного государства недопустимо, тем более что вся ваша дальнейшая жизнь зависит от моего расположения или гнева. Но я решил, что не буду вас наказывать, потому что вы — представитель творческой интеллигенции. У вас разболтаны нервы и никуда не годится психика.

Веня не отвечал.

Спина его была согнута, плечи подняты, словно он прятался от ударов. Он не смотрел по сторонам.

— Ох, как нелегко ему будет здесь, — прошептал Леонид Моисеевич Люсе на ухо, словно она была своей, родной и ей можно было довериться. А ведь она такая же, как Веня, только, может, без болезни. А какая у него болезнь? Люся не знала об этом. У кого спросить? А вдруг он услышит? Получится неловко.

Путешествие до площади Киевского вокзала заняло более получаса. Велосипедисты утомились, два раза останавливались отдохнуть. Веня спросил Кюхельбекера, а есть ли здесь автомобили. Получив отрицательный ответ, совсем увял.

На площади у вокзала почти ничего не изменилось. Только неподалеку от обгорелого столба она увидела еще два таких же. Значит, казни продолжаются.

На ступеньках у входа в вокзал стояли несколько человек. Впереди пожилой мальчик с гитарой.

Когда телега, развернувшись, остановилась перед ступенями, пожилой мальчик ударил по струнам и завопил старую песню:

— «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше…»

— «…Ты услышишь, ты услышишь, как веселый барабанщик…» — подхватили остальные.

Зрелище было удручающим, хотя Люсе эти певцы были знакомы с прошлого раза. И она догадалась, что они встречают коллегу, о котором слышали, что он знаменит. А может, кто-нибудь из них успел в предыдущем мире послушать Веню.

— Вылезайте и раздавайте автографы, — посоветовал Кюхельбекер Малкину, перекрывая общий шум.

— Это ко мне? — спросил Веня. И на глазах ожил. Он был вампиром, который питается шумом аплодисментов.

— Наконец-то у вас есть поклонники и в лепрозории, — сказал Кюхельбекер, первым спрыгивая с телеги.

— Он бывает груб, — сказал Леонид Моисеевич.

Доктор хотел помочь Люсе, но она его опередила.

Люся услышала, как один из них сказал, его голос прогудел из-под слишком большой каски:

— Курить хочется, сил нет. Жизнь прошла, а курить хочется.

Певцы оборвали балладу и кинулись жать руку Вене. Толстая девица, закутанная в невероятных размеров павловский платок, протянула ему букет сухих веточек.

— Чем богаты, тем и рады.

Остальные принялись хлопать в ладоши.

Веня принял веточки, улыбался, кланялся, словно сошел со сцены во Дворце съездов.

— Может, сначала доктор вас осмотрит? — спросил Кюхельбекер.

— Только не это! Я же специально убежал от докторов! Я хочу быть молодым и здоровым! — отмахнулся Веня.

Поклонники хлопали в ладоши, а Леонид Моисеевич тихо произнес:

— Ах, как он заблуждается! Ведь боль тоже не знает времени — она может быть вечной. Знаете, что любопытно? Именно на этом построена концепция ада.

— Голова все время кружится, — сказала Люся и оперлась на руку доктора.

— Молодой человек! — закричал Леонид Моисеевич. — Товарищ Малкин! На минутку!

— Что еще?

Веня остановился и настороженно полуобернулся, словно почувствовал неладное.

— Скажите, чем вы отравили Люсю?

— Кого? Ах, эту девочку? Ума не приложу. Спросите у Пронькина. Это мой директор.

И он скрылся в дверях.

— Я думаю, что он и в самом деле ничего не знает.

Кюхельбекер потянулся, как после уютного сна, и сказал:

— Я предупрежу его величество о вашем приезде. А вы подождите там… в зале ожидания.

Затем он обернулся к велосипедистам и велел одному из них отнести на кухню ящик с припасами, привезенными с Земли.

Люся подумала было, что велосипедист и украсть может… И тут же ее охватил ужас: «Ведь им, велосипедистам, как и всем прочим, здесь еда не нужна. Им плевать на бананы. Бананы — это прихоть императора, воображающего, что он может продлить свою настоящую жизнь… А так вот пройдет неделя, другая, и мне тоже станет все равно, есть или не есть, спать или не спать… Я стою сейчас здесь, как человек, которому поставили диагноз, смертельный диагноз, но опухоль или язва во мне еще не болит, она существует, но заболит завтра, и ничем нельзя ее остановить, умалить, отсрочить… Только бы Егор, Егорушка… А что, если он и не знает, что я здесь? Может, он думает, что я уехала куда-то? Или мать не отдала ему записку? Ну не увидел он зова о помощи! Это вероятнее, чем его появление здесь».